Активность новгородских черных людей выявилась в 1342 г. и в других направлениях. Землевладелец Лука Варфоломеев, собрав отряд холопов («скопив с собою холопов збоев»), отправился по собственной инициативе, без санкции новгородского правительства, митрополита и архиепископа («не послушав Новаграда, митрополица благословенна и владычня»), на Двину. Там он основал городок Орлец, захватил «на щит» погосты в «Заволочской земле» и там же был убит. В то же время сын Луки Онисифор двинулся с другим военным отрядом на Волгу, стремясь, очевидно, как и его отец, к земельным захватам и обогащению путем грабежа купеческих караванов.

Лука Варфоломеев и Онисифор Лукинич, по-видимому, пользовались популярностью среди новгородских плебейских масс, часть которых, не находя применения своему труду и пропитания в Новгороде, хотела найти средства к существованию, приняв участие в походах за пределы Новгородской земли. Поэтому, когда в Новгород пришла весть о гибели Луки Варфоломеева, черные люди подняли восстание, обвинив посадника Федора Данилова и некоего Андрея (Ондрешка) в том, что они организовали это убийство («…яко те заслаша на Луку убити…»). Дома и села Федора и Ондрешка подверглись «разграблению», а сами они были вынуждены убежать в Копорье, где и скрывались всю зиму.

В это время в Новгород явился Онисифор Лукинич и подал официальную жалобу новгородскому правительству на Федора Данилова и Ондрешка, заявив: «Те заслаша отца моего убити». Началось расследование указанного дела. В Новгород от имени архиепископа и веча были вызваны из Копорья (через архимандрита Юрьева монастыря Есифа) обвиняемые лица. На предъявленное им обвинение они ответили: «не думале есме на брата своего на Луку, что его убити, ни засылати на его».

Между тем Онисифор Лукинич стремился, очевидно, используя версию об организации новгородскими правителями убийства своего отца, завоевать симпатии черных людей и при их помощи пробраться к власти. Вместе с боярином Матвеем Варфоломеевым Козкой Онисифор собрал вече на Софийской стороне Новгорода. Противники Онисифора — Федор Данилов и Ондрешка в свою очередь созвали второе вече — на Ярославовом дворе. Ясно, что между названными представителями боярства шла борьба за власть, а успех в этой борьбе в значительной мере определялся позицией черных людей. Было важно, за кем они пойдут. Онисифор и Матвей отправили для переговоров со своими соперниками архиепископа, но, не дождавшись его возвращения, двинулись («удариша») вместе с поддерживавшими их людьми на Ярославов двор. В происшедшей здесь схватке сторонники Федора Данилова и Ондрешки захватили Матвея Козку и его сына Игната и заперли их в церкви, а Онисифору «со своими пособникы» удалось бежать. После этого участники двух вечевых сходок, собравшихся на разных сторонах Волхова, пришли к примирению — на каких условиях, мы не знаем. Новгородский летописец говорит, что примирение было достигнуто усилиями архиепископа и наместника[1719]. Вряд ли можно сомневаться в том, что черные люди выговорили для себя какие-то льготы со стороны представителей господствующего класса.

При характеристике классовой борьбы в Новгороде важно отметить, что в Новгородской летописи под 1344 г. помещено достаточно подробное сообщение о крестьянском движении этого времени в Эстонии («бысть мятежь за Наровою велик: избита чюдь своих бояр земьскых…»)[1720]. Очевидно, интерес к нему летописца объясняется, в частности, тем, что и в Новгородской земле происходили антифеодальные движения.

Под 1345 г. в Новгородской летописи находим известие о смене посадников. Вместо Евстафия Дворянинца посадником стал Матвей Варфоломеевич, которому не удалось прийти к власти в 1343 г. По-видимому, он, как и Лука Варфоломеевич, пользовался известным авторитетом среди черных людей. Летописец подчеркивает, что переход посадничества от Евстафия к Матвею не сопровождался борьбой между их сторонниками («…не бысть междю ими лиха»). Однако такая борьба велась. Это видно хотя бы из того, что в 1346 г. Евстафий Дворянинец был убит на вече[1721].

