В «самоволке», блуждая по улицам Шали, часто можно было услышать из-за забора:
«Солдат, подожди», - и радушный хозяин высыпал в подол гимнастерки полное ведро яблок или ягод.
- Кушай на здоровье!
У каждого из них кто-то где-нибудь служил «срочную» в армии: в России ли, в других республиках Союза. Так было…
Вечером 20 июля в нашем гостиничном номере состоялось подобие совета в Филях. Все формальности были выполнены, и на 4 утра была назначена эксгумация. За нами должны были заехать. Как обычно в подобных случаях, не обошлось без условий, на непременном соблюдении которых настаивала потерпевшая сторона. Первое, что исследовать труп надлежало не на кладбище, а в морге Бюро СМЭ ЧИАССР, меня устраивало во всех отношениях. Чем копаться в антисанитарных условиях в грязи, лучше сделать это в специально оборудованном для подобных целей помещении. Второе, что при исследовании трупа обязательно должен присутствовать эксперт-чеченец (видимо, для контроля), тоже не слишком задевало мое профессиональное самолюбие. Ну, не доверяют нам здешние жители, полагают, очевидно, что при огнестрельной травме «чужие» эксперты зарегистрируют смерть от инфаркта миокарда. Не вешаться же теперь из-за этого!
Ровно в назначенный час раздался стук, и в дверном проеме обозначилась колоритная фигура «человека из Палермо» (тип босса мафии в дурном кинематографическом варианте). Темная шляпа с круглыми твердыми полями, такого же цвета добротный костюм, на внушительном носу черные очки, холеное мясистое лицо с надменно-непроницаемой маской, аккуратно подбритые небольшие усы, перстень на безымянном пальце, скупые жесты и подчеркнутая немногословность. Крутой man, как выразились бы сейчас!
Во дворе стоял новенький черный «ГАЗ-24», поблескивающий никелированными деталями. Устроившись на мягких кожаных креслах (роскошь по тем временам), мы мягко зашуршали шинами по асфальту. За всю дорогу наш сопровождающий так и не проронил ни звука, его «сицилийский» профиль, подсвеченный красноватыми лампочками приборной доски, имел какой-то зловещий, почти люциферовский вид.
В предрассветном тумане на Алхазуровском кладбище все уже были наготове, ждали только появления оперативно-следственной группы, без которой процессуально производство эксгумации невозможно. Молодые парни в войлочных шапочках и мягких сыромятных чувяках, надетых на толстые домашние носки, очень быстро и осторожно извлекли тело из вырытой могилы и переместили его в автофургон. Бадаев едва успевал заполнять протокол.
Когда кавалькада из трех машин добралась до грозненского морга, солнце поднялось довольно высоко и начало припекать. Был субботний день, и в морге, кроме младшего и среднего персонала, находился лишь эксперт Ахметханов Руслан Адуевич, специально приглашенный родственниками убитого для осуществления «независимого контроля». Он сразу расположил меня к себе, когда деликатно произнес:
- Коллега! Я не буду Вам мешать. Сам не люблю, когда у меня стоят за спиной. Делайте все, что сочтете нужным. Когда закончите, я выйду на крыльцо и скажу родственникам, что все было сделано по всем правилам.
И добавил:
- Если нужна будет помощь, зовите меня без стеснения.
С этими словами он ушел в глубь секционного зала и погрузился в бумаги, грудой лежащие на столе…
Дабы не шокировать читателя описанием того, что находилось на моем секционном столе, и когда-то было живым человеком, я вынужден опустить некоторые не слишком эстетические детали и подробности. Но должен заметить, что полуразложившийся труп оказался куда более «сохранным», чем я предполагал; видимо, разница в климатических условиях и составе почвы сыграла свою «положительную» роль.
На фоне гнилостно измененных кожных покровов были четко различимы небольшие отверстия правильной округлой формы диаметром от 0,2 до 0,3 см, в количестве свыше 30 штук, рассеянные на левой передней и боковой поверхностях грудной клетки, а также в области левого подреберья. Они располагались на участке неправильной овальной формы размером 30 х 16 см. Расстояние между отдельными ранами составляло от 0,5 см до 4 см с максимальной кучностью чуть выше левой реберной дуги. Все раны были идентичны по форме, размерам и другим признакам (они имели дефект ткани в центре и визуально относительно ровные края с наличием кольцевидных кровоизлияний более темного цвета).
