Наутро, часов в десять, я кое-как запихнул свои вещи в саквояж и вышел из дома. Рэйко меня не удерживала. Она неподвижно сидела за кухонным столом, повернувшись ко мне спиной. Не обернулась даже тогда, когда я выходил из двери. Я же просто не представлял, куда мне теперь податься. К тете в Икуно я пойти не мог. Я пока не вернул ей долг в 600 тысяч иен. Ну с какими глазами я туда заявлюсь?! Тут я вспомнил, что у меня есть дружок со школьной скамьи по фамилии Окума. Он учился в университете в Киото, после окончания так и остался там на медицинском факультете. Окума до сих пор холост, его интересует только наука – он ведет исследования в области онкологии. Когда-то, расставшись с очередной женщиной, я две недели прожил у него, кроме того, мне доводилось скрываться у Окумы от вымогателей. Я позвонил в университет из таксофона и попросил Окуму. Когда я спросил, могу ли я немного пожить у него, он вообразил, что меня опять выгнала женщина. Окума сказал, чтобы в шесть вечера я ждал его у Государственного музея изобразительных искусств в Киото, и торопливо повесил трубку. При личных встречах он водит меня из одного кабака в другой, никак не хочет меня отпускать. А вот по телефону – совсем другой человек, никогда нормально не поговорит.

Но сначала я собирался заехать в Умэду. Я пошел пешком, однако прохода не было, шлагбаум как раз опускался. Я стоял под палящим солнцем и смотрел на приближавшуюся электричку. Ага, вот и поезд, подумал я. Все ближе и ближе. Вот сейчас он на бешеной скорости промчится мимо. Не знаю, почему я об этом подумал, но при этой мысли у меня заколотилось сердце, показалось, будто кровь с гулом отлила от моей головы, вся устремившись в ноги. Электричка была уже совсем близко. Я зажмурился и стиснул зубы. Поезд промчался мимо, шлагбаум поднялся. Все вокруг – и машины, и люди – пришло в движение. Тут я заметил, что застыл, крепко вцепившись в багажник стоящего передо мной велосипеда. Видимо, я вцепился в него бессознательно. В те минуты, что пролетели с момента появления электрички и до того, как она прогрохотала мимо, во мне происходила какая-то напряженная борьба. Я остановил такси и попросил отвезти меня в Умэду. В такси работал кондиционер, и было, пожалуй, даже холодно, но мое тело все время покрывалось испариной, я потел и потел. После той истории в Киото, то есть все эти десять лет, я ни разу не думал о смерти – даже в минуты отчаяния, когда мир вокруг рушился. Но когда появился этот мелкий бандит и предъявил мне мой вексель, пугая меня своими совершенно нелепыми и нестрашными угрозами, когда я увидел трясущуюся от страха Рэйко, я ощутил нечто такое, что хуже отчаяния, хуже разочарования: я словно погружался в черную-черную яму, в которой не было дна. Тогда я подумал: лучше умереть, ну зачем я живу? Я дошел до того, что вынуждаю Рэйко бросить на ветер деньги, которые нужны ей как кровь. Есть ли на свете что-то, что могло бы переменить мою жизнь?…

