Мысленно похвалил себя за то, что в свое время усердно изучал язык и никогда не прерывал занятия английским — читал, слушал радио.

— С вами говорит главный редактор американского журнала «Нейшнел Джеографик» Билл Гаррет по поручению президента Географического общества. Наш журнал намеревается посвятить один из номеров современному положению арктических народов мира, и в качестве одного из авторов мы выбрали вас. Мы знаем и ценим ваш талант, и наш президент уверен, что лучше вас никто не напишет ту часть большого материала, которая будет описывать жизнь народов Арктики России от Кольского полуострова до Чукотки… Я бы хотел знать, когда вы предполагаете быть в Москве или Ленинграде с тем, чтобы сотрудник нашего журнала приехал и окончательно договорился с вами обо всех деталях. В настоящее время наш президент хотел бы знать о вашем принципиальном согласии.

Гэмо изредка держал в руках эти желтые компактные номера всемирно известного и популярнейшего географического журнала и, разумеется, считал для себя большой честью напечататься в издании, которое расходилось по всему миру миллионным тиражом.

— Я согласен, господин Гаррет.

— Прекрасно, что вы скажете насчет марта? Сумеете к этому времени вернуться в Ленинград?

— Я собираюсь уехать отсюда через две недели.

— Мы вам позвоним еще в Ленинград и окончательно уточним время встречи.

Гэмо положил трубку и услышал от жены:

— Это действительно президент?

Гэмо молча кивнул.

— Ты, конечно, неплохо говорил по-английски, — заметила она, — но запинался… Интересно, что ему нужно от тебя? Почему он позвонил сюда?

— В Москве сейчас ночь, — весело ответил Гэмо, — а на Чукотке уже утро. Вот он и решил — позвоню-ка я Юрию Гэмо!

— Ты все шутишь, — немного обиделась Валентина.

Гэмо рассказал о содержании разговора:

— Возвращаемся в Ленинград. Поездка будет серьезная, надо подготовиться, кое-что почитать…

Обычно они завтракали в маленькой кухоньке, из окна которой открывался чудесный вид на заснеженную бухту, на вмерзшие в лед, оставшиеся зимовать корабли, на противоположный берег, где когда-то жили эскимосы, переселившиеся в конце двадцатых годов на остров Врангеля. Сегодня на месте древних жилищ стояли окрашенные желто-белой краской пятиэтажные панельные дома.

Требовательный телефонный звонок нарушил мирную трапезу.

— Опять Америка? — испуганно спросила Валентина.

Это был первый секретарь райкома Сергей Иванович Черпанов.

— Мы тут собрались на рыбалку на озеро Эсгихет, — сказал он. — Приглашаем вас.

Это был первый случай за все годы, чтобы первый секретарь райкома пригласил Гэмо на рыбалку. Обычно компаньонами Черпанова были представитель районного КГБ и главный механик Гидрографической базы.

— Мы сами подъедем к вашему дому, выходите через час.

Райкомовский вездеход был специально оборудован для дальних путешествий. Изнутри выстлан оленьими шкурами и шерстяными коврами. К крыше приторочен складной столик, и звукоизоляция усилена специальными прокладками. Кроме Черпанова в машине находился районный кагебешник, майор Купченко, хотя и носивший украинскую фамилию, однако считавший себя чукчей, так как вырос и воспитывался в яранге своего деда, знаменитого охотника с мыса Северного. Оба начальника подчеркнуто уважительно поздоровались с Гэмо.

Озеро Эсгихет находилось совсем недалеко от портового поселка, за аэродромом. Оттуда снабжалась водопроводная система поселка и порта. Вода в озере кристально чистая, а из кранов почему-то капала ржавая. Объясняли это тем, что вода настолько насыщена кислородом, что разъедает стальные стенки труб.

Прозрачный лед позволял вблизи берега рассмотреть дно и медленно, царственно плывущих хариусов. Шофер пробурил несколько лунок, и принялись за ловлю. Особенно везло майору Купченко. Через полчаса у его ног, обутых в теплые унты, застыли три великолепные рыбины. Тем временем шофер разжег два походных примуса и поставил на один чайник со свежей чистой водой из озера, а на второй — уху.

