Эпилептоиды склонны выступать в роли благодетелей человечества. Они «любят порядок; эти люди человечество в рай будут гнать насильно, они любят всё человечество, а не каждого человека в отдельности; под их контролем находится буквально всё. Кстати, создатели великих империй в истории были либо эпилептоидными, либо эпилептиками...: Юлий Цезарь, Александр Македонский, Наполеон, Петр Первый». У Петра заметны и паранойяльные признаки, с характерной склонностью «к образованию так называемых сверхценных идей». Эпилептоидные и паранойяльные черты личности Петра не сопровождались искажением оценки реального мира. Пётр оставался трезвомыслящим реалистом, что в сочетании со сверхнастойчивостью психопата делало его опасным противником для внешних врагов и обеспечивало гибкость реформ внутри страны.

Вернёмся к книге Буровского. Его разоблачения Петра — человека, реформатора и правителя, повторяют высказывания многих не любящих Петра историков и писателей. Чтобы выглядеть оригинальным, автор пускается в фантазии в духе альтернативной истории. В конце книги он предлагает читателю выбор: «Хотите — пусть на вас со стены смотрит интеллигентное лицо Василия Голицына, приятная значительная "парсуна" Алексея Михайловича, чуть смущенно улыбается царевна Софья, иронично поглядывает милое лицо царевича Алексея. А нравится — любуйтесь монструозной харей Фёдора Юрьевича Ромодановского, напудренной физиономией личного приятеля чертей и пассивного педика Лефорта, дегенеративным мурлом опухшего от пьянства Никиты Зотова, подловатой харей Меншикова». Если не так выберете, грозит Буровский, то худо будет вашим детям и внукам. Хочется спросить, за кого автор считает своего читателя, предлагая детские страшилки? И ответ очевиден — за того, кто покупает его книги.

Можно спросить меня, почему я столько времени потратил на Буровского? Ответ следующий: потому что он написал редкий по ненависти к русскому пароду и его истории пасквиль «Россия, которой не было-2. Русская Атлантида» (2000) и повторил его в книгах — «Московия. Пробуждение зверя» (2006) и «Русская Атлантида» (2010). Потому что Буровский — наставник и покровитель ещё одного русофоба, Дмитрия Верхотурова, автора пасквиля «Покорение Сибири: мифы и реальность» (2005), призывающего к отделению Сибири и выходу тюркских народов из состава России. Потому что Буровский, искажая наше прошлое, уверяет, что он учёный-историк, хотя у него нет публикаций по истории в рецензируемых журналах. Наконец, потому, что подобные люди приобрели в России влияние: Буровский перебрался в Петербург, читает лекции в университете и консультирует но истории депутата Госдумы Владимира Мединского[292].

Благодаря авторитету Буровского, в книге Мединского «О русском воровстве, особом пути и долготерпении» (2008) повторена уничтожающая оценка Петра как государя и человека. Совпадения буквальны, что очевидно на примере текстов на стр. 173 у Мединского и стр. 136 у Буровского:

«Пётр хотел, чтобы стрельцы дали показания против Софьи, чтобы побег из голодной Астрахани выглядел попыткой государственного переворота. Конечно же, вскоре Ромодановский принес необходимые "доказательства": мол, переписывались стрельцы с царевной Софьей! Тогда взялись за людей, близких к царице, в том числе и за двух её сенных девушек. Петр выступил прямо-таки как гуманист — велел не сечь кнутом одну из них, находившуюся на последней стадии беременности. Правда, повесили потом обеих, в том числе и беременную».

Примеры подобного «сотрудничества» встречаются у этих авторов и в других книгах. Так фраза «Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса, черт те из чего, и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы» есть у Буровского в «Петре Первом. Проклятом императоре» (с. 110—111) и у Мединского в книге «О русском пьянстве, лени и жестокости» (с. 61).

...Ну, довольно критики, пора завершать разговор о Петре.

