Изменить стиль страницы

И еще он сказал: «Командующий фронтом от нас требует, чтобы мы воспитывали в подчиненных командирах и политработниках чувство превосходства наших вооруженных сил над фашиствующими вояками, над милитаристами. И предупреждает нас об опасности “шапкозакидательства”. Эти требования относятся и к старшим и к младшим чинам…»

«Командующий фронтом» — это Г. М. Штерн. Он воевал в Испании. Видел, как воюют гитлеровцы. Требования его выстраданы под Мадридом. Так мы слова Берзарина и восприняли.

Когда Берзарин произнес фразу: «Благодарю за внимание», мы не удержались и вскочили со своих скамеек. Не соблюдая субординации, окружили генерала. Жали ему руки, произносили сумбурные благодарственные фразы.

Мы все вышли из зала и были готовы нести генерала до его автомобиля на руках. Его провожал начальник Отдела боевой подготовки штаба фронта полковник А. П. Белобородов. Мы, курсанты, некоторое время спустя помогали этому полковнику формировать его 78-ю стрелковую дивизию. Она отправилась на фронт и во время битвы под Москвой отличилась и стала 9-й гвардейской.

Улыбчивый генерал захлопнул дверь эмки и укатил.

…Через несколько дней, которые прошли под впечатлением берзаринской лекции, мне и моим товарищам по курсам захотелось сходить в Дом Красной армии. На концерт. И попутно еще раз взглянуть на трофейные японские пушки. Два таких орудия — гаубицы были установлены у подъезда ДКА. Взяли в сопровождающие к себе майора Фудзивару. Он, японец по национальности, офицер разведуправления, с нами охотно общался. Ознакомил нас с боевыми характеристиками орудий. Заметил: «Между прочим, Берзарина до сих пор Токио не забывает. Привезли мне свежие газеты, и там ему статья посвящена. Именуют “Уссурийским тигром”, с уважением отзываются о нем». Фудзивара заключил: «Полковник Берзара — отныне рыцарь божественного микадо Хирохито».

Прощай, Хабаровск!

О боевых заслугах того или иного командира или политработника, если они у них имелись, красноармейцы знали. Агитаторов, пропагандистов, лекторов хватало. Старались на этой ниве печать, радио, кино.

Взять, например, Берзарина. О нем я был наслышан. Прежде всего от местных газетчиков. Знал, что он в Красной армии с 1918 года, воевал на разных фронтах. И не так давно, после окончания академического курса, служил даже военным комендантом Иркутска. Не Чапаев он, конечно, не Котовский или Лазо. Но командир он обстрелянный. С таким не страшно оказаться и на поле боя.

Недавняя встреча с командармом Берзариным, таким понятным и общительным на той памятной лекции, явилась для нас, курсантов, нерядовым событием.

Ниже поведаю, как я увиделся с генералом Берзариным еще раз. Это произошло в декабре 1940 года, накануне торжеств по поводу Дня конституции. Он отмечался в те времена 5 декабря.

К празднику мы готовились заблаговременно. Мне, новобранцу, тогда служившему в стройбате, как имеющему некоторый опыт работы в печати, комиссар батальона доверил выпуск ротного «Боевого листка». Разумеется, рукописного. Здесь, в штабе фронта, на меня возложили задачу посложнее. Обязали выпускать стенгазету. Ведь службу продолжаю не в каком-нибудь заштатном пехотном подразделении, а в управлении штаба фронта! Ответственность не та. Интеллекта требуется побольше.

Я проявил бесстрашие и согласился. А что мне оставалось? Мне повезло. Было удачей, что я подружился с бывшим газетчиком Степой Родионовым. Перед призывом он работал репортером в многотиражке Сталинградского тракторного завода. К тому же он увлекался графикой. Выглядел паренек щеголем, у него были не кирзачи, а ботинки с крагами. Но по характеру он почему-то был человек робкий. В своем графическом творчестве Степа подражал Кукрыниксам и Борису Ефимову, асам карикатурного жанра, их работы украшали страницы «Крокодила» и других солидных изданий.

