С незапамятных времен на русском флоте уж так повелось — перед решительным боем надевать форму первого срока. Откуда знает матрос, что именно сегодня будет этот бой? Предчувствие?.. Опыт?.. Вряд ли кто сможет ответить на этот вопрос. Так и сейчас. Никто не отдавал приказа, но вся команда «Ташкента» в парадном.

— Воздух! — пушечным выстрелом прозвучал голос наблюдающего.

Из-за солнца вываливались один за другим фашистские торпедоносцы. Эфир заполонили истошные крики немецких летчиков:

— «Ташкент» обнаружен! «Ташкент» обнаружен!

— Приказ всем эскадрильям следовать в квадрат…

— Крейсер не должен уйти!

На телеграфе «Полный вперед!». Корабль рванулся…

Отделяясь от солнечных дорожек, один за другим пытаются прорваться сквозь шквальный огонь зениток торпедоносцы. Первые торпеды прошли за кормой.

— Заходить от солнца! Заходить от солнца! — вопят по радио голоса немецких ведущих.

Турбины корабля надрываются, сотрясая корпус. Зенитки раскалились. Расчеты обжигают ладони о стволы. Лидер шарахается из стороны в сторону. Торпеды, вспенивая воду, проскакивают мимо. Вот, наконец, и последняя, прочертив поверхность моря, пропала.

Передышка? Нет! Без обычного интервала на смену торпедоносцам появляются, заваливаясь в пике, «юнкерсы».

— Правый входит в пике! — срываясь на фальцет, кричит наблюдающий лейтенант Фельдман.

— Лево на борт!

— Левый подходит к точке пикирования! — перекрывая вой «юнкерсов», с другого крыла мостика докладывает густым хриплым голосом Балмасов.

— Право на борт!

— Стоп!

— Полный назад!

— Право на борт!

— Полный вперед!

Выписывая сложные зигзаги, «Ташкент» проносится там, где только что упали бомбы. Медленно, как во сне, поднимается стена воды, и тут же в нее врезается корабль. Стена, распавшись на сотни водяных глыб, обрушивается на палубу. От обожженных бортов, раскаленных пушек и пулеметов расползается липкий, сладковато-приторный пар.

Атакующие «юнкерсы» саранчой вываливаются из-за горизонта. Пушки и пулеметы продолжают рвать воздух, отплевываясь гильзами. Разваливаясь, роняя крылья, задымил первый фашист. За ним второй. Третий, неся за собой черный шлейф дыма, врезается в море. Перекрывая рев моторов и канонаду зениток, раздаются восторженные крики пассажиров и команды.

И опять хриплый голос Балмасова:

— Справа входит в пике!

— Стоп, машина!

— Право на борт!

Взрыв на полуюте! Прямое попадание! Лидер перестал слушаться руля. Продолжая начатый до взрыва бомбы поворот, он катится и катится вправо. Руль заклинен. Румпельное отделение затоплено. Там были пассажиры с детьми.

Теперь маневрировать корабль не может. Надежда только на зенитный огонь. Раненый корабль продолжает драться.

Опять удар! Слепящее пламя!.. «Ташкент» рванулся, будто почувствовал боль, и, со стоном припав на волну, начал крениться на правый борт. Встречная волна окатывает через якорные клюзы полубак.

Истошно ревут, раздирая воздух, «юнкерсы». Выплевывая пламя, осколки и пену, рвутся вокруг бомбы. Всем ясно: еще одно попадание — конец…

Неожиданно сотни голосов перекрывают шум боя:

— Наши! На-ши-и-и!

Сбрасывая с крыльев клочья перистых облаков, в строй «юнкерсов» врезается звено наших «ястребков». Не выдержав удара, фашисты сбрасывают бомбы куда попало и убегают.

Команда, пассажиры, раненые — все кричат, плачут, обнимаются, ощупывают друг друга… С трудом верится, что после такого ада они остались живы. Сколько длился этот бой?.. Вечность?.. Минуту?.. Зафиксировал хронометр: четыре часа. Более трехсот шестидесяти бомб сбросили немцы на корабль.

— На подходе эсминец «Бдительный» и спасательный буксир «Юпитер», — передает из радиорубки радист. — Торпедные катера и эсминец «Сообразительный».

«Юпитер» и «Бдительный» с обоих бортов швартуются к «Ташкенту». В затопленные отсеки лидера заводят шланги, начинается откачка воды.

