Спустившись вниз, я уже не могла избегать Эамона. Не успела я заговорить с Эйслинг, или с юной женой Шеймуса, как он уже возник рядом со мной, взял меня за руку, отвел на скамью и принес вина.

— Только воду, пожалуйста.

— Ты очень бледна, — сказал Эамон, принеся мне новую чашу. Он сел рядом со мной, и когда передавал мне питье, его пальцы коснулись моих. — Ты не заботишься о себе, Лиадан. Что-то не так? Почему ты отказалась меня видеть?

Я глубоко вдохнула, затем выдохнула и ничего не ответила.

— Лиадан? В чем дело? — голос его звучал нежно, брови озабоченно хмурились.

— Прости меня, Эамон. Лучше нам об этом не говорить. Я устала. Я сегодня очень много ходила.

Он нахмурился:

— О тебе должны лучше заботиться.

Я не нашлась, что ответить. Мы сидели, представляя из себя островок молчания посреди общего смеха и болтовни.

— Я этого не допущу, — вдруг произнес он. — Ты не можешь так со мной поступать.

— Как поступать? — Бригид, помоги мне. Я так устала! Прикосновение его руки вызвало во мне воспоминания, пробудило ото сна нечто, чему лучше бы спать и дальше.

— Зак… закрываться от меня. — Эамон хмурился, явно сердясь на самого себя. Он давно уже справился со своим детским заиканием. — Ты не имеешь права так со мной обращаться, Лиадан. Я должен перед отъездом поговорить с тобой наедине.

Я втянула воздух. Мне вдруг захотелось плакать. Как я могу сказать ему? Как я могу? У меня вырвалось:

— Как же я устала, как ужасно устала!

Выражение его лица изменилось. Он быстро огляделся, убедившись, что на нас никто не смотрит, а потом поднял руку и погладил меня по щеке, всего один раз, смахнув единственную скатившуюся слезинку.

— Ох, Лиадан.

Выражение его лица напугало меня. Кажется, существует очень тонкая грань между любовью и ненавистью, между страстью и гневом. От ответа меня избавил перестук копыт во дворе и всеобщее движение к дверям. Но когда мы встали, чтобы следовать за всеми, рука Эамона оказалась у меня на спине, защищая меня от толпы. Очень скоро придется ему все рассказать. Как ни трудно, но мне придется найти для этого слова.

Цокот копыт. В темноте чадят и рдеют факелы. Беззвездное небо кажется низким от туч. Они въезжают во двор по двое, и ни следа усталости не заметно в прямых спинах и гордой посадке воинов Уи-Нейлла. Один несет его знамя — белое полотнище с алым змеем, извернувшимся и пожирающим собственный хвост. За ним едет широкоплечий Фионн со сжатыми губами, а рядом моя сестра. Как же я мечтала снова увидеть ее! Ниав, дразнившую и изводившую меня все мое детство. Ниав, способную злиться, а через минуту доверять мне самые свои страшные тайны. Ниав, хохочущую, золотую, кружащуюся в снопе солнечного света в своем белом платье. «Неужели тебе не хочется, чтобы твоя жизнь вспыхнула и запылала так ярко, что это увидели бы все вокруг? Неужели ты не мечтаешь об этом, Лиадан?». Я безумно по ней скучала, мне не терпелось поговорить с ней, и неважно, что она устала с дороги. Я спустилась вниз по ступенькам и встала рядом с Лайамом. Лошадь сестры остановилась прямо передо мной. Я посмотрела на нее и тут же поняла: о чем бы мы с ней не говорили, я не смогу доверить ей мой секрет. Потому что я стояла прямо перед ней, в своем зеленом платье, светясь от сознания, что даю начало новой жизни… а она глянула на меня и отвела взгляд, и лицо у нее было словно застывшая маска, голубые глаза смотрели пустым, отсутствующим взглядом, будто в ней убили и надежду, и страсть, и все ее необузданные мечты. Подошел Фионн, предложил ей руку, и она изящно спешилась. На ней был мягкий подбитый мехом дорожный плащ, на ботинках — ни пятнышка. Сверкающие волосы покрывала белоснежная накидка, поверх которой был наброшен теплый капюшон. Она напоминала экзотическую ракушку, чьего прежнего жильца вымыл и навсегда унес внезапный шторм… бледные остатки прелестной, навеки ушедшей девушки. Я шагнула вперед и обняла ее, крепко прижала к себе, словно отрицая то, что увидела. А она отстранилась.

