Гость задумался. Покачав головой, сказал:

— Пожалуй, меня здесь никто не знает…

— Тогда, если для вас это неопасно, может быть, мы вместе пойдем к нам в комитет?

Получив согласие Донского, Смерчинский отправился вместе с ним в город. Возле особняка на Дворянской улице Донской остановился, прочитал вслух: «Комитет левых эсеров», с удивлением посмотрел на Смерчинского.

— Я думал, что вы поведете меня на квартиру. У вас еще не прикрыли? Ну и ну…

Вошли внутрь дома, где их поджидал Муравьев. Поздоровавшись, Донской подошел к столу, где в беспорядке лежали брошюры. Муравьев и Смерчинский молча наблюдали, как у него разгорелись глаза.

— Где нам можно поговорить? — Донской огляделся по сторонам.

— Можно здесь, можно у меня дома, можно на улице. Правда, на улице сейчас холодно. Где вам удобнее?

— Сюда никто не войдет?

— Мы попросим Марию Федоровну закрыть дверь, а Смерчинский подежурит.

— Хорошо.

Донской снял пальто и сел к столу. Рядом с ним, отдав нужные распоряжения, сел Муравьев. Гость вытащил из кармана пиджака письмо, отпечатанное на машинке:

— Вот рекомендательное письмо. Подписали два члена тамбовского губкома эсеров. Вы их должны знать.

Муравьев прочитал. Там было сказано, что губком просит оказать всяческое содействие их представителю, Донскому.

Возвращая письмо, сказал:

— Ну, что ж, все ясно. Этих людей я знаю. Какая помощь вам требуется?

— У вас есть связь с Москвой?

— Есть.

— Вы можете связать нас?

Вопрос поставлен прямо. Связать Донского с Москвой, с ЦК левых эсеров, такой вариант еще не подготовлен. Конечно, можно пообещать и потянуть. Но тогда на этом круг и замкнется.

Муравьев задумался.

— Давайте отложим решение этого вопроса, — сказал он. — Завтра у нас состоится диспут на тему «Народничество и марксизм». Придут члены нашего губкома, я поговорю кое с кем из них, тогда и решим.

Донской согласился. Договорились, что он поживет у Смерчинского.

На следующий день состоялся диспут. В нем участвовали Муравьев и член губкома РКП(б) Баклаев. Зал был набит до отказа. Стульев не хватало. Пришло немало большевиков, которые не были в курсе дела. Донского усадили на почетное место.

Особенно трудно на диспуте пришлось Муравьеву. Ничего не сказать нельзя. А много сказать — тоже невозможно. Он должен был играть, говорить слова, высказывать мысли, которые теперь противоречили его истинным убеждениям.

Помогло то, что он хорошо знал предмет спора, читал много народнической литературы и раньше верил в эти идеи.

Большевики, которых пригласили на диспут, ни о чем не предупредив, недоумевают. Высокий молодой человек, редактор воронежской газеты Михайлов, наконец, не выдерживает и довольно громко говорит:

— Черт те что происходит!

Вслед за ним вскакивает группа партийных работников из небольшого уездного городка Боброва:

— Долой! Мы у себя все ликвидировали, а тут эта гидра действует! Да мы ее сейчас…

В поднявшейся суматохе Муравьев схватил Донского под руку и увел на улицу.

— Ну, как? — спросил, улыбаясь.

— Потрясающе! — Донской его обнял. — Об этом я Александру Степановичу расскажу. Обязательно.

— Кто такой Александр Степанович?

Оглянувшись по сторонам, Донской прошептал на ухо:

— Антонов. Теперь я вам могу сказать это. Я — начальник контрразведки Антонова.

Муравьев остановился и с сомнением посмотрел на своего спутника.

— Не верите? Приезжайте к нам в армию.

Муравьев опешил. С сомнением покачал головой. Такого оборота дела он не ожидал.

— Зачем же я к вам поеду?

— Посмотреть. Установить контакты.

— Я должен посоветоваться в ЦК.

Проводив Донского к Смерчинскому, Муравьев задумался: «Неужели удача?.. Нет, не может быть. Этот Донской, как он себя называет, еще очень молод. На вид ему двадцать с небольшим… Не может быть, чтобы матерый волк Антонов поручил такое ответственное дело такому молодому человеку!.. А сколько лет мне? — тут же усмехнулся Муравьев. — Двадцать четыре! Но ведь поручили же мне очень важное дело! Нужно срочно переговорить с Кандыбиным».