Теперь мы со Степаном, расхрабрившись, затеяли выпуск не простенькой стенной газеты, а сатирического листка. И назвали его хлестко: «По зубам!» Заполняли сатирой, юмором, анекдотами и карикатурами Степана Родионова. Периодичность — примерно один номер в месяц. Хлопот хватало. Причем понятно: делали мы его в выходные дни. Заметки выискивали в подшивках газет, кое-что давали и собственное или от наших корреспондентов-курсантов. Удивительно для меня нынче то, что мы с Родионовым обходились без шефа-политрука. Понимали наверху, наверное, что если «учредить» шефство, то мы станем пассивными и газета перестанет выпускаться.

Наш листок хлестал в основном по персонажам итальянских — немецких — японских властных структур. Ибо они сколотили ось «Рим — Берлин — Токио». Больше всего доставалось физиономиям самураев, хунхузов, фашистов-нацистов. Критиковали мы и наших «героев» — разгильдяев, картежников, выпивох, жуликов в армейских мундирах.

В помощники мы вовлекали военкоров-энтузиастов. Помогали сотрудник отдела, старший лейтенант, женатый на девушке, работавшей в машинописном бюро. А когда старлей, ревнуя, запретил ей общаться с курсантами, мы обошлись собственными силами и наловчились сами печатать. Я достиг высот — выполнял и перевыполнял норму выработки штатной профессиональной барышни-машинистки.

Свежий номер нашей стенгазеты «По зубам!» с изображением в заголовке побитой рожи самурая у нас получился удачным. Потому что готовили его в приличном расположении морального духа. Еще бы! Приказ с поздравлениями от начальства дорогого стоит.

Мы со Степой Родионовым бережно принесли наше детище в положенное место, взяли в кладовке табуретку и стали прилаживать газету в простенке. Возились без головных уборов, с расстегнутыми воротниками гимнастерок в разгар рабочего дня. Лист ватмана с текстом и рисунками не вмещался в раму витрины. Мы кое-как втиснули его туда. Не заметили, что на расстоянии нескольких шагов от нас остановился военный с двумя звездочками генерала в петлицах. Голову покрывала генеральская папаха с кокардой. Как тут рядовому не растеряться! Не заметил я и того, когда и каким образом исчез Степа. Он строго следовал солдатской мудрости: «Не попадайся зря на глаза начальству». Меня же поразил столбняк: ведь это же — генерал-майор Берзарин…

По службе он для меня в этом месте — посторонний военный человек. Можно ли в таком случае ему не рапортовать? Что сказано о такой ситуации в уставе? Я же занят конкретным делом! И высокий гость, видя меня остолбеневшим, приложил руку к своему головному убору и тихонечко спросил:

— Что это за плакат?

Я опомнился и глубоко вздохнул:

— Стенная газета нашего управления, товарищ генерал!

— Так-так-так… Вижу, — ответил он. — Давайте взгляну. Сегодня я, к сожалению, газету не видел.

Цепкий взгляд высокого гостя остановился на колонках текста и на рисунках солдата-художника.

Мне, рядовому солдату, столь простецки разговаривать с генералом не доводилось. И я отвечал часто невпопад. Правда, мышление мое вскоре вошло в норму. Генерал разговаривал таким тоном, словно я — тоже генерал.

Что же было помещено в данном номере нашей стенгазеты «По зубам!»? Ничего особенного. Мы, собственно, плелись в хвосте «Крокодила». Помещена самодельная критика в адрес капиталистического мира. Острее всего высмеивали коварных японцев, повесивших на наших границах страшилище — Квантунскую армию.

Они, японцы, совсем недавно посягнули на священные рубежи нашей родины. Не только у Хасана в Приморье, но и на Халхин-Голе. В ответ получили по зубам. Мы, авторы материалов стенгазеты, по существу нового слова не сказали.

На последней колонке сочиненный мною сатирический «Романс самурая», а также четверостишие, посвященное кумиру наших курсантов, и моему в том числе, — командарму, генералу Берзарину. И совпадение произошло невероятное — материал стенгазеты читает самолично герой нашего произведения.

Что же содержал мой «Романс самурая»? Скучноватое, шаблонное:

Я помню день. Ах, это было счастье…
Шагал я на войну — грабеж.
Не ожидал я там ненастья.
Теперь зубов моих там не найдешь.