Около 15 января на узловую станцию Бирзула, примерно в 175 верстах от Одессы, прибыли отшедшие с севера, от узловой станции Вапнярка, бронепоезда «Богатырь» и «Доброволец», входившие в состав 8–го бронепоездного дивизиона. В это время на станции Бирзула находился также недавно сформированный нештатный бронепоезд «Гроза». Бронепоезд «Богатырь» дважды выходил со станции Бирзула в северо–западном направлении на расстояние около 75 верст к станции Рыбница для того, чтобы оказывать помощь коменданту местечка Рыбница при усмирении восстания местных большевиков. Артиллерийского огня не пришлось открывать. 20 января бронепоезда «Богатырь» и «Доброволец», двигаясь в хвосте многих поездных составов, отошли на узловую станцию Раздельная, примерно в 70 верстах к северу от Одессы. 23 января бронепоезду «Богатырь» было приказано идти в ремонт в Одессу. Однако по прибытии на станцию Одесса–Товарная оказалось, что никакой ремонт не возможен. В разных частях города начались восстания местных большевиков. Эвакуация Одессы ожидалась с часу на час. На следующий день, 24 января, бронепоезд «Богатырь» возвратился на станцию Раздельная. Вероятно, в тот же день на станцию Раздельная прибыли с севера отходившие бронепоезда «Коршун» и «Генерал Духонин». Станция Раздельная была переполнена бронепоездными и другими составами. Ввиду создавшихся трудностей командир 8–го бронепоездного дивизиона полковник Зеленецкий, как старший начальник, взял на себя, совместно с комендантом станции, задачу разгрузить железнодорожный узел. Полковник Зеленецкий лично распоряжался каждой очередной отправкой поездов. За два или три дня станция Раздельная была разгружена. Все бронепоезда двинулись по линии Раздельная — Тирасполь, протяжением приблизительно в 40 верст. К западу от станции Тирасполь находился мост через реку Днестр, вдоль которой проходила граница с территорией Бессарабии, занятой румынскими войсками. Среди отошедших по линии на Тирасполь бронепоездов был и легкий бронепоезд «Коршун», который остановился на станции Кучурган, примерно в 30 верстах к востоку от Тирасполя. Около 28 января бронепоезд «Коршун» получил приказание отправиться на разведку через станцию Раздельная к Одессе, чтобы выяснить, находится ли еще в Одессе штаб генерала Шиллинга. Бронепоезд вышел со станции Кучурган вечером с потушенными огнями. На узловой станции Раздельная все было спокойно. Там бронепоезд повернул на юг, в сторону Одессы. Железнодорожные служащие были этим очень удивлены. Пройдя по направлению к Одессе, примерно 20 верст, бронепоезд «Коршун» остановился на станции, Еремеевка. Начальник этой станции решительно объявил, что генерал Шиллинг и его штаб уже покинули Одессу и ожидается скорое занятие советскими войсками станции Раздельная. Бронепоезд «Коршун» повернул обратно и благополучно дошел ночью до района станции Тирасполь.

29 января стало известно, что продолжавшиеся несколько дней переговоры с румынскими властями окончились без успеха. Румынские власти отказались пропустить части Добровольческой армии через занятую румынами территорию для отправки в Крым. Тогда генерал Бредов приказал оставить боевые составы бронепоездов, приведя их материальную часть в негодность. Командам бронепоездов было приказано отходить вместе с другими нашими частями, взяв с собой по возможности пулеметы, по направлению к пределам Польши. Так в районе Тирасполя были оставлены наши бронепоезда «Витязь», «Доблесть Витязя», «Князь Пожарский», «Непобедимый», «Коршун», «Генерал Шифнер–Маркевич», «Баян», «Генерал Духонин», «Гроза» и еще несколько бронепоездов, недавно сформированных.

Команды бронепоездов, отступавшие в составе отряда генерала Бредова, не были сведены в одну воинскую часть, а присоединились к разным частям. Сохранились последние сведения о некоторых бронепоездах. Сильная эпидемия сыпного тифа распространилась в то время среди чинов команды бронепоезда «Доблесть Витязя». Командир бронепоезда, учитывая обстановку, заранее готовился к далекому походу. Были приготовлены около десяти подвод для перевозки тяжелых больных. 30 января с орудий бронепоезда были сняты прицелы и панорамы, приведены в негодность пулеметы и то ручное оружие, которое приходилось оставить. Рано утром 31 января боевой состав бронепоезда «Доблесть Витязя» был уничтожен. После сильного разгона его спустили под откос, так что бронеплощадки были исковерканы. В паровозе взорвался котел. Команда бронепоезда вошла в состав Волчанского отряда. Уже 2 февраля во время боя с преследующими красными был тяжело ранен командир бронепоезда «Доблесть Витязя», капитан Имшеник–Кондратович. Подпоручики Фок и Радикевич пытались вынести своего тяжело раненного командира, однако он твердым голосом приказал офицерам оставить его и спасаться самим. Затем капитан Имшеник–Кондратович застрелился из револьвера, который все время держал в руке, чтобы не быть захваченным красными.

