Я сжала зубы и подошла ближе.

— Освободите руки этого человека, да побыстрее!

— Лиадан, — прохрипел Альбатрос, когда стражник потянулся к его кандалам. Потом, когда кисти рук внезапно обрели свободу, он резко втянул в себя воздух и руки его безжизненно повисли вдоль туловища.

— Тебе будет очень больно, когда вернется чувствительность, — сказала я, глядя, как он, тяжело дыша, оседает на пол. — Сейчас у нас нет времени. Мы должны выбираться отсюда. Где Бран? Где командир?

Альбатрос слабо помотал головой. Он не знал.

— Вы должны знать! Кто-то из вас должен это знать! Мы должны выбраться отсюда до заката!

— Я могу… идти. Могу… двигаться. — Альбатрос встал на четвереньки, потом на колени и наконец, шатаясь, поднялся во весь рост.

— Готов… пошли.

— Отлично, Альбатрос. Очень хорошо. Посмотрим, сможешь ли ты обнять меня рукой за плечи… осторожно, у меня за спиной ребенок… вот так. Я тебе помогу.

Я повернулась к охраннику.

— Скажи мне, где он. Пожалуйста. Ты что, хочешь, чтобы мы все умерли еще до заката?

Но охранник молчал и холодно следил за неровными, шаткими попытками Альбатроса идти. Воздух вокруг нас был густ и неподвижен. Каждый вдох давался с трудом. Джонни хныкал. Выберись мы отсюда прямо сейчас, и у нас до заката останется еще немного времени. Возможно, даже удастся до сумерек уйти за пределы видимости. Я могу искать и искать здесь бесконечно, пока не станет слишком поздно — и все равно никого не найти! «Отправьте этого выродка во тьму. Там ему самое место», — всплыло у меня в голове.

— Лучше бы нам вернуться, — пробормотал охранник.

— Еще рано, — ответила я. — Не двигайтесь. И молчите.

Дело в том, что я его услышала! Слабый крик в темноте, ощущение ужаса и отчаянного напряжения воли, чтобы вынести невыносимое. «Где ты?!» — Не знаю, может у меня разыгралось воображение, а может, я действительно слышала этот крик потерявшегося ребенка, звучавший в моем мозгу с того самого дня, когда я наконец узнала правду о Крашеном.

Я мысленно прошептала в темноту: «Я здесь. Ответь мне».

Тишина. Беспомощная, наводящая дрожь тишина.

«Протяни мне руку, Джонни. Я помогу тебе. Покажи мне, где ты, — я обращалась не к сыну, мой малыш, к счастью, молчал, тепло прижимаясь к моей спине. Альбатрос оперся о мое плечо, и я почувствовала, как он дрожит от напряжения, пытаясь держаться прямо и дышать тихо-тихо, чтобы я могла слушать. — Где ты?! Протяни мне руку! Еще хоть чуть-чуть! Ближе ко мне!»

Ни звука в ответ. Ни в этом мире, ни в сумрачном царстве разума. Но я все равно поняла. Я вдруг все поняла. Я вышла через решетчатую дверь. Альбатрос хромал со мной рядом, а охранник шел сзади, нес лампу и хмурился. На полпути по узкому подземному коридору я замерла.

Его было едва видно. Отличная, чистая работа: колодец, вровень с полом. Его существование выдавала только тонкая трещина и небольшое углубление в камне, за которое, видимо, поднимали люк. Предок Эамона и впрямь обладал необыкновенно богатой фантазией.

— Открой люк.

— Это не под силу одному человеку.

— Чума на тебя, открывай! Сходи за помощью, если нужно. Да поскорее!

Они двигались медленно, ужасно медленно, а я ждала, дрожа от напряжения. «Держись, — твердила я. — Я здесь. Осталось недолго»,

Люк оказался тяжелым. Кусок скалы в пядь толщиной. Механизм, похоже, был хорошо отлажен и содержался в отменном состоянии. И все равно, понадобились силы двух здоровых мужчин, чтобы его поднять. Наконец, крышка открылась.

— Дай мне лампу, — приказала я, и охранник вложил ее мне в руку. Я поставила светильник на край квадратного отверстия и заглянула внутрь.

