Было признано также апостольское призвание Павла и особое получение этого призвания, как «милость, которая была ему оказана» прямым призывом Воскресшего [670].

Приступили, наконец, к обсуждению вопроса о разделении апостольских территорий проповедования для апостолов-миссионеров, утвердив за Павлом и Варнавой звание обращающих язычников, для Петра же предусмотрев обращение иудеев[671]. По меньшей мере, это то, что понял Павел, или то, что он впоследствии описал, так как не нужно забывать, что Послание к Галатам — единственное повествование, которое имеется об этой встрече в Иерусалиме, — было написано тогда, когда Петр и Павел, как увидим далее, конкурировали между собой, действуя в греческом мире. Не стоит удивляться этой точке зрения, потому что все предания сходятся в том, что Петр был одним из первых апостолов-миссионеров в самаритянских и языческих странах, а также в том, что почти сразу после этой встречи он последовал за Павлом в Сирию, Грецию и Малую Азию: не переписывал ли Павел историю?

Точка зрения Павла в вопросе церковной власти, которая появилась у него после этой встречи в Иерусалиме, стоит того, чтобы рассмотреть ее более детально. Между ним — с одной стороны, Варнавой — с другой «столпами Церкви» — с третьей установилась, по его словам, «koinonia», то есть принцип участия в управлении в самом классическом греческом понимании [672], основанный на идее паритета, независимо от какой бы то ни было иерархии, установленной на основе права рождения или расовой принадлежности (что скорее присуще системе восточного устройства обществ), на идее коллегиальности и праве поочередно занимать главенствующее место, а также на требовании неизменной взаимности. Символический жест такого управления — протянутая рука, наглядно изображающая реальное распределение податей, которые Варнава и Павел должны были собирать в своей миссионерской зоне в пользу бедняков Иерусалима.

Павел достиг главного. В своем повествовании он быстро переходит — единственно, приведя частный случай Тита, — к дебатам по другому вопросу, связанному с проблемой обрезания обращенных. Этот вопрос, поставленный обращенными фарисеями в тесном кругу, был выдвинут апостолами и Старейшинами Иерусалима на собрании всего общества. В этих публичных дебатах Павел согласно «Деяниям» играл второстепенную роль делая отчет о своей миссии, он лишь подтвердил — и не более того — те успехи, которые имел у язычников. Главную роль «Деяния» отвели Петру, который сумел отстоять либеральную позицию в отношении свободы язычников, предоставив затем слово Павлу и Варнаве, как осуществляющим евангелизацию язычников[673]. Очевидно, что версия автора «Деяний», использующего антиохийскую летопись, коренным образом отличается от того воспоминания, которое сохранилось у Павла о полномочиях и призвании Петра.

Удовлетворенный результатом встречи, Павел покинул Иерусалим. Продолжались ли там споры в отношении кошерной пищи или нет, но ясно, что Павел, в любом случае, не принимал в них участия[674]. Итак, он уехал, но оставалось еще много двусмысленностей в позиции тех и других, и далеко не все было урегулировано: запреты на пищу не замедлили вызвать конфликты в антиохийских обществах.

Собрание в Иерусалиме, в котором Павел принимал участие, утвердило возможность существования (среди христиан) разных направлений и религиозных обрядов, более или менее соответствующих иудаизму. Но основная проблема осталась полностью нерешенной: как устроить повседневное сосуществование христиан, принадлежащих к разным культурам, в рамках одного общества, главное собрание которого имело функцию причастия, евхаристического приема пищи?

Начались ли антиохийские противоречия из-за письма, отправленного по наущению Иакова во все Церкви миссионерской зоны Варнавы и Павла? Или этот «апостольский декрет» утвердили только спустя некоторое время для усмирения духа? Это до сих пор еще остается спорным вопросом[675]. Знаменитый текст, который «Деяния» приводят полностью, как часть архива, предписывает обращенным язычникам соблюдение минимального кодекса, взятого прямо из книги «Левит»[676] запрещение использовать в пищу жертвенное мясо, приносимое языческим богам («idolothytes»), запрещение употреблять кровь животных, запрещение есть мясо удушенных животных и, наконец, запрещение «кровосмешений» — греки занимали более терпимую позицию, чем иудеи, по поводу единокровных браков [677]. Эти постановления нельзя было считать ни суровыми, ни исключительными: они просто-напросто повторяли правила, которые существовали в некоторых синагогах диаспоры, устроенных для привлечения новообращенных, чтобы выделить их из других «народов». По Павел был несогласен с приравниванием христиан, вышедших из язычества к новообращенным из синагог, то есть к второстепенным верующим, не состоявшим в обществе. Он утверждал, что нужно судить только по духу, а не по образу жизни. Именно от «неверия» нужно отделиться «верующему». Именно «неверия» он должен остерегаться больше всего, сохраняя безупречность, сберегая себя от «ярма с неверными» [678].

Неудивительно, что этот вопрос получил распространение не только в Антиохии, где, несмотря на общее название «христиане», иудеи и язычники на деле были, как и раньше, разделены Торой, которая была насущной необходимостью и для иудеев. Тем не менее до прибытия посланников из Иерусалима, иудеи и обращенные язычники вместе участвовали в евхаристическом причастии с Петром, допустившим эту оплошность.

На этот раз Павел совершенно определенно называет своих противников: это сообщество «обрезанных» [679], тех, которые согласно «Деяниям» вызвали первые разногласия в Антиохии и говорили о необходимости третейского суда Иерусалима. Не сумев одержать победу по вопросу обрезания, они не сложили оружия, а оседлали конька для нового сражения — сражения по поводу кошерной пищи и разделения за столом. Они опять подняли этот вопрос, требуя разобраться с Петром, которого уже обвиняли в Иерусалиме [680]; эти нападки помогают понять природу «страха» и «уверток» глашатая Двенадцати в Антиохии, так раздосадовавших Павла. Можно по-разному объяснять полную перемену позиции Петра: истинное желание миссионера слиться воедино с иудейским народом; забота о безопасности, заставляющая умы признать и согласиться с необходимостью занять одинаково верную позицию как по отношению к иудейским властям, так и к властям Империи, поскольку государственная власть Рима со времен Цезаря не переставала признавать и защищать законом древние обычаи иудеев[681]. В конце концов, нет никаких доказательств того, что Петр во всех сферах деятельности занимал такую же позицию, что и Иаков, и что не существовало как в самом Иерусалиме, так и в зонах его влияния некоторой конкуренции между главой Двенадцати, чье влияние было обусловлено его положением среди апостолов, и родственником Иисуса, которому именно это родство позволило занять видное место.

Но насколько соответствовало действительности то, что посланники общества «обрезанных» были отправлены Иаковом с целью навязать Павлу точку зрения Иерусалима в его собственной миссионерской зоне? Разве что они ссылались на того, кто всем был известен своей требовательностью к чистоте? Этого нельзя утверждать. Самому Павлу не всегда удавалось скрыть раздражение, которое в нем вызывали «новые апостолы», но он продолжал до самого конца поддерживать авторитет Иакова в Иерусалиме[682].