Команды бронепоездов «Непобедимый» и «Коршун» были присоединены к 75–му пехотному Севастопольскому полку. При команде бронепоезда «Коршун» отправилась в поход подвода, на которую были погружены снятые с боевого состава бронепоезда замки орудий и пулеметов. На ту же подводу погрузили и четыре мешка соли, каковая могла оказаться ценным платежным средством при покупке продовольствия во время похода. Три офицера бронепоезда «Коршун» были тяжко больны сыпным тифом. Удалось устроить их в Тираспольскую городскую больницу, снабдив солдатскими документами и соответственным солдатским обмундированием. Всем трем больным удалось выздороветь. Один из них попал затем в Польшу и присоединился в лагере к своим сослуживцам по бронепоезду.

При оставлении боевого состава бронепоезда «Генерал Духонин» был сожжен паровоз, сняты и утоплены замки орудий и уничтожены пулеметы. Команда бронепоезда присоединилась к команде штаба отряда генерала Бредова.

В. Сабинский[151]

ОТСТУПЛЕНИЕ[152]

В наш теперь седьмой класс вернулись все шестеро, которые пошли воевать, трое из них были ранены, но благополучно поправились. Романтичный патриотический порыв у молодежи остыл; неприглядная действительность войны, часто грубое обращение офицеров, а у некоторых из них бессмысленная и мстительная жестокость с пленными охладили первоначальное воодушевление. Настроение харьковских обывателей было неспокойное. Помимо возрастающей дороговизны, началось махновское восстание, охватившее широкую территорию южнее Харькова, и хотя на Левобережной Украине их довольно быстро ликвидировали, на Правобережной они крепко засели в районе Екатеринослава и Александровска. Успех махновцев легко объяснялся тем, что их поддерживали крестьяне, не желавшие возвращать землю помещикам, а к этому их часто принуждали при помощи воинских команд и поркой шомполами. О генерале Май–Маевском ходили нехорошие слухи об его пьяных кутежах с дебошами в загородных ресторанах города Харькова.

А на Московском направлении начались трудности. Взятый в начале октября Орел снова пришлось уступить, а в двухнедельной битве у ст. Касторная с конницей Буденного наши части были разбиты, и красная конница ринулась на юг. В начале ноября красные взяли Белгород и стали приближаться к Харькову. Надо было бежать, особенно участникам Белого движения. Мои товарищи начали возвращаться в свои части. Я тоже решил ехать в свою батарею, благо она находилась недалеко, на станции Синельниково, около Екатеринослава, на фронте против Махно.

После потери пушек около Поворина команда батареи не была расформирована, как того она боялась, а наоборот, ей сразу дали новые площадки с английскими в пять и две десятых дюйма пушками. По своим качествам эти орудия превосходили шестидюймовые «кане». Во–первых, они были гораздо скорострельнее, а во–вторых, во время стрельбы не было необходимости опирать их на рельсы. Кроме того, к ним были снаряды так называемого мгновенного действия, очень действенные для поражения живой силы противника. 18 ноября моя мать проводила меня на вокзал, и я на открытой платформе, ежась от холода, направился на юг. На батарее меня опять приняли в телефонную команду, но с братом я разминулся — он поехал в Харьков. Наша смена выехала под командой поручика Полторацкого [153] под Екатеринослав, в котором засели махновцы, взорвав железнодорожный мост через Днепр. Заставу у моста мы и обстреливали, так же как и некоторые места в городе, где, по нашим предположениям, они могли бы собираться. Большую часть времени, находясь на позиции, я проводил на наблюдательном пункте вместе с вольноопределяющимся Алешей, с которым очень подружился. Этот пункт находился на чердаке трехэтажного дома, стоящего к тому же на холме, недалеко от позиции, занимаемой нашей боевой площадкой. Там мы и томились от скуки и холода, наблюдая Екатеринослав, потому что поручик Полторацкий появлялся только изредка, когда надо было пострелять. Но там нас навещала симпатичная девушка Вера, жившая в этом доме, приносившая нам яблоки или чай, оживляя нас своим присутствием и болтовней.