Внутренне Франческа закипела от злости. Почему он ведет себя так заискивающе? Ей казалось это неестественным и противным. Подавив раздражение, она напомнила ему, что ей предстоит еще многому научиться за следующие девять месяцев.

— Я представлю свои работы на заседание комитета Гильдии, которое состоится скорее всего в апреле. И надеюсь получить членство в Гильдии в следующем мае, когда закончу двухгодичное обучение у Яна Вермера.

Людольф начал выражать уверенность, что она легко этого добьется, хотя не видел никаких ее работ, не считая своего портрета. Во время этих прогулок невозможно было вести с ним серьезный разговор. Казалось, он возбуждался уже от ее близости. Франческа никогда не лгала ему и не давала фальшивых обещаний. Но совершенно не могла понять, почему, находясь в ее компании, он глупел от любви настолько, что не обращал внимания ни на что, кроме собственных желаний. Однажды он спросил ее, почему она так и не сказала Гетруд о брачном контракте.

— Я не могу говорить с легкостью на тему, вызывающую во мне отвращение и несовместимую с моими понятиями о свободе.

Искренний ответ девушки не доставил удовольствия Людольфу, но ему, казалось, понравилась ее скрытность.

Франческа тихо вздохнула, когда он снова начал настаивать на определении даты свадьбы.

— Нет, Людольф. Я говорила вам несколько раз, что не буду обсуждать ничего, пока прохожу обучение в Делфте. Даже после того, как я войду в Гильдию, мне надо будет побыть какое-то время в Амстердаме с отцом, чтобы я могла подготовиться к возможным изменениям в моей жизни.

— Хорошо. Ты даешь мне уроки терпения, чему я никогда не учился раньше.

Франческа краем глаза взглянула на него. Подобный мягкий ответ раньше никогда не сорвался бы с его уст, но одержимость обладать ею делала его все слабее и уступчивее. Но узнай Людольф, что ему суждено потерять девушку, он стал бы во много раз опаснее. Иногда он напоминал Франческе собаку, ползающую на брюхе, выпрашивая лакомые кусочки со стола, когда он смотрел на нее, страстно желая получить любовь, которую она никогда не даст ему. Обеспечив, как ему казалось, гарантию, что она станет его женой, Людольф несколько изменился. Но если бы можно было выбирать настроения ван Девентера, то лучше бы он находился в присущем ему состоянии надменности.

Когда они подошли к дому Гетруд, Франческа знала, что сейчас Людольф будет столь же любезен к этой женщине, как был до этого к ней. После всего, что Клара рассказала о надеждах Гетруд выйти за него замуж, Франческа стала внимательнее следить за ними и заметила, что по какой-то неясной причине Людольф осыпал, хозяйку дома комплиментами и вел с ней задушевные беседы, как будто испытывал интерес исключительно к ней. Кроме постоянной опеки Гетруд, Франческа чувствовала, что у нее появился второй заслон от Людольфа, благодаря игре, которую он вел с фрау Вольф. Она была уверена, что он не намерен сообщать Гетруд о брачном контракте, пока не наступит день так нетерпеливо ожидаемой им свадьбы.

В этот вечер к Гетруд по какому-то срочному делу совершенно неожиданно зашли два регента и регентша. Провожая их в другую гостиную, она подумала, что Клара, медленно бредущая по коридору, присоединится к Франческе и Людольфу. Вместо этого, Людольф поспешно закрыл дверь, и Клара, прихрамывая, направилась к небольшой гостиной, которая все еще оставалась ее спальней, чтобы полежать и дать отдых ноге.

Франческа, заметив, что Людольф подходит к ней, быстро встала на ноги.

— Мне кажется, Гетруд ожидала, что Клара будет здесь. Я позову ее.

— Не надо. Я думал, нам так и не представится минута наедине!

Выражение его лица встревожило девушку, он выглядел почти больным от страсти.

Она быстро отстранилась, но Людольф оказался проворнее. Вытянув руки, он обхватил ее за талию и резко повернул, заключая в объятия. Затем его рот прижался к ее, силой заставляя губы раскрыться, язык просто душил ее. Франческе казалось, будто ее съедают заживо, она ощущала себя беспомощной куклой в его руках. Отвращение захлестнуло ее, когда он, сунув руку за вырез платья, сжал грудь девушки так, что она подумала, что потеряет сознание от боли. Создавалось впечатление, будто Людольф совершенно лишился разума, долгие месяцы сдерживаемая страсть вылилась сейчас в этом ужасном нападении. Франческа отчаянно шарила вокруг руками, надеясь схватить что-нибудь и ударить Людольфа. Ладонь коснулась гладкой поверхности. В следующую секунду раздался грохот, и горшок из делфтского фаянса разлетелся на черепки на полу.

Людольф резко отпустил девушку, словно услышал выстрел. Вдали тут же открылась дверь, и послышались быстро приближающиеся шаги Гетруд. Ван Девентер с сияющим лицом отшатнулся от Франчески. Выражение его глаз испугало ее. Казалось, он утратил рассудок.

— Я не могу больше ждать! Возвращайся со мной в Амстердам!

Гетруд подошла к двери и рывком распахнула ее. Она не слышала слов, но сразу же поняла, что происходит.

— Что случилось? — воскликнула она чуть ли не истеричным тоном.

Голос Гетруд произвел отрезвляющее действие на Людольфа.

— Это моя вина,— беспечно ответил он. — Я куплю вам другой.

— Но это была старинная вещь, и мне она особенно нравилась. — Гетруд решила извлечь из ситуации все, что можно. Ему придется заплатить намного больше стоимости этого жалкого горшка, чтобы вновь добиться ее расположения. Она спокойно взглянула в напряженное лицо Франчески, словно не замечая сбившегося выреза и помятого воротничка. — Иди и поболтай немного с моими гостями, хорошо? Мне надо убрать этот хлам прямо сейчас, так как я хочу подавать здесь чай.

— Да, конечно, — Франческа с радостью поспешила из комнаты, закрыв за собой дверь. Гетруд, упираясь руками в бока, повернулась к Людольфу:

— Снова принялся за свои штучки, развратник!

Он ухмыльнулся, вновь обретя самообладание, и игриво потрепал ее по подбородку.

— Тебе следовало бы радоваться, что у тебя такой страстный любовник. Вот если бы я утратил интерес к флирту с хорошенькой девушкой, это был бы плохой знак.

Гетруд отбросила его руку.

— Чем ты занимаешься в Амстердаме или где-то еще — меня не касается, но, как я уже говорила тебе раньше, я не допущу, чтобы ты приставал к какой-нибудь девушке, находящейся под моей опекой. И этот горшок был очень дорогой.

Людольф не поверил искренности ее огорчения, прекрасно зная корыстную натуру этой женщины.

— Я же сказал, что заплачу, но так как тебя очень расстроила потеря, я хочу подарить тебе нитку жемчуга или, возможно, бриллиантовую подвеску в качестве компенсации. Что бы тебе хотелось?

Гетруд посмотрела ему прямо в глаза. — Я возьму и то, и другое, — резко сказала она.

Прежде чем уехать из Делфта, Людольф зашел к ювелиру и купил обещанные вещи. В своей спальне Гетруд с удовольствием рассматривала подарки. Жемчуг сиял, а великолепная бриллиантовая подвеска ослепительно сверкала в выложенном бархатом футляре. Если начнется война, а судя по все возрастающему недовольству населения Францией, эта возможность была довольно сильной, драгоценности будут более надежны, чем деньги. Неважно, что она не сможет появиться на людях в украшениях, которые время от времени дарил ей Людольф, но каждое из них служило самой лучшей гарантией их связи.

Убрав подарки в надежное место, Гетруд задумалась о происшествии, из-за которого она получила драгоценности. С первого визита Людольфа во время пребывания Франчески в ее доме она заметила, что он сильно увлечен девушкой. В этом не было ничего необычного, но в последующие визиты постепенно обнаружилось, что он буквально одурманен ею. А последний раз он вел себя, словно ненормальный. Он не сводил глаз с двери, ожидая появления Франчески, впадал в уныние, когда она рано ложилась спать, и у него не хватило даже ума заметить, что она едва выносит его присутствие. Холодная вежливость девушки была на самом деле криком отвращения от его похотливых взглядов, невозможности удержаться, чтобы не дотронуться до ее руки или талии при каждом удобном случае. В то время, как женщина всегда может почувствовать настроение другой женщины, мужчины, с их преувеличенной самонадеянностью, не в состоянии распознать сигналы. Людольф принадлежал вдобавок к тому типу мужчин, в которых враждебность женщины только разжигала страсть. Гетруд знала по собственному опыту, что в постели он становился грубым и восторженным каждый раз, когда встречал сопротивление своим неприятным прихотям.