До самого дома он то и дело оборачивался, чтобы убедиться - сзади пусто.
Инквизитор
Он проснулся и долго не мог разлепить веки.
Нечеткими отрывками вспоминалась попойка, грандиозная по количеству выпитого и необычайно тихая: надирался в собственной квартире в полном одиночестве, боясь, что если начнет пить с кем-нибудь из знакомых, то в конце вечера того придется прирезать. За чрезмерную информированность.
Голова раскалывалась. В боках бутылок, заполнявших большую часть горизонтальных поверхностей в комнате, отражались многочисленные окурки - белыми личинками они расползлись по полу, самые резвые добрались даже до дверей… А в окно лилось до отвращения жизнерадостное осеннее солнце, и ангел всенародного похмелья порхал в его лучах…
Становилось ясно, что выйти на улицу придется прямо сейчас и прямо в таком виде.
Собрав все мужество в кулак, после неимоверных, почти нечеловеческих усилий он сумел-таки подняться с постели, почистить зубы и даже натянул на себя что-то из одежды, относительно подходящее к сезону. А потом, пошатываясь, поплелся в прихожую и долго пытался сообразить, как же надеваются на ноги эти штуки со шнурками…
В конце концов Эд закрыл дверь квартиры, стараясь дышать в сторону даже от себя самого и радуясь (в который раз!) своей работе, в которой он мог без начальника решать, когда сидеть у экрана сутки напролет, а когда устроить выходной. Вот как сейчас.
Три этажа в лифте с застоявшимся запахом мочи превратились в еще одно испытание: Эда выразительно замутило, но, спасаясь, изрезанные дверцы разъехались вовремя.
Выход в мир обрамляла ненавистная слепящая полоса. Эд скривился и полез в карман за очками. Однако нашарить их не успел - сквозняк рванул входную дверь, и свет ударил по глазам так, что Эда перекосило от головной боли! Он схватился за блок почтовых ящиков, пережидая головокружение… И тут взгляд упал на ячейку с его номером.
«Что за черт?…» - Он моргнул для верности, но режуще-белый, какой-то уж совсем неуместный на общем фоне замызганности и запустения, край письма никуда не исчез.
Эд даже рот приоткрыл от удивления: ему - письмо? С какой стати? Ну ладно рекламные проспекты или записки, предупреждающие об очередных неполадках с водой… Но письмо? Ведь некому. И почему малышня не стащила?…
Но белоснежный край высовывался все так же далеко, словно не желая лишний раз соприкасаться с грязным ящиком.
Эд взял его почему-то с опаской. Посмотрел на адрес. И мелкая дрожь начала подниматься по телу.
Адресовано письмо было действительно ему - из городского отделения милиции…
Эд все же вышел под солнце, совершил ритуальную прогулку в поисках приличного пива. И даже позволил себе открыть первую бутылку прямо на улице, игнорируя недоброжелательные взгляды старушек на детской площадке, мимо которой он проходил. Пиво показалось ему вполне сносным - настолько, что даже на целую минуту вытеснило своим миролюбивым шипением мысли о чертовом письме. Допивал он эту первую и самую сладкую бутылку уже на своем балконе с сигаретой в руке. И пытался вычислить день недели… Не получалось. Он сплюнул вниз и вернулся в дом.
Руки больше не тряслись. И на том спасибо. Но ощущение того, что почва уходит из-под ног, было по-прежнему сильным.
Сколько дней прошло? Десять? Двенадцать? Больше?…
Он не мог вспомнить. На мгновение мелькнули ее светлые волосы, но тут же вновь скрылись в серой дымке памяти.
Эд стал думать о том, что может стоять за этим письмом.
Обвинение в убийстве? Возможно. Но он вышел из бара раньше ее компании. И после той прокуренной комнаты, где она и словом с ним не обмолвилась, их вместе никто не видел… Или все же?…
Неужели чьи-то холодные глаза подсмотрели его таинство, когда он был так далек от этого мира? Неужели чьи-то потные руки нагло влезли в самое сплетение тончайших нитей его судьбы?!.
На миг от ужаса и ярости Эда затрясло, и он лихорадочно принялся вспоминать все мелкие детали того вечера, которым тогда не придал значения.
Парень, который шел с ней, - мог он вернуться, попрощавшись с друзьями, и застать их вдвоем на берегу пруда? Или это была одна из ее назойливых подруг? Или сосед-вуайерист, гулявший поздно вечером со своей мелкой псиной?…
Вдруг Эду отчаянно захотелось самому оказаться в роли тайного наблюдателя… Возможно, тогда он увидел бы все произошедшее по-другому и понял бы о себе и о ней что-то большее…
Гадать было бессмысленно, и Эд рванул край конверта.
Солнце слепило, а может, глаза просто не могли как следует открыться из-за похмелья, и вначале показалось, что весь лист заполнен непонятной стремительной вязью… Но секунду спустя картинка сдвинулась, и текст обрел смысл.
Утешительный и немного тревожный.
Повестка. Эда приглашали на допрос (следователь - Куцый Михаил Петрович). В качестве свидетеля по делу об убийстве (Эд громко выдохнул) в 13:00 на дату, значение которой долго не могло дойти до его затуманенного токсинами сознания, но после сбивчивых мучительных подсчетов он понял - это сегодня. И обрадовался! В конце концов, чем быстрее он отбудет эту встречу, тем быстрее сможет возвратиться к своему обычному существованию.
Вдруг эти слова - «обычное существование» - повернулись к Эду неожиданной стороной - так, будто он произнес их мысленно впервые. И пронзили своей безысходностью…
Эд собрался, после некоторых колебаний взял ключи от машины и спустился к крошечному скверику, больше похожему на разросшуюся клумбу. Привычно освободил переднее стекло от листьев, нападавших за ночь, надел свои неизменные квадратные черные очки, вооружился Orbitом, по легенде, совершенно лишенным сахара. И внезапно ощутил острую сиюминутную радость.
Это осеннее солнце, почти миновавшее похмелье, красно-желтые цвета мира и запах дыма в воздухе - все было оглушительно прекрасным!…
Эд откинулся на спинку сиденья и недоверчиво прислушался к себе - он ведь запросто может уже и не вернуться, какого же черта все кажется таким правильным?!
И спустя некоторое время с удивлением понял, что за удовольствие поговорить хоть с кем-нибудь о том вечере он готов перенести очень многое.
Ехать было недолго, а до назначенных 13:00 оставалось еще минут сорок, и Эд тормознул у магазина, где обычно покупал любимые сорта виски и изредка - по-настоящему вкусные и вовсе не дорогие (для него во всяком случае) кубинские сигары. Внутри царили полумрак и прохлада. За прилавком хозяин юго-восточной национальности увлеченно изучал «желтую» газету. Он с отчетливым раздражением оторвался от нее, чтобы обслужить постоянного покупателя. Эд усмехнулся про себя. Забавно, а ведь завтра этот мохнатый обыватель запросто может наткнуться в своей газетенке на что-то вроде: «Раскрыто убийство молодой девушки! Убийца - житель нашего города!» Жизнь полна сюрпризов…
Городское отделение милиции располагалось в одном здании с военкоматом и паспортным столом, что придавало некий оттенок пикантности любому его посещению - воистину никогда не знаешь, кем, когда и куда отсюда выйдешь. Заботливо побеленные в любое время года бордюры напоминали о том, что «обезьянник» здесь процветает. Само здание было серым и обшарпанным - местами штукатурка отваливалась целыми кусками. А посреди неряшливого фасада сияли новизной зеркально-черные двери, чужеродные, как протез из нержавейки у старика.
Эд окинул себя придирчивым взглядом и с удовлетворением отметил: признаки зверского утреннего самочувствия успели стереться с его лица, и выглядит он вполне прилично.
В прохладном холле он снял очки и осмотрелся. Дежурный в форме тут же поинтересовался, к кому, и, услышав имя следователя, радушно проводил Эда на второй этаж, а сам скрылся за дверью внушительного вида.
Было удивительно тихо, только где-то билась в окно одинокая муха. Эд даже успел заскучать, когда дежурный наконец пригласил его войти с почти подозрительной в этой конторе учтивостью. Видно, был он здесь не первый окружен такой любовью…