Петр. Я был при смерти одного брата. Он внезапно, во время разговора, испустил дух, и я вдруг увидел умершим того, которого видел разговаривающим со мной. Но вышла ли душа его или нет, я не видел и, кажется, весьма трудно поверить бытию существа, которого никто не может видеть.

Григорий. Что удивительного, Петр, если ты не видел исходящей души, которой не видишь и в то время, когда она находится в тебе? Неужели, когда ты разговариваешь со мною, почтешь меня бездушным на том основании, что не можешь видеть во мне души моей? Существо души невидимо и так же невидимо исходит из тела, как невидимо находится в нем.

Петр. Но жизнь души, пребывающей в теле, я могу узнать из самых движений тела, потому что если бы не было в теле души, члены тела не могли бы двигаться; в каких же движениях и в каких действиях я могу видеть жизнь души по смерти тела, чтобы понять из видимых предметов бытие того, чего не могу видеть?

Григорий. Скажу хотя не совсем точное подобие: как сила души оживотворяет и движет тело, так сила Божия наполняет все, что сотворила: она иное оживотворяет своим дыханием, в ином содействует жизни, а иному только дает бытие своим присутствием. Поелику же ты не сомневаешься, что есть Бог творящий и правящий, все наполняющий и объемлющий, все превышающий и поддерживающий, неописуемый и невидимый, то не должен также сомневаться и в том, что Он имеет невидимых слуг. А служащим прилично стремиться к уподоблению тому, кому служат, так что нельзя и сомневаться, что невидимому служат невидимые слуги, в бытие которых мы веруем. Кто же эти невидимые слуги, как не святые Ангелы и души праведников? И как, видя движение тела, ты от низшего заключаешь о жизни души, пребывающей в теле, так от высшего должен заключать о жизни души, выходящей из тела, потому что может жить невидимо душа, обязанная пребывать в служении невидимому Творцу.

Петр. Все справедливо сказано; но ум отказывается верить тому, что нельзя видеть телесными очами.

Григорий. Когда Павел говорит: Есть же вера уповаемых извещение, вещей обличение невидимых (Евр.11,1), то указывает, что должно верить тому, чего нельзя видеть. Чтобы скорее уничтожить твое сомнение, скажу, что ничего видимого нельзя видеть без невидимого. Вот, например, твой телесный глаз видит все телесное, однако ж твой телесный глаз ничего не видел бы телесного, если бы не изощряло его зрения существо безтелесное. Отними ум, которого не видно, и напрасно будешь открывать глаз, который видел. Пусть выйдет душа из тела, телесные глаза твои, без сомнения, закроются. Итак, если они видели сами по себе, то почему ничего не видят по выходе души из тела? Отсюда заключай, что и все видимое можно видеть только посредством невидимого. Представим еще, что строится дом, поднимаются огромные тяжести, большие столпы поддерживаются машинами: кто, спрошу тебя, совершает это дело, видимое ли тело, которое двигает руками сии тяжести, или невидимая душа, оживотворяющая тело? Отними невидимое в теле — и тотчас останутся неподвижными все видимые груды металлов, которые видишь движущимися. Отсюда должно заключить, что и в сем видимом мире ничто не может устроиться без невидимой творящей силы. Ибо как всемогущий Бог Своим дыханием и проникновением оживотворяет и движет невидимые существа, так и невидимые существа проникновением движут и животворят видимые тела.

Петр. Признаюсь, побежденный сими доказательствами, я должен считать за ничто все видимое (без невидимого), хотя прежде выражал сомнение в невидимом, представляя в своем лице неутвержденных (в вере). Итак, согласен на все, что ты говоришь; однако ж как жизнь души, пребывающей в теле, я узнаю из движения тела, так хочется узнать мне о жизни души по смерти тела из свидетельства каких–нибудь видимых явлений.

Григорий. Если ты имеешь особенную любовь к сему предмету, то нетрудно найти свидетельство. Неужели св. апостолы и мученики Христовы стали бы презирать настоящую жизнь и предавать себя на смерть, если бы не были твердо уверены, что за ней последует жизнь души? Ты же сам говоришь, что жизнь души, пребывающей в теле, узнаешь из движений тела, и вот те, которые предали себя на смерть и верили жизни души по смерти тела, сияют ежедневными чудесами. К умершим телам их приходят живые больные и получают исцеление; приходят клятвопреступники и овладевают ими демоны; приходят бесноватые и освобождаются (от демонов); идут прокаженные и очищаются; приносятся мертвые, и воскресают. Отсюда заключай, что где–то живут души тех, которых мертвые тела производят здесь такие чудеса. Итак, если жизнь души, пребывающей в теле, ты признаешь из движения членов, то почему не хочешь видеть жизни души по смерти тела в чудесах, совершаемых даже чрез мертвые кости?