— Лиадан. — Похоже, ей потребовалась немалое усилие, чтобы выдавить хотя бы это.

— О, Ниав! Ниав, как же хорошо, что ты приехала!

Но ничего хорошего не было. Совсем ничего. Я посмотрела на прекрасное, застывшее лицо сестры, и сердце у меня похолодело от дурного предчувствия.

Глава 15

С Ниав явно было что-то не так, но я не могла понять, что. Она избегала меня. Отказывалась говорить, будто нарочно не хотела осознавать, что она наконец-то дома. При этом выражение лица Ниав было настолько безвольным, а взгляд настолько пустым, что мне не верилось в ее способность сделать усилие, которое для этого необходимо. Даже когда мужчины собирались вокруг огромного дубового стола и углублялись в стратегические планы, мне не удавалось застать Ниав одну. Часто я вообще не могла ее найти.

— Ниав плохо выглядит, — хмурясь, заметила Эйслинг. — Может, она беременна?

На третью ночь после их приезда, я попросила Лайама об одолжении:

— Дядя, ты видишь, что стало с Ниав. Она измучена, подавлена. Она не может ехать в Тару. Фионн, без сомнения, должен это признать. Спроси его, не могла бы она остаться с нами, пока мужчины путешествуют?

Лайам сурово посмотрел на меня:

— Объясни мне, племянница, с чего я должен делать Ниав хоть какое-то одолжение?

— Ты спрашиваешь об этом меня?! Разве ты не видишь, что с ней сотворило это замужество? Разве не помнишь, какой она была?

— Это несправедливо, Лиадан. Женщина обязана подчиняться сначала воле отца, а потом воле мужа. Это разумно и естественно. Фионн — уважаемый человек, с высоким положением. Он из Уи-Нейллов. Ниав должна повзрослеть и смириться, если собирается принести его дому хоть какую-то пользу. Ей необходимо забыть о прошлом, — было похоже, что он пытается убедить себя, а не меня.

— Дядя, пожалуйста, спроси его.

— Ладно, ладно. Не могу отрицать, что идея здравая. Эамон уже предложил, чтобы ты и твоя сестра поехали с Эйслинг, через день-два. Я тоже предпочитаю именно такой расклад. В его доме ты будешь в безопасности, составишь Эйслинг компанию, пока ее брат в отъезде. А для Ниав это станет передышкой на пути домой. Ты права, она что-то неважно выглядит.

На второе же утро Шон представил союзникам свой стратегический план. Они в тот момент находились в маленькой комнатке, а не в зале. Я как раз несла по верхнему коридору стопку белья и услышала, как голоса там стали громче. Но не от гнева, а от смеси изумления и энтузиазма. Я уловила в тоне Шона накал и желание всех убедить. Обед стыл на столах в большом зале, а они все сидели за закрытыми дверями и обсуждали этот план. Когда же они наконец, вышли, Фионн и Шон все еще продолжали увлеченно беседовать, а бледный Эамон недовольно молчал. Активное обсуждение продолжалось и во время обеда. Мнения разделились. Фионну идея понравилась, Шеймус колебался. Лайам был непоколебим: он никогда не пойдет ни на какой союз ни с какой бандой, не станет иметь дело ни с какими безликими разбойниками и не пойдет ни в какой поход, если не будет сам все контролировать. А ведь все знали, что контролировать Крашеного невозможно. Он сам устанавливал законы, если это слово можно употребить в отношении такого негодяя. Доверять ему — все равно, что совать голову в пасть дракона. Полная глупость. Кстати, встрял Шеймус, как вообще к этому подступиться? Этот разбойник появляется и исчезает когда хочет, никто не знает, где у него штаб. Скользкий как угорь, иначе не скажешь. Как можно передать ему письмо и сообщить о нашей заинтересованности? Шон ответил, что он знает способ, но объяснять ничего не стал. Эамон почти не участвовал в разговоре. Когда все было съедено, он не вернулся с остальными к дальнейшему обсуждению, а вышел на улицу.

Я заставила себя пойти за ним. Я не могла ждать, пока он сам меня разыщет. Раз уж я собираюсь вывалить на него дурные новости, лучше начать самой. И чем раньше, тем лучше. Все выходило не так, как планировали мы с мамой, но Эамон не оставил мне выбора.