Мозг, словно хронометр, четко фиксировал отдельные фазы: первый кувырок – «жив!»; второй кувырок – «пока еще жив!»; третий кувырок, когда машина остановилась лежа на крыше, - «вроде жив!». По лицу, посеченному осколками разбитого лобового стекла, обильно струилась кровь, заливая глаза. Но открытым оставался вопрос, а насколько пострадали череп, позвоночник и внутренние органы? Движения рук и ног в пределах ограниченного пространства искореженного салона позволили заключить, что с позвоночником и спинным мозгом, по крайней мере, все должно обстоять благополучно. Это уже было утешением: хоть не придется провести остаток жизни парализованным, прикованным к больничной койке.

Устная перекличка установила, что все трое (я, водитель и санитар Ирина) живы. В салоне почувствовался явственный запах бензина; Очир по чертовой шоферской привычке погрузил в багажник 10-литровую канистру с бензином, хотя в наше время через каждые 20-30 километров торчит АЗС – хоть залейся под завязку. Как не сдетонировал бензин в канистре или в самом бензобаке – загадка? - иначе наши обугленные головешки пришлось бы отдирать от обгоревшего металла. Видно, сегодня на Небесах был не приемный день!

Надо было срочно выбираться из этого взрывоопасного «могильника». Мою правую дверь заклинило, поэтому каким-то непонятным образом я выполз на свет Божий через водительскую дверь. После пыльной темноты салона слепящее солнце буквально резануло по глазам. В горячке я вскочил на ноги, но прострельная боль в левой голени, от колена до стопы, заставила сразу сесть на землю. Отерев рукавом куртки кровь с лица, я увидел через носок как левая лодыжка, наливаясь свинцовой болью, раздувается на глазах, словно воздушный шарик; понятное дело – «полетели» кости и связки. Тут же появились слабость, усиливающаяся с каждой минутой, дурнота и нервная неуемная дрожь – стрессовая трясучка.

В нескольких метрах стоял бледный Очир с мучительной гримасой на лице, держась рукой за правое плечо. Как выяснилось позже, у него оказалась сломанной ключица. Меньше всех пострадала санитарка Ирина; у нее были рассечены мягкие ткани колена и повреждено акромиально-ключичное сочленение – место соединения ключицы с лопаткой. Мы сравнительно легко отделались, по характеру аварии, степени деформации автомашины, а также другим факторам, на нашем месте должны были остаться трупы.

Ребята оттащили меня на безопасное расстояние от машины (сам я передвигаться не мог), а я попросил Очира выбросить к гребаной матери подальше канистру из багажника. В мозге роились какие-то глупые, нелепые мысли, совершенно не соответствующие происшедшему, например, куда запропастились очки и папка с документами.

Две или три машины безмятежно и равнодушно проехали по дороге мимо, даже не притормозив, чтобы поинтересоваться, что случилось, хотя водители прекрасно видели лежавшую на крыше в степи, в 15 метрах от трассы, изуродованную «Волгу» и копошащихся рядом людей. Человеколюбие и сострадание некоторых наших граждан не знает границ!

Наконец-то «жигуленок», управляемый молодым мужчиной-кавказцем, съехал на обочину и водитель, оценив обстановку, спросил, может ли чем-нибудь помочь. Убедившись, что среди нас находится один серьезно травмированный человек, он, не говоря ни слова, обхватил меня слева и помог кое-как доковылять до его «девятки». К тому времени мои левые голень и стопа превратились в сплошной болевой стержень, а нарастающая дурнота порой «выключала» сознание. Ничего, кроме слов глубочайшей благодарности, я сказать этому парню не могу. Мало того, что он помог совершенно незнакомому человеку; вся его одежда и обшивка пассажирского кресла оказались испачканными моей кровью, постоянно стекающей с лица. Он оперативно доставил меня в трамвпункт Республиканской больницы.

Остальные «легкораненые» остались на месте дожидаться сотрудников ГИБДД.

Пискнул мобильный телефон. На зеленовато-голубом табло «Моторолы» высветились слова SMS-ки; дочь Юля, студентка 1-го курса Волгоградского медицинского университета, отчаянно сигнализировала: «Папа, как меня достала эта химия!!!»

