После юмористического описания урагана Вильбур в таком же юмористическом тоне описывает аэроплан, который должен быть готов к 1 ноября, употребляя детские выражения своей маленькой племянницы: Вот такая большая машина! Посмотрите только! Посмотрите, какая большущая!
Чарльз Тэйлор, оставшийся дома заместителем братьев Райт по их велосипедной мастерской, тоже регулярно получал письма, обычно открытки, от Орвила. Переписка эта носила дружеский, часто шутливый характер, показывая, какие товарищеские отношения установились у братьев с их помощником. Орвил юмористически сравнивал шансы их летательной машины с курсами биржи на Уолл-стрит: сегодня курс 208, а на следующее утро падает до 110! И в заключение дает шутливый совет Чарли, жалующемуся на свои ноги, обматывать их аэропланными тросами, показывая на рисунке, как это надо делать.
Сборка аэроплана продолжалась три недели и была закончена в первых числах ноября. Шанют и доктор Спрат были приглашены приехать к 5 ноября, чтобы присутствовать при первом испытании аэроплана. Доктор Спрат приехал значительно раньше — 23 октября, Шанют же только 6 ноября. Обоим им так и не удалось присутствовать при первом взлете аэроплана. Уже совсем собранный и готовый к пробным полетам аэроплан постигла неудача при первом же испытании. Когда стали пробовать двигатель и запустили пропеллеры, то у одного из них треснула стальная ось. Исправить ось или сделать новую в Кити Хок было невозможно. Доктор Спрат предложил захватить с собой ось и переслать ее затем в Дэйтон Чарльзу Тэйлору. Братья с благодарностью приняли это любезное предложение, которое давало им возможность обоим остаться в лагере и продолжать полеты на планере. Доктор Спрат выехал из Кити Хок 5 ноября, накануне приезда Шанюта. Октав Шанют недолго пробыл в лагере. Проба аэроплана откладывалась из-за поломки на неопределенное время, для старика же Шанюта, хотя и бодрого на вид, но уже достигшего 70-летнего возраста, мало привлекательного было в лагерной жизни в досчатом сарае осенью, когда ночи стали холодными и начали задувать штормы. Ради своего почетного боящегося простуды гостя братья заткнули тряпками все дыры и поддерживали огонь в своей самодельной печке, сделанной из большого бидона из-под карбида.
В записи от 10 ноября в дневнике Орвила упоминается, что Шанют говорил о том, что хотел бы, чтобы бр. Райт испытали его летательную машину с машущими крыльями, и что он думает купить и усовершенствовать авион Клеман Адера.
Шанют покинул лагерь через пять дней после своего приезда — 12 ноября.
«Когда мистер Шанют был с нами, — рассказывает Орвил, — мы часто вели дискуссию по поводу тех математических вычислений, которые были положены в основу нашей машины. Он сообщил нам, что при конструкции машин обычно около 20 % уходит на передачу двигательной силы. А так как мы истратили всего 5 % и цифра была получена путем грубых измерений, то мы были очень обеспокоены. По расчету Шанюта выходило, что на трение передаточных цепей уйдет даже больше того избытка двигательной силы, которым получался по нашим вычислениям. После отъезда Шанюта мы надели одну из цепных передач на ролик, подвесив с каждой стороны мешки с песком, по весу приблизительно равные тяге, производимой на цепи пропеллерами. Посредством измерения излишка тяжести, требуемой на одной стороне для подъема тяжести на другой, мы вычислили потерю на трансмиссию. Получилось, что потеря двигательной силы будет всего 5 %, как мы первоначально и вычислили. Но хотя мы и не находили серьезной ошибки в этом методе вычисления, мы все же не были вполне уверены, пока не смогли запустить пропеллера с мотором, чтобы увидеть, получаем ли мы ожидаемое число оборотов».
После отъезда доктора Спрата и Шанюта братья остались одни в своем холодном досчатом жилище. Единственный их помощник, приходивший им помогать при полетах и доставлявший топливо в лагерь, брат почтмейстера Вильяма Тэйта Дан Тэйт, вскоре тоже отказался от работы, так как слишком трудно было ходить по песку при скверной погоде. Несмотря на наступление зимнего времени с холодами и штормами, братья решили не покидать своего лагеря и довести опыты со своим аэропланом до конца. В ожидании получения новой оси они не теряли времени даром и усиленно занимались, если только позволяла погода, полетами на планере. Новая ось была получена только через две недели — 20 ноября. Чарли Тэйлор изготовил новые оси из газовых труб, но при этом воспользовался частями старой. В письме к Чарли Орвил хвалит его за хорошо выполненную работу. При испытании мотор давал перебои, так как в цилиндрах не работало зажигание, и вскоре обе гусеничные ленты ослабели.
Но это ничего, — пишет Орвил, — там, где есть жизнь, там есть и надежда. Братья прибегли к своему универсальному средству — к арнштейновскому велосипедному цементу, который не только залечил аэроплан в двух местах, но и прикрепил отломавшуюся стрелку на секундомере Орвила. Аэроплан был готов для полетов, но погода испортилась.