Избрание посадником Матвея Варфоломеевича, конечно, не означало демократизации новгородского правительства. Но его кандидатура в качестве посадника была наиболее приемлемой для черных людей. Поэтому с передачей посаднического жезла Матвею Варфоломеевичу волнения новгородской «черни» немного приостановились.

Приведенный выше материал в достаточной степени убедительно свидетельствует о том, что первая половина пятого десятилетия XIV в. явилась временем усиления классовой борьбы в Новгороде. Я говорил также, что отмеченное явление не было особенностью одного Новгорода, что в тот же промежуток времени вспыхнуло восстание горожан в Брянске. Возможно предположить, что имели место какие-то волнения черных людей в Смоленске. Сохранились, наконец, данные об обострении в те же годы классовых противоречий в Твери.

Как было указано в параграфе третьем настоящей главы, Иван Калита, сурово расправляясь с участниками народных движений, в 1339 г. вывез в Москву колокол, снятый с тверского Спасского собора. Этим как бы подчеркивалось желание московского князя подавить вечевые порядки (вече собиралось по звону церковного колокола) и тем самым помешать крамольным выступлениям горожан. Но в 1347 г. тверской князь Константин Васильевич приказал слить новый большой колокол для Спасского собора[1722]. Не означало ли упоминание об этом акте в летописи демонстративное подчеркивание того, что князь не может нарушить право горожан собирать вече и через вече предъявлять свои требования и претензии княжеской власти. А если действительно можно так толковать летописное известие, то значит в Твери на протяжении с 1339 по 1347 г. имели место в какой-то форме движения горожан, с которыми должен был считаться князь.

Имеются данные утверждать, что эти движения облекались в идеологическую форму, представляя собой еретические выступления против господствующей православной церкви. Об идеологической борьбе в Твери в 40-х годах XIV в. можно судить по одному очень интересному памятнику, «Посланию архиепископа новгородцкого Василия ко владыце тферскому Феодору», помещенному в Воскресенской и некоторых других летописях под 1347 г.[1723] В названном Послании говорится, что в Твери благодаря деятельности «лихих людей» началось идейное брожение («распря»). Возникли споры о том, возможно ли увидеть на земле рай, в котором некогда жил Адам, или же следует говорить только о «мысленном рае», как духовном понятии. Первую точку зрения защищал новгородский архиепископ Василий, вторую — тверской епископ Федор, находившийся под влиянием «лихих людей».

Послание Василия подверглось детальному анализу в работе А. И. Клибанова[1724]. Он пришел к выводу, что полемика новгородского архиепископа с тверским епископом Федором была отражением религиозных споров, ведшихся во второй четверти XIV в. в Византии между Григорием Паламой и Варлаамом по вопросу о том, что представлял собой свет, который якобы видели на Фаворской горе апостолы Петр, Иоанн и Иаков. Палама утверждал, что Фаворский свет — явление чудесное, Варлаам усматривал в нем явление природы и тем самым подрывал веру в чудеса, в религии же видел духовное познание человеком высшей истины. Учение паламитов сделалось идейным знаменем реакции. Учение Варлаама официальная церковь расценивала как ересь.

А. И. Клибанов считает, что архиепископ Василий был последователем идей Паламы, исповедовал «внешне-обрядовую религию с ее магией церемоний и мистикой чудес» и поэтому доказывал, что благодаря чуду человеческим чувствам могут стать доступными такие сверхъестественные явления, как «царствие божие». Для Федора понятие «мысленный рай» означало, что рай надо искать «в самом человеке». Объявляя религию «внутренним миром человека», тверской епископ «применял свой принцип для критики православия с его бездушной обрядностью и суеверным почитанием «чудес»». Если Василий выступал как «православный ортодокс», то «выступление Федора Доброго явилось самым значительным фактом в предистории русской реформационной мысли», — пишет А. И. Клибанов.