Они вошли в комнату, на дверях которой висела табличка: «Библиотека кожного отделения».

Врач сел и, вытащив из кармана пачку сигарет, указал Мицу стул напротив. Вертя в руках пачку, он сказал:

- Вы слыхали что-нибудь о болезни Гансена?

Мицу отрицательно покачала головой.

- Мы не уверены, что у вас именно эта болезнь, и хотим проверить вас более тщательно, - он вынул записную книжку. - Недалеко от Одембы - всего час езды на автобусе - есть лечебница. Она называется «Воскресение». Вам нужно съездить туда. О билете не заботьтесь. Мы оплатим дорогу.

- Это очень опасная болезнь?

По лицу врача было видно, что он не знает, как ответить. Он вынул из пачки сигарету, размял ее и снова сунул в пачку.

- Ничего не могу сказать вам.

- Кто такой Гансен?

- Это врач. Датский. Но вы не беспокойтесь. Мы совсем не уверены, что у вас эта болезнь, лишь предполагаем... - молодой человек поспешно поднялся. - Вы обязательно должны съездить в эту лечебницу.

Оставшись одна, Мицу обхватила голову руками. В мозгу отдавалось: «Болезнь Гансена, болезнь Гансена».

Кто-то заглянул в библиотеку и тотчас захлопнул дверь. Болезнь Гансена... Непонятное название пугало Мицу. Но больше всего она боялась, что придется долго лечиться.

Когда она жила в Кавакоси, их сосед Камигава заболел туберкулезом. Он долго лежал в больнице, а жена его работала день и ночь, чтобы платить за лечение. Но у Мицу нет денег и на всем белом свете никого, кто бы помог ей...

Ведь у нее ничего не болит. Пятна даже не чешутся. Подумав об этом, Мицу успокоилась, встала и, взяв зонтик, вышла в опустевший коридор.

Дождь прекратился. Сквозь облака едва светило тусклое солнце. В больничном саду прохаживались больные. Кто-то окликнул Мицу.

- Вы забыли это, - молодая сестра, розовощекая, пухленькая, улыбаясь, подошла к Мицу и отдала ей сверток. У сестры были полные, белые руки. - Как хорошо, наконец-то дождик перестал! - она посмотрела на небо.

- Да... Скажите, пожалуйста, что это такое - болезнь Гансена? - задала Мицу мучивший ее вопрос.

- Болезнь Гансена? - живо переспросила сестра. - Наверное, проказа. А что?

Мицу изменилась в лице. Взглянув на нее, медсестра поняла, что допустила оплошность.

Она вскрикнула и в замешательстве убежала.

Серые стены больничных корпусов с темными окнами поплыли перед глазами Мицу. Она едва устояла на ногах, сделала шаг, второй... «Может быть, я сплю?»

Мимо Мицу, чуть не сбив ее с ног, пронеслась легковая машина.

- Ты что, очумела? Лезешь под колеса! - заорал шофер.

Мицу пошла по черной тропинке, с трудом удерживая в руках сверток.

Еще раз со страхом посмотрела на руку. Проказа! Этой болезнью болеют где-то в другом мире. У нее проказы не может быть, не может. Неужели она, Мицу, Морита Мицу, больна проказой? Нет. Нет и нет...

Она вспомнила все, что слыхала об этой болезни.

Однажды в ясный солнечный день они с матерью пошли в церковь. Возле церкви было много детей с разноцветными шарами в руках, старуха в белом переднике продавала леденцы. Мать купила Мицу леденцов. «Ешь осторожно, - сказала она, - не замажь платье».

По каменной лестнице они стали подниматься в церковь. Мать ругала Мицу, которая глядела по сторонам, но посреди лестницы вдруг прижала ее к себе и испуганно сказала: «Не ходи туда». На лестнице сидел нищий, перед ним стояла пустая тарелка. Он кланялся лысой головой, касаясь земли. Его грязные, цвета глины руки были без пальцев. Мицу стало страшно, захотелось плакать. Ей всегда хотелось плакать, когда она видела несчастных людей. И все же, крепко вцепившись обеими руками в руку матери, она не могла отвести взгляд от нищего...

- Мама!

- Что тебе?

- Отдай ему деньги!

- Не говори глупостей. Пойдем. Не надо смотреть на него.

- Почему?

- Он прокаженный.

- А что это такое?

- Если ты не будешь меня слушать, у тебя тоже отвалятся пальцы.

- А почему у дедушки отвалились?

