Автор прав, доказывая, что русский город XIV–XV вв. еще не стал очагом буржуазных отношений, но в то же время в его труде несколько недооцениваются уровень социально-экономического развития городов в это время и их роль в общественно-политической жизни.

Проблеме социально-экономического развития Руси в период образования централизованного государства в целом посвящены работы А. П. Пьянкова[367]. Представляет интерес нарисованная автором картина социально-экономического состояния Руси к моменту образования централизованного государства (сельское хозяйство, поземельные отношения, ремесло, внутренняя и внешняя торговля, город, положение крестьян и горожан). Ряд интересных мыслей высказал А. П. Пьянков и относительно политики московских князей, определяемой им в терминах старой дореволюционной историографии как «собирание земли и власти»: ограничение иммунитета, стеснение свободы вассальных отношений и т. д.

Проблемы классовой борьбы в период образования Русского централизованного государства, помимо ряда статей, нашли специальное освещение в книге Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье[368], в которой рассматриваются проявления на Руси в XIV — начале XVI в. антифеодального протеста в форме еретических движений. Речь идет о ереси стригольников в Новгороде и Пскове в XIV в. и в Пскове в первой половине XV в. (автор Н. А. Казакова) и о так называемой ереси «жидовствующих» в Новгороде и Москве во второй половине XV — начале XVI в. (автор Я. С. Лурье).

Ценность этой работы двух исследователей в методологическом отношении заключается в изучении выступлений еретиков в связи с развитием классовых противоречий в феодальном обществе и рассмотрении ересей как одной из форм оппозиции господствующему феодальному строю и официальной церковной идеологии[369]. С источниковедческой точки зрения важно, что авторы подходят критически к памятникам, содержащим сведения о ересях и в подавляющем своем большинстве вышедшим из среды воинствующих церковников, ведших решительное наступление на еретиков, вскрывают содержащиеся в этих памятниках тенденции, их происхождение и политический смысл. Круг источников в разбираемом издании значительно расширен; в приложении к исследованию Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье опубликован ряд новых текстов[370] или же заново воспроизведены исторические материалы, ранее (в дореволюционных публикациях) изданные неудовлетворительно.

Еретические движения рассматриваются Я. С. Лурье в связи с процессом образования Русского централизованного государства. Так, он доказывает, что участники московского еретического кружка Федора Курицына — дьяка, возглавлявшего своего рода правое крыло еретиков, близкого к великому князю Ивану III, ставили своей целью «реформацию в рамках феодально-самодержавного государства». Но социальный смысл взглядов и деятельности лиц, связанных с Федором Курицыным, охарактеризован Я. С. Лурье противоречиво. С одной стороны, он правильно говорит, что они думали «не о борьбе с феодальным государством, а о реформе этого государства, об ослаблении роли крупных феодалов, в частности церковных феодалов». С другой стороны, автор указывает, что «проповедь Федора Курицына и его товарищей получала… более широкое, иногда прямо антифеодальное звучание». Московская ересь, по словам Я. С. Лурье, «вопреки субъективным стремлениям своих руководителей превращалась в движение, опасное для феодального государства»[371]. Поэтому, очевидно, Я. С. Лурье считает, что и это умеренное течение укладывается в то определение, которое дано в заголовке книги: «Антифеодальные еретические движения на Руси XIV — начала XVI века». Здесь важно было бы провести более четкое разграничение неоднородных по своей социальной и политической сущности идеологических направлений, одинаково определяемых источниками как еретические, выявить в этом понятии разнообразие оттенков.

Из трудов, посвященных вопросу о роли отдельных русских земель в процессе политического объединения Руси в XIV–XV вв., наибольший интерес представляет монография В. Н. Бернадского «Новгород и Новгородская земля в XV веке»[372]. Это — фундаментальное исследование, содержащее ряд глубоких наблюдений и выводов. Автор доказывает, что в наиболее передовых в экономическом отношении районах Новгородской земли в XV в. зарождались денежные отношения. Это выражалось не только в росте рядков и городов, но и в том, что деревня стала выбрасывать на рынок как пушнину, так и продукты сельского хозяйства и ремесла. Начался процесс формирования небольших местных рынков. Экономическое развитие подтачивало традиционные формы политического строя Новгородской боярской республики, но само по себе не могло привести к его крушению. Падение самостоятельного Новгородского государства было подготовлено классовой борьбой крестьянства и плебейских масс города. Стихийное антибоярское движение народных масс, выступавших не всегда за, великого князя, но всегда против его противников-бояр, объективно содействовало объединению Руси.

Новгородские бояре проводили политику, направленную к сохранению независимости Великого Новгорода, дававшей им возможность осуществлять всю полноту власти в огромных новгородских владениях. Чем более проявлялись успехи объединения Руси, тем более реакционной становилась политика новгородского боярства. Она свелась к тому, чтобы любой ценой сохранить свои вотчины.

Московская великокняжеская власть, направляя свои силы на объединение центра Великороссии, до второй половины XV в. не ставила еще радикально вопроса о включении Новгородской земли в состав формирующегося Русского государства. Когда процесс сплочения центральных русских земель вокруг Москвы был завершен, правительство Ивана III стало подготавливать окончательно присоединение к Московскому княжеству Новгорода. Оно старалось сначала привлечь на свою сторону боярских руководителей Новгородской республики, а в. целях давления на них использовало антифеодальные движения. Мирным путем подчинить Новгородскую землю великокняжеской власти в силу сопротивления новгородского боярства не удалось. В 1478 г. последовала ломка новгородского политического строя. Дальнейшая политика правительства Ивана III в Новгородской земле заключалась в ликвидации светского вотчинного землевладения и сокращении церковного землевладения и насаждении там поместных земель. Содействовало московское правительство и развитию купечества.

Проблема социально-экономических предпосылок включения в состав Русского централизованного государства территории Великого Новгорода рассматривается также в монографии Л. В. Даниловой «Очерки по истории землевладения и хозяйства в Новгородской земле в XIV–XV вв.» Выводы автора в целом не расходятся с выводами В. Н. Бернадского. Л. В. Данилова считает, что новгородская феодальная вотчина в XIV–XV вв. «представляла собой жизнеспособный хозяйственный организм». Характерной чертой экономического развития Новгородской земли в это время был рост общественного разделения труда, развитие в недрах натурального хозяйства товарно-денежных отношений. В этот процесс были втянуты Обонежье и Подвинье. «На основе прогрессирующего отделения ремесла и промыслов от земледелия в сельских местностях расширялась сеть мелких местных рынков — эта необходимая предпосылка рынка национального». «Главным носителем товарно-денежных отношений» в новгородской феодальной вотчине являлось крестьянское хозяйство. В связи с этим в XV в. в составе феодальной ренты значительное место стали занимать денежные платежи. В некоторых вотчинах, расположенных в экономически наиболее развитых районах, наблюдалась частичная, а подчас даже и полная замена натуральной ренты денежной. По-видимому, роль денежной ренты в феодальном хозяйстве Новгородской земли преувеличивается Л. В. Даниловой, но ее общий вывод о том, что накануне включения Новгорода в состав Русского централизованного государства сельское хозяйство в Новгородской земле развивалось «по пути экономического подъема», заслуживает внимания.