Петр. Никакой ум, кажется, не может противостоять сему доказательству: оно видимыми предметами побуждает верить тому, чего не видим.

Григорий. Несколько прежде (гл. 5) ты сказал, что не видел, как исходила душа из умирающего брата; но причиною сему и было именно то, что ты хотел видеть телесными очами существо невидимое. Многие из тех, которые очищали око ума своего чистою верою и плодоносною молитвою, часто видали души, исходящие из плоти. Считаю нужным рассказать сперва, сколько раз видимы были исходящие души и сколько разных предметов сами они видели при своем исходе из тела, дабы убедить примерами слабый ум, который не убеждается доказательствами.

Во второй книге сего сочинения (гл. 35) я уже рассказал, что достоуважаемый муж Венедикт, по свидетельству верных его учеников, находясь вдали от города Капуи, видел душу епископа сего города, несомую Ангелами на небо в огненном шаре. Смотря на сию восходящую душу, он видел расширенным оком ума весь мир, собранный в его глазах как бы под одним лучом солнца.

От тех же самых учеников св. Венедикта я слышал рассказ, что два знаменитых мужа, образованных и в мирских науках, два родных брата, из коих один назывался Специозом, а другой Григорием, поступили под его руководство в святой монашеской жизни. Достоуважаемый отец сей поместил их в монастыре, который построил он около города Таррацины. Братья владели в мире большими богатствами, но все раздали бедным для спасения своих душ, а сами остались жить в монастыре. Один из них, именно Специоз, послан был в город Капую по нуждам монастыря. В один день брат его Григорий, сидя с братиею за общею трапезою, восхищенный духом, увидел выходящую из тела душу брата своего Специоза, который так далеко находился от него; тотчас сказал он братии о своем видении, а сам поспешно побежал, и нашел своего брата уже погребенным. Смерть его последовала именно в тот час, в который Григорий видел исход души из тела.

Когда я был еще в монастыре, то один благочестивый и достойнейший веры муж рассказывал, что некоторые путешественники, плывшие на корабле из Сицилии в Рим, находясь на Средиземном море, видели восходящую на небо душу одного раба Божия, заключенного в Самнии в темницу. Сошедши на берег и расспрашивая, как было дело, они узнали, что раб Божий умер именно в тот день, в который видели его восходящим в небесные жилища.

Быв еще в монастыре, я слышал от одного достопочтенного мужа рассказ, который передам теперь. Он говорил, что достоуважаемый отец, по имени Спес, построил монастырь на месте, называемом Кампле, которое от древнего города Нурсии отстоит почти на шесть миль. Всемогущий и Милосердный Бог наказанием сохранил его от вечных мук и показал в Своем Промышлении над ним и строгость, и благость: как прежде выражал любовь к нему наказанием, так после показал ее совершенным исцелением. Целые сорок лет Бог держал глаза его в слепоте, не показывая внешнего света. Но в наказаниях Божиих никто не бывает оставлен благодатию. Если бы Милосердный Отец, полагающий наказание, не оказывал и снисхождения, то самое исправление грехов только умножило бы в нас грехи чрез наше нетерпение и, таким образом, вместо уменьшения вины, на которое можно было надеяться, вина увеличивалась бы. Посему Бог, знающий наши немощи, с ударами Своими соединяет попечение, и в самом наказании милосердно справедлив к избранным детям, дабы после сделать их такими, которым по справедливости следовало бы оказывать милосердие. Так было и здесь: наказывая достопочтенного старца тьмою, Бог никогда не лишал его внутреннего света; во время страданий телесных, по благодати Св. Духа, он чувствовал утешения сердца. Когда же исполнилось сорок лет слепоты, Бог возвратил ему свет и объявил о скорой его смерти; но прежде повелел ему проповедовать слово жизни в построенных вокруг монастырях, дабы при посещении братии открыл им свет сердца тот, кому возвращено зрение телесное. Повинуясь этому велению, старец тотчас стал обходить киновии братьев и проповедовать правила жизни, которые сам изучил на деле. В пятнадцатый день, по окончании проповеди, он возвратился в свой монастырь. Находясь среди созванных им братий, причастился Тела и Крови Господних, потом начал с ними таинственное пение псалмов и во время самого пения братии с молитвою предал дух Богу. Все присутствовавшие братия видели, как вылетела из уст его голубка, которая немедленно, сквозь отверстие кровли храма, на виду у братии, полетела на небо. Должно верить, что в образе голубки явилась душа его, — и самым этим видом Бог показал, с какою простотою служил Ему отшедший муж.