Знатный араб Зубайр, сделавшийся впоследствии соперником Али и отцом одного халифа, выказал свою храбрость в Египте: он прежде всех приставил штурмовую лестницу к стенам Бабилиуна. Во время африканской экспедиции Абд Аллах отрядил его с особым поручением. При первом известии о битве он пробился сквозь лагерь греков с двенадцатью товарищами и спешил разделить опасности своих соотечественников, не подкрепляя себя ни пищей, ни отдыхом. Окинув взглядом поле сражения: “Где же наш главнокомандующий?” - спросил он. “В своей палатке”. - “Разве место вождя мусульман в палатке?” Покрасневший от стыда Абд Аллах стал объяснять, какую цену имеет для армии жизнь ее начальника и какой опасности подвергает эту жизнь награда, обещанная римским префектом. “За неблагородный вызов, - сказал Зубайр, - отплатите неверным таким же вызовом. Объявите вашей армии, что за голову Григория вы наградите его плененной дочерью и такой же суммой в сто тысяч золотых монет”. Наместник халифа поручил мужественному и осмотрительному Зубайру привести в исполнение им самим придуманную военную хитрость, которая и окончила в пользу сарацинов борьбу, так долго остававшуюся нерешительной. Благодаря своей изворотливости и ловкости мусульмане скрыли от неприятеля немногочисленность тех войск, которые поддерживали сражение до той минуты, когда солнце уже поднялось высоко; а между тем одна часть их армии скрывалась в своих палатках. Противники разошлись измученными: они разнуздали своих лошадей, отложили в сторону свои доспехи и стали готовиться или только делали вид, что готовятся к вечернему отдыху и к завтрашнему бою. Вдруг раздался сигнал к нападению; из арабского лагеря высыпали толпы бодрых и неустрашимых воинов, и длинные ряды греков и африканцев были застигнуты врасплох и опрокинуты новыми эскадронами правоверных, которые могли казаться в глазах фанатиков отрядом спускавшихся с неба ангелов. Сам префект пал от руки Зубайра; его дочь, искавшая мщения и смерти, была окружена и взята в плен, а спасавшийся бегством неприятель вовлек в свою гибель город Суфетула, в котором наделся укрыться от сабель и пик арабов. Суфетула была построена в ста пятидесяти милях к югу от Карфагена на отлогой покатости, которую орошал поток и которую покрывала тенью роща из можжевельника, а любознательный путешественник до сих пор может восхищаться римскою роскошью, глядя на развалины триумфальной арки портика и трех храмов коринфского ордена. После падения этого богатого города и провинциальные жители, и варвары стали со всех сторон молить победителя о пощаде. Предложения уплачивать подать и изъявления преданности должны были льстить тщеславию или религиозному усердию арабов; но понесенные ими потери, усталость и распространение заразной болезни помешали им прочно утвердиться в завоеванной стране, и после пятнадцатимесячной кампании они отступили к египетской границе вместе с захваченными в Африке пленниками и добычей. Свою пятую долю халиф уступил одному фавориту под видом уплаты долга в пятьсот тысяч золотых монет; но если правда, что каждый пехотинец получил на свою долю по тысяче золотых монет, а каждый кавалерист по три тысячи, то придется полагать, что интересы государства были вдвойне нарушены этой обманчивой сделкой. Все ожидали, что виновник смерти Григория предъявит свои права на самую ценную часть обещанной награды; так как он долго не являлся, то можно было предполагать, что он пал в битве; наконец, слезы и возгласы дочери префекта при виде Зубайра засвидетельствовали и о мужестве, и о скромности этого благородного воина. Несчастную девушку предложили убийце ее отца; но он неохотно принял ее даже в число своих рабынь, хладнокровно объявив, что он посвятил свой меч на служение религии и что он стремится к более высокой награде, чем прелести смертной красавицы или богатства этой временной жизни. Возложенное на него почетное поручение известить халифа Османа об одержанных мусульманами победах и было той наградой, которая соответствовала его влечениям. Товарищи Мухаммеда, арабские вожди и народ собрались в мединской мечети, чтобы выслушать интересный рассказ Зубайра, а так как оратор ничего не позабыл, кроме тех услуг, которые он сам оказал своими советами или своими подвигами, то арабы присоединили имя Абд Аллаха к геройским именам Халида и Амра.