Надо было успокоить дочурку, находившуюся первый год вне стен родного дома, на чужбине, вдали от родителей, в большом городе, просто растерявшуюся среди хаотичного потока экспонатов «анатомического театра», нудной латыни, мелькающих и малопонятных гистологических препаратов, причудливых и громоздких химических формул (к слову сказать, совершенно бесполезных для основной массы практических врачей).

Долго тыкал пальцем в мелкие кнопки мобильника, набирая что-то успокоительно-оптимистическое с педагогическим уклоном.

Если с профессиональной ориентацией младшей дочери вопросов никогда не возникало; еще с 9-10-го класса, причем без всякого нажима с моей стороны, она твердо знала, что будет поступать в медицинский институт, а будущей специальностью избрала наркологию, то у ее родителя такой завидной определенности не наблюдалось. И, как знать, может, по окончании университета ей еще придется лечить родного папулю от злого запоя.

У моего отца, Юлиного деда, рентгенолога по специальности, в доме имелась богатейшая медицинская библиотека, включающая раритеты, по рентгенологии, нормальной, патологической и топографической анатомии, различные справочники по хирургии, туберкулезу и внутренним болезням. В 50-е годы, до возвращения калмыков из послевоенной ссылки и восстановления Калмыцкой АССР, отец совмещал на 0,5 ставки судебно-медицинским экспертом от Ставропольского крайздравотдела с обслуживанием города Степной (так после депортации 1943 года безлико окрестили столицу Калмыкии Элисту).

На одной из полок самодельной этажерки стояла устрашающая и одновременно притягательная книга – «Судебная медицина» профессора М. И. Авдеева, 1953 года издания, серовато-коричневый том страниц на 500. Нередко, тайком от родителей, я брал ее и подолгу рассматривал отвратительные, на мой взгляд, фотографии. Черные, высунутые изо рта языки у повесившихся в петле; зияющие раны от выстрелов в упор; гнилостную венозную сеть, проступающую под кожей трупа в виде ветвистого дерева или реки с множеством впадающих в основное русло притоков. Почему прервалась жизнь этих людей? Ответов в этой книге не было, за исключением указания диагнозов и криминальных причин. Уже тогда я стал задумываться над вопросом Смерти, и это ввергало меня в состояние беспокойства и отчаяния.

Не знаю, повлияла ли эта книга каким-то образом на выбор будущей профессии, который с формальной точки зрения можно считать случайным, но по известной теории, жизнь – это цепь случайностей, складывающихся в закономерность. До сих пор этот авдеевский учебник 50-летней давности находится в моей библиотеке, и, что самое парадоксальное, многие его положения не утратили своей актуальности и по сей день. Вот что значит хорошо написанная книга: учебник, справочник или роман!

За первой утренней чашкой кофе с сигаретой (все на благо родного организма!) мысленно прокрутил план на сегодняшний день. Приснившаяся под утро старая добрая песня, несмотря на мое неверие в магию чисел и дат, по содержанию оказалась пророческой. Как раз сегодня наш районный эксперт Кема (официально Кермен Алексеевна Бадмаева) обещала приехать на консультацию по довольно сложному делу, фабула которого косвенно перекликалась с текстом пригрезившейся мелодии и с моим положением травмированного в автоаварии. Жена Вера Николаевна пребывала на суточном дежурстве, поэтому нашим интеллектуальным упражнениям никто не мог помешать…

Первые две-три недели, пока я пребывал на больничной койке «VIP-палаты» непрофильного нейрохирургического отделения, хотя официально числился за травматологическим отделением, поток посетителей не иссякал. Замечательно, что среди визитеров были не только родственники, друзья и знакомые с традиционными апельсинами, бананами и соками, но и коллеги, приходящие за практическими консультациями по конкретным делам. Мне даже привезли из Бюро компьютер, чтобы я мог завершить уже начатые, но еще незаконченные экспертизы. Приятно было осознавать свою полезность и нужность, хотя работа требовала слишком большого напряжения, и я очень быстро уставал; истощение нервной системы на фоне перенесенного стресса. Тем не менее, это доставляло мне удовольствие и ощущение причастности к нормальной трудовой деятельности.