Моя убежденность в высмеивании этих идей основана не просто на знании фактов о современных животных. Очевидно, что если бы она основывалась только на этом, кто-то мог бы возразить, что в Кембрии ситуация была иной. Нет, аргумент против дальних прыжков Кауфмана или прыжков уровня типа Лики и Льюина, является теоретическим, и чрезвычайно сильным. Он заключается в следующем. Даже если бы мутации такого гигантского масштаба происходили, потомство не выжило бы. Это принципиально, потому что, как я уже говорил прежде, существует много способов быть живым, но есть почти в бесконечно раз больше способов быть мертвым. Небольшая мутация, представляющая собой незначительный шаг в сторону от родителя, который доказал свою способность выживать тем, что является родителем, имеет хорошие шансы на выживание по той же причине, и может даже быть улучшением. Гигантская мутация уровня типа — прыжок в дикую голубую даль. Я сказал, что совершившая дальний прыжок мутация, о которой мы говорим, была бы столь же значительной, как и мутация от моллюска к насекомому. Но она, конечно, никогда не могла бы прыгнуть от моллюска к насекомому. Насекомое — чрезвычайно точно настроенная единица механизмов выживания. Если бы родитель моллюск породил новый тип, скачок был бы случайным скачком, как и любая другая мутация. И вероятность того, что случайный скачок такого масштаба произведет насекомое, или что-угодно, у чего есть хоть минимальные шансы на выживание, достаточно мала, чтобы полностью сбросить ее со счетов. Шанс, что оно будет жизнеспособным, ничтожно мал, независимо от того, насколько заполнена экосистема, как широко открыты в ней ниши. Прыжок уровня типа был бы фиаско.
Я не верю, что авторы, которых я цитирую, действительно верят в то, что, похоже, говорят их напечатанные слова. Я считаю, что они были просто опьянены риторикой Гулда и не осмыслили ее. Весь смысл цитирования их в этой главе — проиллюстрировать способность вводить в заблуждение, которую умелый поэт может невольно проявить, особенно если он сначала ввел в заблуждение себя. И поэзия кембрия как благословенного рассвета инноваций несомненно обманчива. Кауфман полностью увлекся ею:
Вскоре после того, как были изобретены многоклеточные формы, разразился великий взрыв эволюционной новизны. Каждый может почти ощутить дух многоклеточной жизни, радостно пробовавшей все ее возможные ветвления в своего рода диком танце беспечного исследования.
Да. Каждый действительно приобретает именно это ощущение. Но он приобретает его из риторики Гулда, а не из фактов кембрийских ископаемых или трезвого рассуждения о эволюционных принципах.
Если ученые калибра Кауфмана, Лики и Льюина могут быть обольщены плохой поэтической наукой, каков шанс у неспециалиста? Даниэль Деннетт рассказал мне о беседе с коллегой философом, который прочитал «Удивительную жизнь», и утверждал, что у кембрийских типов не было общего предка — что они возникли как независимые первоисточники жизни! Когда Деннет заверил его, что идея Гулда состояла не в этом, ответ его коллеги был таков: «Ну тогда вокруг чего эта вся шумиха?»
Превосходство во владении пером — обоюдоострый меч, как отметил, в
New York Review of Books
за ноябрь 1995 года выдающийся эволюционист Джон Мэйнард Смит.Гулд занимает довольно забавную позицию, особенно на своей стороне Атлантики. Из-за его превосходных сочинений небиологи стали его считать выдающимся эволюционным теоретиком. Напротив, эволюционные биологи, с которыми я обсуждал его работу, склонны рассматривать его как человека, чьи идеи столь бессвязны, что едва ли стоит принимать их во внимание, но человека, которого не стоит публично критиковать, потому что он, по крайней мере, на нашей стороне против креационистов. Все это не имело бы значения, если бы не то, что он дает небиологам в значительной степени ложное представление о состоянии теории эволюции.
Мэйнард Смит рецензировал книгу Деннетта «Опасная идея Дарвина» (1995), которая содержит разгромную и, можно было бы надеяться, смертельную для влияния Гулда на эволюционные взгляды критику.
