Ветер сместил дымзавесу. В ее разрывах мы и увидели транспорт, ведущий артиллерийский огонь по атакующему его катеру Юрченко. Окруженный всплесками от разрывов снарядов, катер выпустил с дистанции около двух кабельтовых (примерно 370 метров) две торпеды. Одна из них угодила прямо в середину транспорта. Раздался взрыв, поднявший огромный султан воды, и гитлеровский пароход, разломившись пополам, быстро пошел ко дну. Вижу, как комендоры катера — Гребенец, Казаков и Воробьев — метким огнем подожгли вражеский шнелльбот, принудив его быстро скрыться за остатками дымовой завесы.
В разрывах дыма видим еще один танкер и тральщик. Даю приказание правофланговому катеру старшего лейтенанта Шуляковского (там же находился командир отряда капитан-лейтенант Лозовский) атаковать тральщик, а сам иду в атаку на танкер.
В эфире творится что-то невообразимое. Частоты наших и немецких радиопередатчиков почти совпадают, поэтому слышны все переговоры. Гитлеровцы отчаянно ругаются. Требуют от своего берегового командования немедленно выслать истребители для отражения атак советских катеров. Между тем дистанция между нами и атакуемыми стремительно сокращается. Уже видно, как по палубе тральщика мечутся фашисты, срывают с себя ранцы, каски и прыгают за борт.
Залп!.. Через несколько секунд в воздух поднялся столб воды с обломками корабля, мачт, щепками корабельных шлюпок. Панические радиопередачи на немецком языке смолкли.
Отражая атаку, тральщик огрызался огнем. И небезуспешно: несколько попаданий в катер Шуляковского. Один снаряд врезался в носовую стенку рубки, но, встретив на своем пути бронированную плиту, разбился вдребезги, засыпав ослабевшими осколками людей на мостике. Другой угодил в моторный отсек и перебил масляную магистраль. Давление масла резко упало, мотор сбавил обороты, скорость понизилась, и катер начал медленно отходить от места боя, надеясь укрыться в остатках дымзавесы. А над товарищами нашими, точно стая воронов, уже кружилась вызванная по радио шестерка «мессершмиттов», предвкушая легкую добычу. Но сразу — удар наших летчиков. В этот день они дрались особенно отчаянно, как бы стараясь отблагодарить нас за спасенного несколько часов назад своего товарища. Двадцать две минуты шла над нашими головами жаркая схватка. Один «мессер» задымил и, круто пикируя, потянул к берегу. Два других тоже были подбиты. Тогда вся черная стая убралась восвояси. И опять в динамике раздался баритон Осыко: «Будьте спокойны, я вас прикрою!»
Пока Шуляковский расправлялся с тральщиком, мой флагманский катер полным ходом сближался с танкером, отстреливаясь от вновь навалившихся «мессеров», которые, резко пикируя, пытались поразить нас из своих скорострельных автоматов. Командир катера — молодой лейтенант Виктор Домысловский — уже лег на боевой курс и, поймав в визир прицела торпедной стрельбы среднюю часть судна, ждал моей команды. Оценив дистанцию до цели в три кабельтовых, спокойно, как на учении, я бросил короткое «Залп!» и надавил кнопку секундомера, чтобы проконтролировать ход торпед. Оставляя за собой пузырчатый след, они стремительно пошли к своей жертве. Мне казалось, что стрелка секундомера движется чересчур медленно, что давно пора раздаться взрыву… А вдруг промах? Нет, этого никак не должно быть!.. И тут гигантский черный столб дыма взвился в безоблачное небо. Танкер треснул, как грецкий орех, сверкнув пламенем начавшегося пожара. Среди разлитой по волнам горящей нефти некоторое время маячили дымовая труба и кормовая мачта танкера, а затем и они начали медленно опускаться и навсегда скрылись под холодными волнами.
— Ура-а! — Ребята на нашем катере торжествовали.
Да и мы с Виктором в нарушение всех субординации крепко расцеловались, поздравив друг друга с победой.
Теперь — на сближение с катером Шуляковского, шедшим малым ходом под двумя двигателями.