6.10. ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВОКРУГ ПЕТРА — ДВА ПЕТЕРБУРЖЦА

 Иосиф Бродский. Пётр Первый скончался в тот же день по старому стилю, что Бродский по новому — 28 января. Поэт петербуржец стихов о Петре не писал. Он писал о нём эссе, называл «единственным мечтателем среди русских императоров», а стихов не писал. Зато Бродский сравнивал Петра с Лениным и даже сравнил их памятники. Он первый увидел, насколько символика зданий вокруг «человека на броневике» у Финляндского вокзала проигрывает символике, окружающей Медного всадника:

«Слева от себя человек на броневике имеет псевдоклассическое здание райкома партии и небезызвестные "Кресты" — самый большой в России дом предварительного заключения. Справа — Артиллерийская академия и, если проследить, куда указывает его протянутая рука... — ленинградское управление КГБ. Что касается Медного всадника, у него тоже по правую руку имеется военное учреждение — Адмиралтейство, однако слева — Сенат, ныне Государственный исторический архив, а вытянутой рукой он указывает через реку на Университет, здание которого он построил, и в котором человек с броневика позднее получил кое-какое образование».

Бродский полагал, что Ленин, «пожалуй, только в двух отношениях был сходен с Петром I: в знании Европы и в безжалостности». Здесь, возможно, лежит разгадка, почему в стихах Бродского есть «всадник мёртвый» и нет Петра. Вспомните строфы из «Писем римскому другу»:

«Говоришь, что все наместники — ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца».

Наместниками поэт называл секретарей горкомов и обкомов Империи, Цезарем — добродушного Брежнева, мастера аппаратных игр и любителя застолий. Это была наполовину вегетарианская Империя: в 70-е годы в Ленинграде убийство считалось событием, о спецпайках и лечении в Четвертом управлении народ судачил на кухнях. Воровство наместников даже отдаленно не шло в сравнение с делами современных российских чиновников.

Империя обидела поэта, не то чтобы жестоко, но глупо. И всё же изгнанник в своём далеке понял, что, обрушив советский социализм, Россия вляпалась в гораздо худшую беду. О новой России Бродский не писал стихов, как не писал о Петре. Эти темы пересеклись в романе другого петербуржца, долгожителя Империи, дожившего до счастья «жить в эту пору прекрасную».

Даниил Гранин. В 2000 г. в журнале «Дружба народов» был опубликовал роман Гранина «Вечера с Петром Великим». Автор завершил роман на пороге своего 80-летия. Книга посвящена размышлениям о Петре, о гении и злодействе и об уроках истории. Фабула построена вокруг бесед о Петре нескольких второсортных россиян. Случай свёл их в захиревшем санатории в окрестностях Петербурга. Вечерами они собираются в заколоченном прибрежном корпусе, выпивают, закусывают и главным образом беседуют. Компания подобралась разношёрстная: профессор-энтомолог, шофёр-дальнобойщик, чиновник но кадрам, театральный художник и главный рассказчик — уволенный школьный учитель, бывший историк. Историк, фамилия его Молочков, является преданным поклонником Петра Первого. Знания у него обширные, рассказывает он увлекательно и слушатели как бы переносятся в эпоху Петра. Переносятся, сравнивают с настоящим, и... возвращаются в прошлое. Ведь они собрались отдохнуть душой, а не слушать надоевшие всем рассказы чиновника о досуге и доходах власть имущих:

«Мы устали от его обличений, от своей бессильной злости. Злость хороша как приправа, всё это жульё, что обворовывало и обманывало нас в последнее время, — оно ещё отравляло нас ненавистью, не хотелось больше слушать о них. Нас больше влекло прошлое, когда Россия мужала, поднималась как на дрожжах..»

Темой бесед остаётся Пётр; вокруг построен роман. Современность служит обрамлением. Но она присутствует в беседах о Петре. Присутствует в мыслях читателя. Это и есть мастерство, когда додумываешь недосказанное. Пересказывать книгу нет нужды. В ней важен не сюжет, а диалоги, штрихи к портрету Петра и... к современности. Вот такой диалог: