Промазал Андрей только один раз, когда увидел Бориса, который вел по двору в детский садик Витьку и Валерку. Такого случая Андрей пропустить не мог.

— Смотрите-ка! — крикнул он. — Чернов нянькой заделался!

Не всем показалось это смешным. Ничего забавного в том, что Чернов вел в садик двух малышей, не было. Но в угоду своему тренеру почти все мальчишки засмеялись.

Борис не взглянул на них, только шрам на его щеке порозовел. А Витька с Валеркой и думать не могли, что насмешки мальчишек относятся к их новому знакомому. Братьев каждый день водили в детский садик, и они еще не встречали ни одного человека, которому захотелось бы поехидничать над этим.

Внешнее спокойствие Чернова еще больше раззадорило Андрея. Отпасовывая шайбу, он не переставал следить за лестницей, где был вход в детский садик. Как только Чернов, сдав ребятишек воспитателям, вышел оттуда, Андрей закричал громче, чем в первый раз:

— Как пеленочки?.. Постирал?

Борис опять даже не повернул голову.

Мальчишки засмеялись не так дружно. Один из них тихо сказал:

— Да брось ты его!.. Это же Агеевой братья, а она больна… Давай лучше играть.

— Зима впереди — наиграемся! — ответил Андрей сердито. Его раздражало упорное молчание Чернова. — Тебе она как платит: поденно или ежемесячно?

Он и сам не знал, зачем хотелось ему вывести Чернова из себя, за что старался он его обидеть, чего добивался, подыскивая самые колкие слова.

— А-а-а! Понял! — Андрей раскатисто захохотал. — Ты за ее спасибо работаешь!.. За то, что она сидеть с тобой согласилась!

За минуту до этого выкрика во двор вышли близнецы Арбузовы. Они сразу догадались что к чему.

— Ну и гад же этот Авдеев! — сказал Мика.

— Еще какой! — подтвердил Ника.

— За это стоит! — надрывался Андрей. — Кто, кроме Машки, с тобой сядет!

Терпение у Бориса кончилось. Он резко, под прямым углом, по-солдатски повернул направо — к спортивной площадке — и зашагал к ней. Шел неторопливо, но в его шагах чувствовалась яростная неудержимость. Будь перед ним хоть канава, хоть кирпичная стена, он не остановится — перелезет, переползет.

Андрей уже жалел, что добился своего — разозлил Чернова.

Бежать было некуда, да и гордость не позволяла. Вокруг стояли мальчишки. Если убежишь — засмеют. Хорош капитан ледовой дружины! И Андрей встретил надвигавшегося Чернова выставленной вперед клюшкой. Борис рукой отшиб ее в сторону, но Андрей недаром не расставался с клюшкой. Она была словно привязана к его руке. Описав широкую дугу, клюшка вернулась, как бумеранг, плашмя ударила по вытянутым напружиненным рукам Бориса и снова уперлась ему в грудь.

Мальчишки с одобрением наблюдали за ловкими маневрами своего капитана. Подошли братья Арбузовы и молча остановились. Все остальные тоже молчали. Даже Андрей больше не сказал ни слова. А Борис, плотно сжав губы, наседал на него, не обращая внимания ни на тычки в грудь, ни на удары по рукам. Клюшка мелькала в воздухе, как шпага.

Борис понял, что с голыми руками до Андрея не добраться. Тогда он выхватил у ближайшего мальчишки игрушечную пластмассовую клюшку и так ударил по клюшке Андрея, что пластмасса сухо треснула и переломилась. Шурка Филиппов — хозяин сломанной клюшки — взвыл и сзади набросился на Бориса, повис на нем, закричал сквозь подступившие слезы:

— Теперь чини! Чини, я говорю!.. Покупай новую!

Борис и не оглянулся, будто не почувствовал тяжести.

Вместе с вцепившимся в него мальчишкой он шагнул вперед, отбил пластмассовым обломком нацеленную в грудь клюшку Андрея и коротким ударом справа сшиб его с ног.

— Чего смотрите? — визгливо заорал Андрей, сидя на мерзлой земле. — Команда называется!.. Бей его, Шурка!

Шурка, который все еще висел на Борисе, поддал ему сзади коленом. И это послужило сигналом для остальных. Со всех сторон мальчишки набросились на Бориса.

Братья Арбузовы переглянулись и вместе плечом к плечу подбежали к сгрудившимся вокруг Бориса ребятам. Ника отталкивал их влево, а Мика вправо.