Председатель губчека сразу заметил, что Муравьев сильно возбужден и спросил:

— Тяжело достался диспут?

— Диспут диспутом, — ответил Муравьев, — к таким вещам мне не привыкать. Тут дело в другом. Человек, прибывший из Тамбова, сказал, что является начальником контрразведки Антонова. Фамилия его — Донской.

Теперь Кандыбин удивленно вскинул брови вверх и переспросил:

— Так и назвал себя? Начальником контрразведки?

— Да. А когда я не поверил, пригласил приехать в армию Антонова и лично убедиться в этом.

— Да-а!.. — задумчиво произнес Кандыбин. — Тут есть над чем подумать! Где сейчас Донской?

— У Бронислава Смерчинского.

— Решать этот вопрос без Дерибаса мы не имеем права. Я дам срочную телеграмму в Москву… А пока давайте разыграем следующий вариант. — И Кандыбин изложил свой план.

Поздно ночью в специально подобранном помещении на окраине города состоялось заседание мнимой военной организации левых эсеров Воронежа. На улице, вблизи дома, была выставлена «охрана» из двух человек, на которую Муравьев, проходя мимо, обратил внимание Донского.

— Чтобы гарантировать от всяких неожиданностей, — сказал он тихо, подавая условный сигнал. Донской понимающе кивнул.

Открыл заседание «белый офицер», который якобы возглавляет организацию. В роли офицера выступал Кандыбин. Вид у него действительно был офицерский. Членами «руководящей группы» были председатель губисполкома Агеев, заместитель председателя губчека Ломакин. Разговор шел о подготовке восстания. Кандыбин обратился к Донскому:

— Нас может поддержать армия Антонова? Какими силами?

— Я должен посоветоваться.

— Только просим вас без спешки. Мы должны как следует подготовиться. Иначе все дело может провалиться.

Донской согласно кивал головой.

В конце совещания в комнату вошли еще два человека.

— Это — товарищи из Москвы, — представил их Кандыбин. — Представители ЦК левых эсеров, — уточнил он. В роли одного из них выступал Митрофан Попов, старый воронежский большевик, друг Муравьева.

Когда совещание подходило к концу, Попов сказал Муравьеву, но так, чтобы отчетливо услышали все:

— Скоро состоится съезд левых эсеров, на котором будет заслушан политотчет ЦК. Так как твоя организация, Евдоким, — особенно подчеркивая роль Муравьева, говорил Попов, — считается одной из лучших, ты должен будешь выступить с содокладом.

«Члены ЦК» передали Муравьеву «директиву ЦК» об объединении всех антибольшевистских сил. Особое удовлетворение выразили по поводу установления связи с антоновцами.

Выйдя после совещания на улицу, Донской крепко стиснул локоть Муравьева:

— Ну, Евдоким Федорович, порадовал ты меня сегодня. Теперь успех нашего дела обеспечен. Александр Степанович будет доволен.

А на следующий день, прощаясь с Муравьевым, пообещал:

— Черед неделю я приеду к вам опять. Но если вам понадобится что-либо срочно, можете меня найти через адвоката Федорова, проживающего в Тамбове. — При этом Донской назвал адрес и пароль, по которым можно связаться с Федоровым.

ФАРАОН

Каждое утро Муравьев приходил к «своему особняку», открывал дверь, раскладывал на столе эсеровские брошюры со штампом комитета эсеров, бланки, штампы и печати, чтобы любому вошедшему человеку была видна работа «комитета». Со дня на день ждал он приезда связника от Донского. Вместе с Кандыбиным он обсудил, о чем и как говорить с посланцем Донского, чтобы подготовить поездку «представителя воронежских эсеров» в штаб Антонова.

В соседнюю комнату приходила Цепляева. Она тоже находила себе дело: прибирала, наводила чистоту, следила за библиотекой.

Прошла неделя. В обеденное время Цепляева заглядывала к Муравьеву с надеждой, что он не один. Но Муравьев был в одиночестве, и Цепляева спрашивала, нет ли поручений? Поручений не было, и тогда она отправлялась домой: нужно было накормить дочь и зятя. Муравьев перекусывал где придется: у него не было семьи, и в Воронеже он жил один. Затем они возвращались в «комитет» и сидели в помещении до вечера, никуда не отлучаясь.