Из «Жития» Евфросина можно извлечь материал, касающийся социального состава кругов, оппозиционных в отношении официальной церкви; кругов, в которых появлялись еретические настроения. Так, в числе идейных противников Евфросина было «мало чяди от священник, и нецыи клеветари… таже и от диакон не мнози суще, сице же и от народа мало возсташа людий на святаго…» Рядовое духовенство, городские ремесленники, посадские люди — это как раз та среда, где рождались и распространялись еретические течения, на борьбу с которыми была направлена церковная реформа, проведенная в Пскове в 1468 г. Очень интересно, что «Житие» Евфросина уподобляет идейную борьбу, которую вели с официальной церковью религиозные вольнодумцы, действиям разбойников: «яко нецыи разбоиницы ко старейшине срыскахуся, и строяще речи, и рать народа движуще»[2441]. Объективно это означает сопоставление двух форм проявления классовой борьбы: 1) в сфере идеологической; 2) в области социальной.

Итак, «Житие» Евфросина помогает раскрытию классовой сущности псковской церковной реформы 1468 г. В какие же формы она вылилась? Во-первых, была сделана выписка из Кормчей книги (Номоканона), которая должна была служить уставом при решении вопросов в области церковного суда и управления. Утвержденная на собрании духовенства пяти псковских соборов грамота с текстом, взятым из Кормчей книги, была водворена на хранение в государственный архив (в «ларь»). Во-вторых, из среды духовенства были выбраны и утверждены на вече в качестве правителей церковными делами два попа: Андрей Коза и Харитон. Последний, правда, недолго занимал предоставленный ему пост и скоро сбежал в Новгород к архиепископу[2442].

Имевшая целью укрепление позиций господствующей церкви, реформа 1468 г. отличалась охранительным характером. В то же время ей присущи и некоторые прогрессивные черты. Во-первых, известный демократический оттенок имела форма ее проведения: новые церковные порядки были приняты на вече с участием мирян, зафиксированы в «мирудокончанной грамоте». Во-вторых, и система церковного управления после 1468 г. стала более демократичной: судебные и административные функции по церковным делам сосредоточились в руках городского духовенства. Наличие демократических моментов в мероприятиях по реорганизации в 1468 г. церковного управления в Пскове (при ее общей консервативно-охранительной направленности) объясняется, очевидно, довольно значительной ролью, принадлежавшей городскому населению в обсуждении религиозных вопросов. Это наложило свой отпечаток и на ход реформы и на ее результаты.

Приехавший в Псков новгородский архиепископ Иона прежде всего признал незаконной утвержденную на вече грамоту, потребовал от посадников и духовенства ее уничтожения и отмены введенных на вече новых порядков. Архиепископ настаивал на том, что ему должна принадлежать полнота церковной власти в Пскове: «…А яз тоа сам хочю соудити здесь, а вы бы есте тоую выняли грамотоу подрали». Однако посадники и священники настаивали на целесообразности сохранения принятых ими нововведений. Иона обещал перенести этот вопрос на рассмотрение митрополита. Летопись приписывает новгородскому архиепископу следующие слова: «…и сам, сынове, отвасслышю, чтосиа вещь велика силно, и христианствоу развратно, а божиим церквам, мятно, а иноверным радостно, христиан видяще в таковеи живооуще слабости, и от них оукорен за небрежение наше»[2443]. Видно, что, хотя архиепископ стремился к удержанию в Пскове власти в своих руках, падение авторитета церкви, как феодальной организации, как политического института, как идеологической силы, вызвало у него тревогу.

В октябре 1469 г. в Псков прибыли из Москвы посланцы от Ивана III и митрополита Филиппа. В митрополичьей грамоте указывалось, что должна быть восстановлена власть новгородского архиепископа над псковской церковью, «зане же тое дело искони предано святителю оуправляти…»[2444] Великий князь и митрополит боялись предоставления церковной автономии Пскову, ибо это могло бы повести и к усилению политической самостоятельности Псковской республики. Псковские же бояре и духовенство не желали ссориться с московскими властями. Поэтому злополучная грамота с выписками из Номоканона в начале 1470 г. была извлечена из «ларя» и публично уничтожена на вече.

В 1470 г. в Новгород было отправлено из Пскова посольство из бояр во главе с посадником Яковом Ивановичем Кротовым для того, чтобы сообщить архиепископу о решении церковного вопроса («тех на владыце святительскых покладати вещей»), а также договориться по ряду спорных дел (о захваченных в Новгороде и посаженных в поруб псковских гостях и «людях» псковского посла и т. д.). Из Новгорода посольство, возглавленное Я. И. Кротовым, должно было поехать в Москву. О результатах поездки Я. И. Кротова и других бояр в Новгород и Москву летопись сообщает очень глухо, но видно, что не все спорные между новгородцами и псковичами вопросы были урегулированы. Псковских гостей новгородское правительство выдало только «головами», а их товары, очевидно, были задержаны в Новгороде.

Между тем новгородский архиепископ Иона, воспользовавшись решением митрополита об уничтожении грамоты 1468 г., стеснявшей его власть в Пскове, стал допускать беззакония в области церковного управления. Иону обвиняли в симонии. Он за «мзду» давал грамоты на право производства церковной службы вдовым священникам и дьяконам. Псковский летописец — современник говорит, что архиепископ поступал так «по своемоу обычаю злому, неуздержянномоу нравоу, сребролюбиа ради…»[2445] В Пскове нарастало недовольство действиями новгородского архиепископа, а значит, росла оппозиция новгородскому боярскому правительству. Она шла, по-видимому, из среды посадских людей, но захватывала и псковских бояр.

Тем временем подготавливалась московско-новгородская война. В декабре 1470 г. в Псков приехал великокняжеский боярин «поднимати псковичь на Великои Новъгород». Начиная наступление на Новгородскую республику, московское правительство желало обеспечить себе поддержку псковского населения. Идеологически предполагаемый поход на Новгородскую землю московская великокняжеская власть обосновывала как начало борьбы за восстановление «старины» в отношениях между Москвой и Новгородом. «Старина» же эта усматривалась в признании Новгородской земли великокняжеской «вотчиной». Псковичам московский посол предложил на вече от имени великого князя оказать ему помощь в укреплении его политической власти в Новгородской земле.

Псковское правительство действовало осмотрительно и осторожно. Оно отправило послов в Новгород с предложением своего посредничества в московско-новгородских отношениях. В этих целях псковичи просили предоставить им «путь» через Новгородскую землю в Москву.

Новгородские власти отказались от псковского посредничества в урегулировании мирным путем своих взаимоотношений с московским великим князем, потребовав от псковичей военной помощи против Москвы: «а вы бы есте за нас против великого князя на конь оуссегли по своемоу с нами миродокончанью…»[2446] На псковском вече, где выступал новгородский посол, выявилось враждебное отношение части псковского населения (бояр, купцов) к Новгороду. Пострадавшие в свое время псковские гонцы («обиднии люди»), в течение полугода просидевшие в Новгороде в заключении («в порубах приобижени», «измоучени в железах от биричов»), лишившиеся товаров и денег, заставили людей, сопровождавших новгородского посла, возместить им «серебром» их убытки. По главному вопросу — о военной поддержке Псковом Новгорода в случае его войны с Москвой — новгородскому послу был дан весьма уклончивый ответ: «как вам князь великои отслет взметноую грамотоу, тогда нам явите, а мы о том отгадав вам отвечаем». В то же время псковское правительство обещало верность Ивану III («а по князе великом няптася псковичи на Великои Новгород послоу князя великого»)[2447].