Завоевание Запада сарацинами было приостановлено почти на двадцать лет, пока их внутренние раздоры не прекратились со вступлением на престол Омейядов; тогда сами африканцы стали звать к себе халифа Муавию. Когда преемники Ираклия узнали о наложенной арабами на африканское население дани, они вместо того, чтобы пожалеть об этих несчастных и постараться облегчить их бедственное положение, наложили на них, в виде возмездия или пени, вторичную дань в том же размере. Жалобы африканцев на бедность и разорение оставлялись византийскими министрами без внимания; отчаяние заставило их предпочесть владычество одного повелителя, а вымогательства карфагенского патриарха, который был облечен и гражданскою, и военною властию, побудили не только сектантов, но даже живших в этой римской провинции католиков отвергнуть как верховенство, так и религию их притеснителей. Первый из наместников Муавии покрыл себя заслуженною славой, овладел одним важным городом, разбил тридцатитысячную греческую армию, захватил восемьдесят тысяч пленников и обогатил отобранною у них добычей отважных сирийских и египетских удальцов. Но его преемник Окба имеет более прав на титул завоевателя Африки. Он выступил из Дамаска во главе десяти тысяч самых храбрых арабов, к этим военным силам, состоявшим из одних мусульман, впоследствии присоединились многие тысячи варваров, помощь которых была так же ненадежна, как их обращение в магометанскую религию. Нам было бы трудно - да в этом и нет надобности - с точностью проследить путь, по которому продвигался вперед Окба. Восточные писатели покрыли внутренность страны вымышленными армиями и воображаемыми крепостями. В воинственной провинции Забе, или Нумидии, восемьдесят тысяч местных уроженцев действительно могли собраться с оружием в руках; но существование трехсот шестидесяти городов несовместимо с неумением жителей возделывать землю или вообще с упадком земледелия, а развалины Эрбы и Ламбесиса не оправдывают предположения, что эта древняя метрополия неприморской страны имела в окружности три мили. Ближе к берегу моря находятся хорошо известные города Булла Регия и Танжер, которые, как кажется, были пределом сарацинских завоеваний. Благодаря своему удобному порту Булла Регия и до сих пор сохранила некоторые остатки прежней торговли; в более счастливые времена в этом городе, как рассказывают, было около двадцати тысяч домов, а железо, которое в изобилии добывается из соседних гор, могло бы снабдить более храбрый народ средствами обороны. Отдаленное положение и почтенная древность Тинжи (Танжера) была украшена вымыслами греков и арабов; но когда эти последние говорят о городских стенах, построенных из бронзы, и о крышах, сделанных из золота и серебра, эти иносказательные выражения следует принимать за эмблемы силы и богатства. Провинция Мавритания Тингитанская, так названная по имени своей столицы, была мало исследована римлянами и лишь частию ими заселена; они завели там пять колоний, но эти колонии занимали лишь небольшую часть страны, а южные части провинции лишь изредка посещались агентами роскоши, отыскивавшими в лесах слоновую кость и лимонное дерево, и на берегах океана раковины, из которых извлекалась пурпуровая краска. Неустрашимый Окба проник в самую глубь страны, перешел через пустыню, в которой его преемники основали блестящие столицы - Фец и Марокко и наконец достиг берегов Атлантического океана и окраины великой степи. Река Сус сбегает с западной стороны Атласских гор и, подобно Нилу, оплодотворив окрестную почву, впадает в море неподалеку от Канарских, или Счастливых, островов. На ее берегах жило самое дикое из мавританских племен, у которого не было ни законов, ни дисциплины, ни религии; оно было испугано новым для него и непреодолимым могуществом восточных армий, а так как у него не было ни золота, ни серебра, то самую ценную часть захваченной у него добычи составляли красивые пленницы, некоторые из которых были впоследствии проданы по тысяче золотых монет за каждую. Вид беспредельного океана остановил наступательное движение Окбы, но не охладил его рвения. Пришпорив коня, он спустился в воду и, подняв глаза к небу, воскликнул тоном фанатика: “Великий Боже! если бы я не был остановлен морем, я продолжал бы мой путь к неизвестным западным царствам, проповедуя единство твоего святого имени и предавая мечу мятежные народы, которые поклоняются не тебе, а каким-либо другим богам”. Однако этот новый Александр, мечтавший о новых мирах, не был в состоянии сохранить свои недавние завоевания. Измена и греков и африканцев заставила его отступить от берегов Атлантического океана, а когда толпы врагов окружили его со всех сторон, ему не осталось ничего другого, как умереть с честью. Последние минуты его жизни были прославлены тем примерным великодушием, которое составляет национальную черту арабских нравов. Один честолюбивый вождь, оспаривший у Окбы права главнокомандующего и потерпевший неудачу в своей попытке, был приведен пленником в арабский лагерь. Инсургенты рассчитывали на его ожесточение и мстительность, но он отверг их предложения и обнаружил их замыслы. В минуту опасности Окба из признательности приказал снять с него оковы и посоветовал ему удалиться; но он предпочел умереть под знаменем своего соперника. Обнявшись как друзья и мученики, они обнажили свои палаши, разломали их ножны и упорно защищались, пока не пали друг подле друга мертвыми на трупы последнего из своих соотечественников. Третий арабский главнокомандующий, или африканский губернатор, по имени Зугеир, отомстил за смерть своего предместника, но подвергся одной с ним участи. Он разбил туземцев в нескольких сражениях, но не устоял против сильной армии, которая была прислана из Константинополя на помощь Карфагену.