Не вызывало никакого сомнения, что диагноз – «ранение осыпью дроби» очевиден. Тем более, что не все раны оказались проникающими в плевральные и брюшную полости; в проекции грудинной кости под кожей прощупывалось плотное шаровидное образование, которое после извлечения из разреза оказалось слегка деформированной, округлой дробинкой светло-серого цвета, диаметром 0,3 см.
При внутреннем исследовании были выявлены множественные (сквозные и слепые) повреждения внутренних органов: сердца, правого легкого, левого купола диафрагмы, печени, желудка и др. В концевых отделах раневых каналов, имеющих прямолинейный характер, находилась дробь, аналогичная извлеченной из грудины. Доказательством прижизненности огнестрельного ранения служили остатки крови в виде загустевшей красноватой массы, скопившейся в правой плевральной полости.
Но не все укладывалось в версию одного выстрела. На задневнутренней поверхности левого предплечья, почти у локтевого сустава, были обнаружены три округлые ранки диаметром 0,3 см с типичными признаками входных огнестрельных повреждений. Ранения были слепыми, короткие прямолинейные раневые каналы располагались подкожно, кнутри от локтевого сустава и, не задевая его, точнее, кости сустава (сама суставная сумка оказалась частично поврежденной), и при опущенной вниз руке имели направление снизу вверх. В конце этих каналов находилась дробь такого же диаметра.
Таким образом, мы имели разное направление раневых каналов в теле (почти горизонтальное) и в левой руке, что требовало устранения и объяснения возникшего противоречия. Для достижения единого направления раневых каналов в теле и левой руке положение ее на трупе изменялось при различных углах сгибания в локтевом и плечевом суставах и при отведении ее от туловища. Совпадение направлений раневых каналов было достигнуто при следующем положении руки: левый локтевой сустав согнут под углом около 90 градусов, левое плечо отведено от туловища под углом около 30 градусов и слегка выдвинуто вперед. Это как раз поза стреляющего из ружья человека, левая рука которого удерживает ложе оружия. А как нам было известно из следственных данных, Хунариков в момент ранения или за несколько секунд до него сам стрелял из ружья. Теперь все стало на свои места…
Я сидел в ординаторской, заполняя врачебное свидетельство о смерти, когда туда вошел Руслан Ахметханов. В руке у него была 5-литровая пластиковая канистра с домашним вином. Не надо доказывать, что ничто так не сближает двух мужчин, как совместная работа, совместная трапеза и совместная выпивка. У 58-летнего Руслана было изможденное, нервическое лицо, на котором, как два агата, блистали грустные до боли глаза. Мы разговорились.
- Я очень благодарен своей профессии, - говорил Руслан, - объездил, бывая на семинарах, совещаниях и курсах повышения квалификации, весь Союз, лично знаком со всеми корифеями нашей науки; многие из них были моими учителями. Да и сам я кое-что умею. Мне осталось 2 года до пенсии, в первый же день напишу заявление об увольнении. Я так устал.
Усталость его, на мой взгляд, не была связана с физической немощью. Несмотря на худую, хрупкую фигуру, он не производил впечатления ветхого старца; руки его были жилистые и сильные. Причина могла быть только одна – тот нестерпимый моральный прессинг, который испытывали судебные медики со стороны богословов, откровенных бандитов, высокого начальства и остальных «добропорядочных» граждан, усиливающийся с каждым годом.
- Такого раньше не было, - печально продолжал Руслан.
- К уговорам, угрозам и «рекомендациям» высших чинов мы давно привыкли. Но когда уголовные дела в милиции, прокуратуре и судах стали продаваться и покупаться на корню, руки опускаются. Если экспертиза «мешает» делу, на нее просто никто не обращает внимания. Мы делаем здесь никому не нужную работу. Выйду на пенсию, займусь виноградником, буду давить вино.