В Умэде я сел на электричку линии Ханкю. Вышел в Каварамати и смешался с толпой. Вскоре впереди замаячило здание универмага, в котором работала Юкако. Я зашел в кинотеатр. Крутили какой-то оглушительно громкий иностранный фильм, в котором обнаженная красотка и непобедимый шпион то обнимались, то убегали от преследователей. Из кинотеатра я вышел в пятом часу, до встречи с Окумой оставалось еще часа два. От кинотеатра до места встречи довольно далеко, но мне нужно было как-то убить время, и я не придумал ничего лучше, как пойти пешком к Государственному музею изобразительных искусств. Еще пекло, хотя солнечный свет уже начал приобретать красноватый оттенок, и я зашел в первое попавшееся кафе. Я уселся на стул, закрыл глаза и, похоже, задремал. Когда я открыл глаза и взглянул на часы, то понял, что я не задремал, а уснул как убитый и проспал почти два часа. Я поспешно вышел из кафе. У входа в музей, на площадке, посыпанной мелким гравием, уже топтался Окума. «Я явился в пять тридцать и дожидаюсь тебя битый час!» – сказал он. Мы направились в ближайший ресторанчик, куда Окума иногда заходит пропустить стаканчик. Он сказал, что у него сегодня как раз получка и что он угощает, тем более что у меня и денег-то, скорей всего, нет. Мы заказали по большой кружке бочкового пива и несколько рыбных блюд. Из дома я вышел в рубашке с короткими рукавами и в пиджаке, но в такси пиджак снял и теперь держал его в руках. Хозяйка ресторана предложила повесить пиджак на плечики, и я протянул его ей. В этот момент из внутреннего кармана неожиданно высунулся уголок конверта. Я с удивлением открыл его и увидел там пачку купюр – десять бумажек по десять тысяч каждая. Это Рэйко тайком сунула мне конверт с деньгами во внутренний карман пиджака. Я переложил конверт в задний карман брюк и застегнул его на пуговицу, чтобы не потерять. Выпив, Окума, как обычно, начал болтать без умолку. Сначала он рассуждал о каком-то борце сумо, говорил, что на следующем турнире он наверняка получит второй высший ранг, потом переключился на бейсбол, и рассказал, что один парень из какой-то школы высшей ступени на будущий год войдет в известную команду нападающим, что здесь крутится миллион незаконных денег, – в общем, нес какую-то чепуху. А потом, намочив кончик палочки для еды в кружке пива, принялся чертить на стойке малопонятные математические и химические формулы, объясняя мне существующие в мире теории, касающиеся его специальности – лечения раковых заболеваний. Он сказал: «Рак – это ты сам». Я не понял, что он имеет в виду, и Окума пояснил, что по его мнению, рак проникает в организм не извне, а зарождается внутри самого человека, возникает из человеческой плоти. Раковая опухоль отличается от нормальных тканей, но это не чужеродное тело. Это «нечто», что изначально присутствует в организме, но потом перерождается и разрастается, отравляя организм продуктами своего распада. У него уже заплетался язык, но он продолжал: «Самый быстрый способ убить рак – это умереть самому!» Я не понял, всерьез он это сказал или нет. Разглагольствуя, Окума беспрестанно поглаживал свою заросшую щетиной физиономию. Закончив свой монолог, Окума поднялся и попросил счет. Потом мы побывали еще в трех барах. Когда мы ввалились в третье заведение, Окума уже едва держался на ногах, я же по-прежнему был трезв как стеклышко. Алкоголь меня не брал.

Часы показывали девять. Возможно, что этот тип с татуированной спиной вот-вот заявится к Рэйко. А может, он давно уже сидит у нее и продолжает запугивать? При этой мысли мне сделалось тошно. После некоторых колебаний я все же подошел к красному телефонному аппарату, стоявшему на стойке бара, и набрал номер Рэйко. До недавнего времени у Рэйко не было телефона, и в случае необходимости приходилось просить управляющего, чтобы тот подозвал ее. Но, заведя свое дело, Рэйко сказала, что ей просто необходим телефон, и неделю назад подала заявку, после чего ей поставили аппарат в квартире.

В трубке раздался голос Рэйко. Поняв, что это я, она не дала мне слова сказать и сразу принялась умолять вернуться. Этот тип пришел к ней в восемь вечера, сказала она. И она уплатила ему нужную сумму, забрав у него вексель. Плачущим голосом Рэйко проговорила, что теперь-то вся эта история закончилась, и снова попросила меня вернуться. Я сказал, что в данный момент нахожусь в Киото. «Без тебя я не могу продолжать работу!» – закричала Рэйко и разрыдалась уже в голос, но все же добавила, что пора готовить следующую листовку, а также искать новых заказчиков. Потом, слегка успокоившись, сказала: «Без тебя я бы не затеяла это дело. Я придумала это все ради тебя! Я плохо разбираюсь в таких вещах, так что подумай, каких трудов мне это стоило! На нашем бизнесе я очень скоро верну свой миллион. Если ты все же решил расстаться со мной, то помоги мне хотя бы заработать эти 986 тысяч, а уж потом уходи. Если ты мне не поможешь, то поступишь, как настоящий грабитель!» Я выразил ей благодарность и сказал, что вернусь, но, может, сначала истрачу эти сто тысяч иен, что она мне положила в конверт. «Хорошо, трать, истрать хоть все сегодня же вечером, но только поскорее вернись, умоляю тебя», – закончила Рэйко. Тут она смолкла, затаив дыхание, дожидаясь, что я отвечу. Мне вдруг передалось ее состояние. Я сказал, что приеду завтра, после обеда, – и положил трубку. Тут же меня охватили сомнения. А если она нарочно договорилась с тем типом, и они разыграли спектакль, как по нотам? Может, она решила меня удержать таким образом? Потом мне опротивело даже думать. Я посмотрел на Окуму и увидел, что он уткнулся в стол и что-то бессвязно бормочет. Я похлопал его по спине и громко сказал, что ухожу. «Ну и иди себе куда хочешь!» – сердито ответил он заплетающимся языком, глядя куда-то в сторону.