— Кто ударит кулаком — плохо будет! — предупреждал Мика всякий раз, когда ему удавалось отбросить в сторону очередного драчуна.

— А кто клюшкой — еще хуже! — вторил ему Ника.

Они пробились к Борису, и Мика оторвал от его спины вцепившегося, как клещ, Шурку, а Ника оттеснил наседавшего спереди Андрея, у которого на лбу назревала шишка.

Никто из ребят не посмел ударить братьев Арбузовых.

Мика пересчитал мальчишек.

— Восемь!

— На одного! — добавил Мика.

Ребята пристыженно почесывали ушибленные места. Андрей потирал набухающую шишку и зло поглядывал то на Бориса, то на братьев.

— Не косись! — усмехнулся Мика. — За дело попало!

— За дело! — подтвердил Ника. — Только мало!

— А у меня за что клюшку сломали? — плаксиво спросил Шурка, собирая куски растоптанной пластмассы.

— Это не клюшка! — сказал Мика.

— С такой дошколята возятся! — уточнил Ника и, считая инцидент исчерпанным, закончил: — Пора в школу… Идем, Борис!..

Глеб Николаевич сразу почувствовал, что класс чем-то взволнован. Прошло минут пять, прежде чем учитель по глазам учеников определил, что неизвестное ему происшествие отступило на задний план и ребята сосредоточились на теореме, которую он доказывал на доске. Завладев их вниманием, Глеб Николаевич, продолжая урок, попытался отгадать, что случилось.

Шишку на лбу Андрея заметить было нетрудно. Он и не старался спрятать ее, а наоборот, особенно в начале урока, поворачивался так, чтобы учитель мог полюбоваться на нее. Потом Глеб Николаевич увидел, что у Бориса Чернова шрам на щеке горел ярче обычного. Глеб Николаевич безошибочно отгадал причину взволнованности всего класса. Он только не знал, из-за чего произошла потасовка.

Когда до конца урока оставалась одна минута, Глеб Николаевич сделал нарочитую паузу — заставил всех посмотреть на него — и спросил многозначительно:

— Вам помощь классного руководителя не нужна?

Все поняли, на что намекает Глеб Николаевич.

Андрей захлопнул тетрадь, демонстративно погладил шишку, усиленно скривил губы и даже негромко охнул, стараясь вызвать сочувствие. Ему очень хотелось, чтобы учитель вмешался. Наличие шишки, как ему думалось, снимало с него вину. Он — пострадавший. Значит, наказывать будут Чернова.

Борис никак не отреагировал на вопрос Глеба Николаевича. Он никогда не надеялся на чью-то помощь, привык сам защищать себя. За обиду рассчитался и никакого желания вспоминать про драку не было.

Грише Грачеву тоже не хотелось, чтобы Глеб Николаевич или старший пионервожатый узнали подробности этого неприятного случая. Всякая ссора, а тем более драка, запоминается надолго. Два-три таких скандальных происшествия — и за Гришиным отрядом закрепится дурная слава. Попробуй потом избавиться от нее.

— Если можно, — привстав за партой, сказал Гриша Глебу Николаевичу, — мы бы хотели разобраться сами… Дело пустяковое, а совет у нас очень сильный!.. Хотелось бы самим, если разрешите…

— Конечно! — Глеб Николаевич раскланялся. — Всего вам доброго!

В учительской он обдумал свое поведение и не пожалел, что разрешил ученикам не посвящать себя в причины и детали потасовки. Пусть сами разберутся — это бывает полезным гораздо чаще, чем вредным.

Одного опасался Глеб Николаевич. Узнав о том, что в 6-м «А» произошла неприятность, старший пионервожатый обязательно захочет побеседовать с пионерами. Они могут подумать, что это классный руководитель сообщил Виктору Петровичу о драке. Получится так, будто Глеб Николаевич хоть и позволил самим разобраться, но тайком подослал старшего пионервожатого. Такое поведение ребята никогда не прощают. Вот почему на одной из перемен он направился в пионерскую комнату и, рассказав обо всем Виктору Петровичу, спросил:

— Вы не осуждаете меня за то, что я не вмешался?.. Мне кажется, они справятся без нас и примут правильное решение.

— Решение примут правильное! — согласился Виктор Петрович и добавил задумчиво: — Председатель у них сильный… Но, когда я бываю в шестом «А», иногда вдруг как-то зябко становится… холодно… Вы не почувствовали?