- Потому что этот дедушка плохой. Он сделал людям много зла. Так бывает со всеми плохими людьми.

Потом на велосипеде приехал полицейский, и нищий исчез.

Слова матери глубоко запали в душу Мицу и теперь отчетливо звучали в ее ушах.

«Но разве я кому-нибудь причинила зло? Может, я не делала людям добра, но и зла я никому не сделала».

Если делать зло - значит воровать и говорить неправду, как Мицу считала с детства, ее никто не мог упрекнуть в этих грехах. Она всегда слушала мать, слушала мачеху и, когда поняла, что мешает мачехе, уехала в Токио. Здесь она старательно работала, а если ее подружка ленилась, работала за двоих.

Тропинка кончилась, Мицу вышла к трамвайной линии.

Она с утра ничего не ела, но ей и не хотелось. Хотелось лечь, закрыться с головой одеялом, забыть обо всем.

«Сон - лучший лекарь, - говорила мать, - потому что во сне человек забывает о своем горе и неприятностях, словно умирает».

Спать...

Мимо Мицу прогрохотал трамвай. Прислонившись к перилам моста, Мицу провожала его глазами. Из окон трамвая выглядывали дети, возвращавшиеся из школы. По мокрому асфальту ехали грузовики, спешили люди.

Токио... Люди торопливо бежали, не глядя на Мицу, и никто, конечно, не подозревал, о чем думает сейчас эта девушка с мрачным бледным лицом, прислонившаяся к перилам моста.

«Прыгнуть - и конец всему».

Но прыгать было страшно, очень страшно.

Она вышла на улицу Синдзуку. Не зная, куда идти дальше, Мицу зашла в столовую. Не потому, что хотела есть, просто так. Она что-то заказала и стала смотреть через большие окна столовой на ряд серых домов, на серое небо над этими домами. Незаметно взглянула на руку. Толстый доктор сказал правду: в середине темно-красного пятна были белые, как туман, точки. Мицу потрогала пятно пальцем.

«Что они понимают, эти доктора? Пятна совсем не болят».

...Когда они с матерью вернулись из церкви, мать рассказала отцу о нищем.

- Проказа? - Красное от водки лицо отца выразило удивление. - Неужели до сих пор болеют этой болезнью? Впрочем, когда я был мальчишкой, прокаженных было много. Кажется, проказа передается по наследству...

В семье Мицу никто не болел проказой. И мать умерла не из-за нее. Так откуда она может взяться у Мицу?

На другом конце стола сидела женщина с девочкой на коленях. Девочка, высвободившись из рук матери, подбежала к Мицу, держа новенькую куклу. Одета она была в голубую матроску. Приоткрыв измазанный киселем рот, девочка посмотрела на Мицу.

- Здравствуй, - впервые за этот день Мицу улыбнулась и протянула девочке руку.

Она всегда любила детей, а когда работала на фабрике, покупала соседским малышам сласти.

- Тетя, дайте еще, - просили дети.

- Хватит. Много нельзя, а то живот заболит, - ей нравилось говорить с детьми материнским тоном. Дети ее тоже любили.

Девочка с куклой, доверчиво улыбаясь, смотрела на Мицу. И вдруг Мицу, вся задрожав, отдернула руку. Потом закрыла лицо ладонями и замерла.

- Что с вами? Вам плохо? - услышала она над собой. Возле стола стоял официант.

- Нет, спасибо. Пройдет.

- Вы уронили сверток.

На Синдзуку было многолюдно. Опять моросил дождь. Нарядно одетые люди в разноцветных плащах прохаживались по мокрым тротуарам. Обнявшись, гуляли влюбленные. Их мокрые лица светились счастьем, белые зубы сверкали в улыбках.

Раньше, наблюдая счастливых людей, Мицу чувствовала себя несчастной, никому не нужной, однако сейчас она не ощущала ни горя, ни зависти. Только усталость... непреодолимую усталость...

Из окна дома слышалась песня:

Женщина, которую я бросил,

Где она...

Вдруг в толпе прохожих мелькнуло знакомое лицо. Это была Миура Марико - девушка, с которой Мицу работала на фабрике. Миура была в красивом, ярком плаще, под мышкой держала большой сверток - она только что вышла из ателье мод.

Хотя Миура была из богатой семьи - это знали все на фабрике,- она была доброй и простой в обхождении. Но, увидев Миуру, Мицу прикрылась зонтом - не потому, что не обрадовалась встрече, просто ей сейчас было не до разговоров...