Мотористы Шуляковского самоотверженно боролись за восстановление масляной магистрали. Матрос Геннадий Жуков, чтобы приостановить утечку масла, голыми руками зажал перебитый трубопровод. Пока старшина группы Витренко накладывал пластырь, Жуков терпел адскую боль, но не отпустил рук. Наконец повреждение устранено. Можно дать полный ход. Соединившись с катером Виталия Юрченко, мы через час уже возвратились к родным пирсам.
Все были счастливы в тот день. Мрачными и удрученными ходили только матросы с двести сорокового, а сам командир Виктор Бочкарев чуть не плакал с досады. Они ввели в строй свой катер, но в бою участвовать уже не успели. Этим и объяснялись их переживания и чувство неловкости перед товарищами. «Ничего, — подумалось тогда, — Виктор и его ребята еще успеют наверстать свое». Будущее спокойной жизни нам не сулило…
СЛЕД НА ВОЛНАХ
Веду в море восемь катеров.
Цель поиска сформулирована в приказе кратко и четко: «Искать и топить гитлеровские корабли!»
Вспоминаю наш недавний визит в Полярный, как предстали мы перед командующим флотом адмиралом Головко. Арсений Григорьевич с пристрастием допросил каждого командира катера и меня о всех подробностях и обстоятельствах боя, заслушал командира бригады капитана 1 ранга Кузьмина. Наш комбриг, надо отдать ему должное, никогда при начальстве не ругал своих подчиненных, об их недостатках говорил сдержанно. Свои выводы он всегда аргументировал фактами и расчетами. Зато потом, когда проводил разбор сам, дотошно анализировал каждый наш промах и виновным выговаривал, не стесняясь в едких эпитетах.
После краткого выступления Кузьмина докладывал начальник штаба флота контр-адмирал Василий Иванович Платонов. На основании данных наблюдения с воздуха, с берега и анализа радиопереговоров немцев он определил, что нами потоплен транспорт, танкер и тральщик.
Через несколько дней командующий прибыл в бригаду и перед строем всего личного состава собственноручно вручил нам ордена и медали.
И вот снова: «Прощайте, скалистые горы!..» 13 июля воздушной разведкой у северо-западных берегов Норвегии был обнаружен небольшой конвой, двигавшийся в восточном направлении, предположительно в порты Варангер-фьорда. Летчики вцепились в него. Конвой шел вблизи берега под прикрытием артиллерийских батарей, имея возможность в случае опасности быстро скрыться в одном из многочисленных фьордов. Следуя мимо своих портов, конвой постепенно обрастал другими транспортами и кораблями охранения. На другой день, по данным разведки, он насчитывал в своем составе уже более двух десятков единиц.
Погода внезапно испортилась, над побережьем нависли низкие облака, летчики оказались бессильными и продолжать разведку, и наносить удар с воздуха. Конвой был потерян, но утром 15 июля вновь обнаружен подводной лодкой С-56, которой командовал капитан 2 ранга Григорий Щедрин (впоследствии удостоен звания Героя Советского Союза). Лодке удалось выйти в атаку на конвой, потопить один миноносец из состава охранения и передать донесение о местонахождении и курсе противника прежде, чем субмарина подверглась ожесточенному преследованию и вынуждена была уйти на глубину.
В дело снова бросили авиацию. Несмотря на низкую облачность (высота облаков в районе движения конвоя была до 25—30 метров), воздушная разведка продолжалась. От летчиков требовалось высочайшее искусство, так как конвой шел вблизи высоких скалистых берегов и на них можно было легко натолкнуться. Идя на бреющем полете, летчик лейтенант Богданов обнаружил конвой северо-западнее Варде. Богданов ахнул: под ним было более 30 кораблей и судов. В строю двух кильватерных колонн шли шесть крупных транспортов, вокруг них следовали три эсминца и около двух десятков сторожевиков, тральщиков и шнелльботов. Летчик немедленно передал данные о конвое по радио и, получив приказание возвращаться в базу, сел на свой аэродром. К этому времени я уже был на аэродроме и лично принял от Богданова подробный доклад о результатах разведки.
Боевая тревога!.. Я бежал на катер, раздумывая, что ждет нас. Конечно, яростное сопротивление противника: восемь катеров выступали против армады более чем в 30 вымпелов, основную часть которой составляли быстроходные и высокоманевренные боевые корабли, вооруженные скорострельной артиллерией. В условиях полярного дня, при большой видимости, противник имел много преимуществ, не говоря уже о численном перевесе.