Гэмо подцепил одну рыбину, но довольно большую. Он предложил ее для ухи или строганины, но Черпанов сказал:

— Эту заберите домой, для Валентины Петровны…

Когда продрогшие рыбаки подошли к вездеходу, они увидели в глубине кабины роскошно сервированный стол. На закуску — кетовая икра, соленые лососевые пупки, датская ветчина в банке, маринованные овощи.

Владимир Купченко сделал широкий жест, приглашая Гэмо занять место.

Строганина заполняла светло-розовыми стружками эмалированный тазик. Из прикрытого, во избежание быстрого остывания, котелка доносился дух вкуснейшей ухи. Само собой, на столе стояли бутылки с водкой, коньяком и минеральная вода.

Когда все уселись за столик, секретарь райкома вопросительно посмотрел на Гэмо.

— Ради такой закуски можно и нарушить…

Чокнулись, выпили, принялись закусывать, налегая больше на строганину. Шофер Володя приготовил специальный томатно-перечный соус, называемый «маканиной»: в нее макали просвечивающие мерзлые пластины рыбы.

Перед ухой налили по второй, но Гэмо отказался:

— Валентина наказала мне вернуться трезвым, как стеклышко.

— Ну, а мы выпьем! — весело произнес Купченко и, с аппетитом съев несколько ложек исходящей невообразимо вкусным духом ухи, отодвинул от себя тарелку и пытливо посмотрел на Гэмо.

— Ну что тут темнить? — сказал он. — Нам очень любопытно знать, о чем ты говорил с президентом по телефону!

— Нам — это кому? — спросил Гэмо. — Лично тебе, Черпанову, или твоей организации?

— Если серьезно — то и организации, — посуровевшим голосом ответил Купченко.

Конечно, можно было бы помучить их, поиздеваться над хозяевами района, которые вот как, оказывается, развлекались и пировали.

Секретарь райкома сделал усилие, чтобы сменить тональность разговора:

— Нет, товарищи, как хотите, но это здорово, когда президент звонит на Чукотку! И кому — писателю! Наверное, по поводу выхода книги в Америке?

— К сожалению, не по этому поводу, но тоже приятному, — загадочно произнес Гэмо.

Владимир Купченко переменил тон, заговорил дружески, почти умоляюще:

— Слушай, Гэмо… Мы же с тобой соплеменники! Тут такое случилось, а ты темнишь, не хочешь сказать, о чем ты говорил с президентом.

— А вы откуда знаете, с кем я разговаривал? — притворно-возмущенно спросил Гэмо. — Вроде бы у нас в стране запрещено подслушивать разговоры частных лиц.

— Не совсем так, — терпеливо разъяснил Купченко. — В экстренных случаях мы не только имеем право, но и обязаны это делать. А тем более, когда американский президент звонит.

— Ну, раз подслушали, то о чем спрашивать?

— Но мы ничего не поняли.

— Он говорил очень внятно.

— Понимаешь, — засмущался Купченко, — среди наших сотрудников никто не знает английского. То есть в дипломах у них написано, что иностранный у них английский, но чтобы понимать — ни бум-бум…

— Как же так? — притворно удивился Гэмо. — Здесь, можно сказать, проходит единственное физическое соприкосновение с не очень дружественной нам сверхдержавой, а у органов государственной безопасности нет никого, кто бы мог перевести даже такой пустячный разговор?.. Не понимаю…

По внешнему виду терпение у Владимира Купченко было на пределе, и Гэмо пожалел его:

— Действительно, я говорил с Америкой, но не с самим президентом, а с его представителем, разговор велся от его имени…

— И что же он? — напрягся Купченко.

— Кто?

— Рейган.

— Я говорил не с представителем Рейгана, — медленно, смакуя каждое слово, пояснил Гэмо, — а с представителем президента Географического общества США, между прочим, далеко не последнего человека в Америке.

Некоторое время Купченко и секретарь райкома ошалело смотрели на Гэмо. Когда до их сознания дошел смысл сказанного, оба как-то смущенно, виновато улыбнулись, и шофер Володя, как бы находившийся вне этой беседы, предложил:

— Давайте выпьем за то, что есть у нас писатель Юрий Гэмо, которому звонят важные люди из Америки.