Что на самом деле произошло в кембрии? Саймон Конвей Моррис из Кембриджского университета, как льстиво признает Гулд — один из трех ведущих современных исследователей Бёрджес-Шейла, сланцевой формации ископаемых, которая является темой «Удивительной жизни». Конвей Моррис недавно опубликовал свою замечательную книгу на эту тему. «Тигель творения» (1998), которая критикует почти каждый аспект точки зрения Гулда. Подобно Конвею Моррису, я не думаю, что есть какие-либо веские основания полагать, что процесс эволюции в кембрийском периоде отличался от того, как он происходит сегодня. Но нет никаких сомнений, что большое количество крупных групп животных впервые встречаются в палеонтологической летописи в кембрии. Очевидная гипотеза пришла в голову многим людям. Возможно, у нескольких групп животных эволюционировали твердые, способные фоссилизировать скелеты, примерно в одно и то же время и, возможно, по одной причине. Один из вариантов — эволюционная гонка вооружений между хищниками и добычей, но есть другие предположения, например, резкая перемена в химическом составе атмосферы. Конвей Моррис вообще не находит оснований для поэтической идеи буйного и сумасбродного расцвета жизни в диком танце кембрийского разнообразия и дисбаланса, впоследствии сокращенного до сегодняшнего, более ограниченного репертуара типов животных. И даже скорее на самом деле все наоборот, как и ожидали бы большинство эволюционистов.
Остается вопрос — где во времени лежит точка разветвления основных типов? Вспомните, что это вопрос отдельный от вопроса подлинного кембрийского взрыва доступных ископаемых. Спорный вопрос — сосредоточены ли в кембрии точки ветвления при расхождении основных типов — гипотеза взрыва точек ветвления. Я сказал, что стандартный нео-дарвинизм совместим с этой гипотезой. Но я все еще не считаю, что такое вообще вероятно.
Один из возможных путей решения вопроса — взглянуть на молекулярные часы. «Молекулярные часы» основаны на факте, что определенные биологические молекулы изменяются с довольно постоянной скоростью на протяжении миллионов лет. Если вы признаете это, вы можете взять кровь у любых двух современных животных и вычислить, как давно жил их общий предок. Некоторые недавние исследования с помощью молекулярных часов отодвинули точки ветвления различных пар типов глубоко в докембрийскую эру. Если эти исследования верны, вся риторика эволюционного взрыва становится излишней. Но существуют разногласия по поводу интерпретации результатов молекулярных часов, полученных для столь давних времен, и нам стоило бы подождать большего количества свидетельств.
Между тем, есть логический аргумент, который я могу предъявить с большой уверенностью. Единственное свидетельство в пользу гипотезы взрыва точек ветвления отвергнуто: не найдено окаменелостей многих из типов до кембрийского периода. Но эти ископаемые животные, у которых нет ископаемых предков, должны были иметь каких-то предков. Они не могли возникли из ничего. Поэтому должны были быть предки, которые не фоссилизировали, отсутствие окаменелостей не означает отсутствия животных. Единственный оставшийся вопрос, состоит в том, берут ли начало все недостающие предки, которые должны были существовать, из точек ветвления в кембрийском периоде, или они были растянуты на предыдущие сотни миллионов лет. Так как единственной причиной предположить, что они были сжаты в кембрийском периоде, является отсутствие их окаменелостей, и так как мы только что доказали логическую неуместность связывания вопроса с этим отсутствием, я прихожу к заключению, что вообще нет никаких серьезных оснований отдавать предпочтение гипотезе взрыва точек ветвления. Несомненно, в этом есть большая поэтическая привлекательность..
9. ЭГОИСТИЧНЫЙ КООПЕРАТОР
Любопытство, а не какое-либо ожидание выгоды от его открытий, является первым принципом, который побуждает человечество к изучению Философии, той науки, что стремилась раскрыть скрытые связи, объединяющие различные проявления природы..