«В течение нескольких недель было очень холодно, — рассказывает Орвил, — так холодно, что в некоторые дни мы едва могли работать у машины. Затем начались дожди, пошел снег, иногда дул северный ветер со скоростью от 25 до 30 миль в час. Во время непогоды мы устроили механизм для автоматического измерения продолжительности полета от момента старта до спуска, расстояния, сделанного в воздухе за это время, и числа оборотов мотора и пропеллера. Секундомер отмечал время, анемометр измерял расстояние полета, а счетчик отсчитывал число оборотов пропеллера. Часы, анемометр и счетчик оборотов приводились в движение и останавливались автоматически. От полученных данных мы ожидали подтверждения или опровержения точности наших вычислений о пропеллере».
Неудача продолжала упорно преследовать аэроплан. 28 ноября произошла вторичная поломка: при испытании мотора в ангаре от одной из осей отлетел большой металлический осколок. Положение было критическое. Два месяца провели бр. Райт в Кити Хок, так и не испробовав своей новой машины. Надвигалась зима, а тут новые неудачи. Не лучше ли отложить испытание аэроплана до следующего года и не вернуться ли домой? Но бр. Райт, несмотря на все неудачи, хотели во что бы то ни стало довести дело до конца и заставить упрямую машину полететь. Решено было, что Орвил поедет домой и привезет новые, более прочные оси для пропеллеров.
Собравшись в тот же день и захватив по чемодану в каждую руку, Орвил, простившись с братом, решительно зашагал по сыпучему песку. Расстояние от лагеря до Кити Хок в четыре мили показалось ему бесконечным. Ноги увязали в песке, набитые металлическим грузом чемоданы оттягивали руки. Несмотря на осенний холод, Орвил часто останавливался и, снимая кепку, обтирал со лба крупные капли пота. Наконец он дотащился до Кити Хок, нанял лодку и к ночи был уже в Елизабет-Сити. Денег у него было в обрез и приходилось быть экономным. Переночевав в дешевой гостинице и кое-как перекусив, Орвил на следующий день уже мчался в поезде, уносившем его от Атлантического океана на запад. Прибыв на вокзал в Дэйтон и выгрузив свои чемоданы на платформу, Орвил тщательно обыскал все карманы в надежде найти хоть одну никелевую монетку. Нет, ни одной.
— Ничего не поделаешь, — решил Орвил, — придется итти домой пешком.
И подхватив свои чемоданы, Орвил потащился с ними через весь город на другую сторону реки, на Готорн-стрит.
Через неделю, 9 декабря, Орвил с новым, еще более тяжелым багажом, двумя новыми осями, сделанными для прочности уже не из труб, а из крепкой сплошной стали, хотя и меньше диаметром, мчался в поезде обратно, к Атлантическому океану. По дороге он купил газету и, просматривая ее, наткнулся на телеграмму из Вашингтона о катастрофе с аэродромом Лэнли, упавшим в реку Потомак.
Орвил вернулся в лагерь в пятницу 11 декабря. На следующий день было первое предварительное испытание аппарата на длинном шестидесятифутовом деревянном, обитом железом, рельсе. В воскресенье после полудня аэроплан снова был готов для испытания, но ветер был слишком слаб для подъема с ровного места. Доставить же аппарат и рельс на один из холмов, чтобы произвести взлет со склона, нельзя было успеть до наступления сумерек. В понедельник 14 декабря стояла хорошая погода, но ветер опять был слишком слаб для подъема с ровного места. Поэтому братья решили произвести полет со склона Чортова Холма. В 1 час 30 мин. был дан условный сигнал служащим на спасательной станции, находившейся на расстоянии полутора километров от лагеря. Явилось пять человек, которые помогли перенести аппарат на вершину Чортова Холма и уложить деревянный рельс на склоне под углом в 9° к горизонту. Два мальчика, которые пришли за взрослыми, убежали домой, зазябнув и испугавшись рева мотора. Братья не сомневались, что, несмотря на слабый ветер, при помощи уложенного на склоне рельса и тяги пропеллера машина разовьет нужную для подъема скорость, но не совсем были уверены в том, что пилоту удастся удержать аппарат в равновесии на рельсе. Поэтому они прикрепили его проволокой к рельсу, которую нужно было отцеплять перед стартом. Запустив и проверив мотор, братья бросили вверх монету — жребий, кому лететь первому. Жребий выпал Вильбуру. Он занял лежачее положение на аэроплане, приготовясь к полету. Орвил же ухватился за правое крыло, чтобы поддерживать аппарат в равновесии, пока тот не разовьет нужную скорость. Однако после того, как проволока была снята, аппарат сразу рванулся так быстро, что Орвил смог пробежать за ним всего несколько шагов. Отпустив крыло, он вынул секундомер и стал следить за полетом. Проскользив по рельсу 35–40 футов, аппарат поднялся в воздух сначала на 6–7 футов, потом на 15, но Вильбур слишком круто повернул его вверх, аппарат накренился влево, ударившись левым крылом о землю, и зарылся полозьями в песок, сломав один полоз. Вильбур в возбуждении позабыл выключить мотор перед спуском. Полет продолжался всего 3 1/2 сек. и покрыл расстояние в 32 метра. Несмотря на это, братья остались очень довольны первым испытанием. Вильбур послал даже краткую телеграмму отцу, сообщая, что первое испытание прошло удачно, хотя расстояние невелико, и что дальнейший успех обеспечен.