Там было очень тесно. Места едва хватало, чтобы не очень высокий мужчина поместился внутри, прижав колени к подбородку и закрыв руками голову. Воздух хоть и поступал туда, но едва-едва. И никакого света. Никакой возможности двигаться. Могила, в которой человек может прожить… некоторое время. Как долго — зависит от его внутренней силы. Если изредка извлекать его на поверхность, кормить и давать отдышаться, а потом снова совать сюда, он может прожить достаточно долго, чтобы изрядно развлечь своего мучителя.

— Бран? — Ожидать ответа было безумием. Он казался мертвым. Смертельно бледный, скрученный, недвижный. — Тащите его наверх. Быстро.

Они послушались, поскольку получили приказ помогать мне, до определенной степени, конечно. Но никто не приказывал им обращаться с пленниками бережно, так что когда обмякшее, все еще свернувшееся в клубок тело извлекли из этой норы и шмякнули у моих ног, у него прибавилось несколько синяков. Я встала перед ним на колени и Альбатрос, тихо ругнувшись, опустился рядом со мной.

— Он жив, — сказала я, ощупав основание шеи, где едва-едва бился пульс, и вслушиваясь в слабое, неимоверно слабое дыхание. Лампа давала очень мало света, но я видела, что он весь в кровоподтеках, и что на голове у него запеклась кровь, сквозь которую уже проросли короткие каштановые волосы.

— Удар по голове, — пробормотал Альбатрос. — Очень сильный. Чем-то тяжелым. Чуть не… прикончил его. Что теперь?

— Теперь пора отсюда выбираться, — твердо сказала я. Глаза у меня пекло от слез, а внутренний голос без устали повторял: «Дыши, Лиадан. Будь сильной. Крепись», — Потом посмотрим.

Я повернулась к охранникам.

— Поднимите этого человека и несите наверх. Да поосторожнее. Вы и так причинили ему довольно вреда. Выводите нас наружу.

— Вреда? Для таких, как он, любого вреда мало, — прорычал второй охранник, и они грубо подхватили скрюченное тело Брана с земли и потащили наверх по ступенькам, оставив нас выбираться самостоятельно. Я поддерживала Альбатроса и несла лампу. Наконец мы выбрались в широкий подземный коридор, где ярко горели факелы. Так ярко, что у меня заболели глаза, а Альбатрос закрыл лицо изуродованной рукой. Охранники стояли и молча наблюдали за нашим неуверенным продвижением.

— Нам приказано отвести вас к краю болота и оставить там.

— Ну так и выполняйте, — ответила я.

Тело Брана безвольно, как куль с мукой, висело между двух солдат, один из которых держал его за плечи, а другой подхватил под колени. Голова его свесилась на бок. Он был весь — сплошная рана, ни одного живого места. Остатки одежды задубели от крови и грязи. Джонни весело гукал, радуясь свету и голосам.

— Пошли, — сказала я Альбатросу. — Вниз. Ты знаешь, куда. Там мы окажемся предоставлены сами себе.

— Самим себе, — повторил он, и я задумалась, как много он понимает, продираясь сквозь жар и нестерпимую боль в руках. На обеих не хватало пальцев, это было видно. Сколько осталось — скрывали повязки.

— Перейдем, — с трудом выдавил он. — На другую сторону.

Пока мы ковыляли по подземному переходу, шли наружу мимо рычащих псов и брели вокруг холма по узенькой тропинке у самого края воды, я заставила себя взглянуть на имеющиеся у нас возможности. Если Бран придет в сознание и сможет идти… Если Альбатрос окажется в состоянии найти дорогу и лихорадка не очень затуманит его разум… Если Джонни будет сидеть тихо как мышка и не станет нас отвлекать… Если помощь подоспеет до темноты… то мы, возможно, останемся живы, и нас не подстрелят, как беглецов, спасающихся от правосудия. Если… слишком много «если». Мы остановились на северной стороне холма, солнце уже висело низко над горизонтом и дневной свет начал потихоньку меркнуть. Мне внезапно пришло в голову, что именно так и живут Бран с Альбатросом, что вся их жизнь состоит из подобных минут, когда шансы на успех кажутся ничтожными, и ты действительно должен быть лучшим, должен суметь найти выход из казалось бы безнадежной ситуации, открыть в себе нечеловеческий источник сил, чтобы просто остаться в живых.

— Вы уверены? — они снова бесцеремонно швырнули Брана к моим ногам, и высокий охранник, сделав шаг назад, тихо заговорил. Высоко на крепостной стене собралась толпа.

— Еще не поздно, даже сейчас. Бросьте эту падаль и идите с малышом домой.