Итак, повторялась старая история. Монархическое правительство, по опыту прежних лет, снова пошло на то, чтобы использовать гарибальдийцев, использовать национально-освободительное движение в оккупированных врагом областях. Но в то же время оно боялось как огня революционной армии Гарибальди.

Характерно, что прекрасно вооруженная регулярная итальянская армия терпела в этой войне чувствительные поражения, а добровольцы Гарибальди одерживали победу за победой! Но напрасно они проливали кровь в горах Тироля, напрасно занимали город за городом: бездарное и равнодушное к освободительному движению командование королевской армии то и дело терпело поражения и заставляло гарибальдийцев покидать места, завоеванные ими с огромным трудом.

Так было в конце июня, когда гарибальдийцы заняли Сторо. Чтобы овладеть этим городом, который мог в дальнейшем стать важным опорным пунктом тирольских операций, нужно было, как указывал Гарибальди, занять окружавшие его высоты, особенно Рокка-Пагана — горную вершину, грозно поднимавшуюся над Сторо. Пик был взят гарибальдийцами, а за ним — Сторо. Это была блестящая победа, и радость волонтеров была велика. Но в ночь на 24 июня Гарибальди неожиданно получил от генерала Ламармора телеграмму: «Непоправимое поражение — отступаем от Ольо, спасайте героическую Брешу и верхнюю Ломбардию». Королевская армия потерпела позорное поражение под Кустоццей. Скрепя сердце Гарибальди приказал своим храбрым волонтерам покинуть завоеванные позиции и отойти к Сало…

4 июля Гарибальди был снова ранен в горячем бою под Рокка д'Анфо. Он терпеливо переносил боль и, лежа на жалкой койке, спокойно покуривал свою трубку.

В нашу задачу не входит описание многочисленных боев, выдержанных гарибальдийцами и происходивших в невероятно трудных условиях, среди горных высот.

«Fate l'Aquila!» («Будьте орлами!») постоянно повторял своим героям Гарибальди. И юные орлы брали штурмом неприступные твердыни. Во второй половине июля они продвинулись далеко в глубь итальянского Тироля. Особенно замечательно занятие Беццекки — важного стратегического пункта. Был момент, когда австрийцы отбили Беццекку и, установив на окружающих высотах артиллерию, начали бомбардировку гарибальдийских позиций. На тиарнскую дорогу непрерывно падали снаряды. Сознавая серьезность положения, Гарибальди показывался в самых опасных местах и служил отличной мишенью для неприятельских пуль. Пули свистели, ударялись об его коляску. Одна из лошадей была уже ранена; под одним из проводников, ехавших впереди коляски Гарибальди, пал конь. Тогда адъютанты заслонили Гарибальди своими телами и умоляли его отъехать в тыл. Но Гарибальди был непоколебим, как в дни опаснейших сражений своей юности. «Здесь побеждают или умирают», — отвечал он. Весь поглощенный ходом сражения, он после некоторого раздумья выдвинул вперед резервную батарею и приказал майору Дольотти сосредоточить огонь на Беццекке.

Восемь орудий открыли сокрушительный огонь по высотам. Теснимый 7-м и 9-м полками, неприятель приостановил наступление и отошел к Беццекке. «Еще одно последнее усилие!» — требует Гарибальди. И вот храбрейшие из волонтеров, во главе с Менотти и Риччиотти, кидаются вперед, в гору, в то время как артиллерия Дольотти громит горящую Беццекку. С криками «Италия!» и «Гарибальди!» доблестная фаланга штыковой атакой выбивает австрийцев и гонит их через Лока, Энгвизо и Ленсумо вплоть до склонов Монте Пичеа! Гарибальдийцы продолжают преследовать врага, который отступает к Риве (у северного берега Гардского озера).

В это время Медичи перешел Адидже (Этч) и, двигаясь по Бренте, занял Борго, Левико и Перджине. Он приближался уже с востока к Триенту. Но 10 августа Гарибальди неожиданно получил телеграмму от генерала Ламармора:

«Политические соображения повелительно требуют заключения перемирия, согласно которому все наши силы должны очистить Тироль. Таков приказ короля. Поэтому распорядитесь, чтобы 11 августа к 4 часам пополудни все ваши части ушли из Тироля. То же со своей стороны должен сделать генерал Медичи».

Как! Уйти из завоеванного Тироля, горы и долины которого усеяны телами сотен юных итальянских героев! Столько крови пролито — и все напрасно!.. Глубокое возмущение овладело волонтерами, на глазах своих командиров они в бешенстве ломали свои сабли и ружья.

Гневом и негодованием наполнилась душа Гарибальди. Он окинул мысленным взором события всей тяжелой войны, проигранной не только из-за неспособности ее официальных полководцев, но и вследствие предательской политики пьемонтского правительства, пресмыкающегося перед Тюильри. Поведение французского императора во время этой войны было крайне двуличным. Он давно уже желал поссорить между собой Пруссию и Австрию, поощрял пруссаков и тайно подстрекал итальянский кабинет. Но блестящая победа прусской армии, наголову разбившей австрийцев у Садовой (3 июля 1866 года), смешала все карты Наполеона III: французская дипломатия, все расчеты которой были построены на продолжительной и изнурительной войне, способной истощить силы враждующих сторон, растерялась. Тем временем австрийский император обратился к Наполеону с просьбой о посредничестве и заявил, что отдает ему Венецианскую область с тем, чтобы он передал ее Италии. После долгих колебаний Наполеон III согласился быть посредником между воюющими сторонами и прежде всего потребовал прекращения военных действий. Немного спустя прусский представитель договаривался с ним с глазу на глаз о выгодных для Пруссии условиях мира с Австрией.

Итальянское правительство играло в этом вопросе крайне жалкую роль. Его обошли. Мир был заключен без его ведома. Пруссия, союзница Италии, не нашла даже нужным с ней советоваться. По выражению итальянских патриотов, Венеция была дана Италии, как унизительная подачка, «как кость, брошенная собаке». Ей было заявлено напрямик, что на большее нечего рассчитывать. Без дальних околичностей Наполеон отправил в Венецию генерала Лебефа для выполнения условленной процедуры: принятия этой области и передачи ее после «плебисцита» Италии. Несмотря на возмущение народа и вполне боеспособную армию, Виктору Эммануилу «ничего более не оставалось», как подписать продиктованный, ему мирный договор (3 октября). Таким образом, в результате корыстной династической политики Пьемонта накануне занятия гарибальдийцами Триента приходилось очищать весь завоеванный итальянский Тироль.

Даже самым близким людям Гарибальди не выдавал волновавших его чувств. Спокойно взял он перо и в ответ на телеграмму Ламармора написал только одно слово: «Obbedisco» («Повинуюсь»),

ПОСЛЕДНИЕ ПОБЕДЫ ГАРИБАЛЬДИ

Настало время «опрокинуть обломки светского владычества папы и завоевать для Италии ее великую столицу». Эта мысль не давала покоя отшельнику Капреры. Еще в 1864 году французские войска очистили Рим, но туринское правительство обязалось не покушаться на светскую власть папы в Риме и во всей Папской области. «В Риме не было больше солдат Бонапарта. Неужели же несколько тысяч наемников — отбросы всех европейских клоак — будут держать под угрозой великую нацию и препятствовать ей воспользоваться своими священными правами?» — писал Гарибальди. Он не мог оставаться пассивным. Разве он не клялся перед тысячными толпами итальянцев: Roma о morte! (Рим или смерть!)

Рассчитывать на туринское правительство не приходилось. Оно, по обыкновению, трепетало перед Наполеоном III, не смея и помышлять о завоевании Рима. «Ждать инициативы тех, кого это касается, — иронизировал Гарибальди, — значило лелеять напрасные надежды, о которых говорит надпись на вратах Дантова ада: «Оставь надежду всяк, сюда входящий».

В этот период революционное брожение в Италии заметно усилилось. Не только широкие массы, но и значительные слои буржуазии были недовольны трусливой политикой правительства и возмущались военными неудачами армии. Парламент резко критиковал министров. Глава правительства Риказоли распустил беспокойный парламент и назначил новые выборы. Левая фракция парламента стала энергично готовиться к выборам и обратилась к Гарибальди с просьбой приехать и принять участие в предвыборной кампании.