На мостике командир корабля Ерошенко. Лицо его покрыто копотью, опалены огнем брови и усы, потрескались в кровь губы. Сверкая белками глаз, улыбается комиссар Коновалов. Ни Фельдмана, ни Балмасова давно нет на наблюдательных крыльях мостика. Их голоса слышны на палубе: вместе с командой они наводят порядок. Несмотря ни на что, порядок должен быть!

Вечером, поддерживаемый эсминцем «Бдительный» и буксиром «Юпитер», «Ташкент» входил в Новороссийск. Солнце прячется за море, освещая когда-то голубоватый, а сейчас весь в черных опалинах и багровых потеках раненый корабль. Вокруг непривычно тихо. Молчат турбины. Молчат люди. Только чайки, кружась над морем, кричат голосами плакальщиц:

«Марр-ты-н-нн! Марр-ты-н-нн! Марр-ты-н-нн!»

Второго июля 1942 года гитлеровцы совершили новый массированный налет на Новороссийский порт. Они боялись «Ташкента», боялись его возрождения. Свыше ста «юнкерсов» участвовало в этой кровавой расправе. Тяжелораненый «Ташкент» не мог выйти из порта и вести бой. Он был потоплен у элеваторной пристани прямым попаданием двух бомб.

Немного дальше, правее, у лесной пристани, погиб эсминец «Бдительный». Нефть, которой он перед налетом был забункерован, разлилась по всей бухте и загорелась, настигая плавающих моряков. Уже темнело, и было хорошо видно, как по воде били и били, постепенно угасая, факелы матросских рук.

Войдя в город, немцы решили поднять «Ташкент» и ввести его в строй. Но работы почему-то вдруг прекратились, и все недоумевали: что же произошло, почему они отказались от столь соблазнительной мысли поднять «Ташкент»?

Поняли мы это много времени спустя, когда освободили город и получили приказ о подъеме лидера.

Аварийно-спасательный отряд, в котором я служил инструктором-водолазом, приступил к работам. Прежде чем начинать подъем, необходимо было обследовать положение корабля на грунте, количество и величину пробоин. Специалистом водолазной службы был у нас Голынец — уже в возрасте, но еще стройный мужчина, много лет прослуживший водолазом. Храбрый, но, как все старые водолазы, не лишенный суеверия. Ему-то и предстояло первым пойти на обследование «Ташкента» и дать свое заключение.

С борта спущен трап, на нем стоит Голынец, готовый к спуску. Раздается команда «Воздух!», закручивается передний иллюминатор, хлопок ладонью по шлему, и водолаз медленно спускается по трапу. Оторвавшись от него, он машет нам рукой и исчезает под водой, оставляя на поверхности клубок кипящих пузырей, по которым всегда можно определить, где находится водолаз.

Ждем первых вестей. По пузырям видим, что водолаз остановился у кормы, постоял несколько минут, видимо размышляя, как действовать дальше, и двинулся вдоль корабля.

— Ну что? — спрашиваем мы у водолаза, который держит связь по телефону с находящимся под водой.

— Все нормально. Поет.

Многие водолазы поют под водой. И каждый объясняет это по-своему. Правда, один старый водолаз говорил мне, что он поет от страха, чтобы отвлечь себя. Но я думаю, он шутил.

Мы не отрывали глаз от пузырьков. Было видно, что водолаз подходит к средней части корабля, хотя слово «ходить» здесь не совсем точно. Человек, скорее всего, напоминает краба: под водой он двигается немного нагнувшись, боком, чтобы легче преодолевать сопротивление воды. Вдруг в наушниках зазвучал испуганный голос:

— Выхожу наверх! Немедленно выбирайте шланг-сигнал!

Все переглянулись: что-то случилось. Через несколько минут мы раздевали тяжело дышавшего Голынца. Раздевшись, он буквально свалился на банку.

— Что произошло? — с тревогой спросил я.

— Там матрос стоит. Вин приветствовав меня.

— Какой матрос?

— Наш матрос!

— Чей наш?

— С «Ташкента».

— Ты с ума сошел! Этого не может быть!

— Может не может, но я бильше пид воду не пийду.

Весь его дальнейший рассказ сводился к тому, что у борта «Ташкента» на вахте стоит матрос, и когда Голынец к нему приблизился, тот взял под козырек.

Спорить с ним было неудобно — он был старшим по званию и возрасту. Мы в душе посмеялись и согласились с ним, решив, что это была галлюцинация.