Здесь, в пещере, в полном одиночестве жила старая Мара. Никто не знал, сколько лет этой женщине. Да и женщине ли? Многие видели в ней скорее создание Леса, чем дочь рода людского. Наверное, оттого, что она так долго жила в одиночестве, и шла о ней среди соплеменников дурная слава. А еще потому, что Мара вызывала у них суеверный страх.

Давным-давно, когда Мара была еще молодой, ее изгнали из городища. Никто уже не мог сказать, за что именно, но слухи об этом ходили среди людей разные. Кто-то утверждал, что она попыталась помочь разродиться женщине, и у той появилось на свет чудище уродливое. Другие болтали, будто она свела с ума какого-то парня, и тот лишил себя жизни. Иные говорили, что она совершила великое святотатство — пошла против воли богов. А некоторые, оглядываясь по сторонам, шептали в ухо близким, что Мара воспротивилась воле волхва Колобора, и тот, конечно же, не мог стерпеть этого. Но кое-кто считал, что это было гораздо раньше, до Колобора. Таковой была молва.

Изгнанная соплеменниками Мара ушла из городища и поселилась здесь, в сердце каменной горы. Но люди про нее не забыли. Женщина обладала даром целительства и могла лечить разные хвори, а возможно, не только их… Некоторые приписывали ей и другие способности и силы. Но об этом, даже шепотом, говорили редко, боясь разгневать богов.

Именно из-за способностей Мары и не зарастала тропинка к ее мрачному жилищу. Время от времени кто-то из поселенцев, в отчаянии решившись обратиться к ней, втайне от всех приходил к отшельнице со своими горестями и болью. Мара не отказывала. Бывали случаи, когда ее звали к хворому в городище, если он сам был не в силах прийти. Она являлась тайно под покровом ночи и, сделав свое дело, тут же исчезала. Но это случалось редко. И шли на это самые отчаянные или могущественные представители рода.

Чеслав, поначалу почти бежавший по тропинке, на поляне перешел на степенный шаг. Ему хотелось выглядеть мужчиной, а не каким-то желторотым юнцом. Он не достиг еще и середины поляны, когда в проеме пещеры появилась Мара. Это была седая, худощавая, с испещренным морщинами лицом, но не согбенная женщина. Она стояла на пороге своего жилища, как величественная хозяйка этих мест, и терпеливо ждала, когда подойдет Чеслав.

— Здравствуй, Мара! — поклонился ей юноша.

— И тебе здоровья и сил, парень!

— Я принес тебе хлеб. — Чеслав достал из сумы один из хлебов и отдал женщине.

Мара взяла хлеб и, поднеся к лицу, глубоко и с удовольствием вдохнула его запах.

— Домом, очагом, спокойствием пахнет… — И тут же резко перевела взгляд на Чеслава. — Не боишься порушить?

Юноша сперва растерялся, но затем уверенно покачал головой.

— Гляди, парень!.. — И Мара вновь понюхала хлеб, закрыв глаза, то ли от его приятного запаха, то ли задумавшись.

Чеслав стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу, и не знал, что сказать дальше.

— Ну, чего ждешь? Иди, не меня ты пришел сюда повидать. — Мара открыла глаза и кивнула в сторону пещеры.

— Как она?

— Нелегко тебе с ней будет, — с какой-то житейской грустью сообщила ему старая знахарка, глядя Чеславу прямо в глаза.

— В лесу зверь тоже не так-то прост. Ничего, справлюсь! — решительно заявил парень и прошел мимо Мары в ее обиталище.

Это была небольшая, но и не такая уж маленькая пещера, приспособленная под жилье. Посередине был сооружен обложенный камнями очаг, в котором горел огонь, освещая своими всполохами помещение. Возле очага стояли сухие, почти гладкие от времени пни, заменяющие хозяйке лавки. Где-то вверху, в каменном потолке, была небольшая дыра, сквозь которую пробивался дневной свет и туда же уходил дым. Возможно, именно сюда когда-то Перун попал своей молнией.

Все жилище знахарки было заполнено травами, медами, воском, кореньями, ветками, высушенными цветами, а то и лесными тварями. Все это висело и стояло в многочисленных ступках, плошках, горшках, кувшинах и сумах у стен пещеры, и оттого здесь царил своеобразный дух леса и костра.

От основного зала шло несколько ответвлений. Чеслав подошел к одному из них. Вход в него закрывала деревянная дверь, приваленная внушительным камнем. Собравшись с силами, а возможно, и с мыслями, Чеслав сдвинул камень с места, а затем, справившись с каменным запором, отставил в сторону последнюю преграду — дверь. За ней была темнота.

Выждав, пока глаза привыкнут к мраку, Чеслав заметил в углу какое-то движение… Вернувшись к костру, он взял из него горящую головешку и вошел в небольшую пещеру, похожую на каменный мешок. В углу, закутавшись в овечью шкуру, сидела Неждана, похищенная им пленница.

Она провела в этой пещере всю ночь, ненадолго забывшись коротким и тревожным сном. За дверью, время от времени что-то бубня себе под нос, подавала признаки жизни мерзкая старуха. До пленницы, казалось, ей не было никакого дела. Только когда Неждана тщетно пыталась оттолкнуть дверь, старуха смеялась тихим противным смехом.

Чеслав опустился возле Нежданы на колени и, переломив хлеб, половину протянул ей.

— Возьми… поешь!

Неждана не двинулась с места.

— Возьми, голодная ведь.

Неждана осторожно взяла хлеб и стала есть. Чеслав тоже откусил от своей половины. Затем он принес воды в ковше. Неждана пила жадно и, утолив жажду, отдала ковш Чеславу.

— Тебя как зовут?

Девушка молчала. Чеслав, не дождавшись ответа, осторожно, боясь спугнуть, дотронулся до ее лица и нежно провел рукой по щеке. Неждана отвернулась.

— Отчего молчишь?..

Неждана зябко поежилась.

— Не бойся меня.

Чеслав приблизился к ней и попытался обнять, прижать к груди. Неждана вся напряглась и, отодвинувшись к стене, сжалась в комок. Юноша медленно провел рукой по ее телу и дотронулся до грудей. Девушка попыталась отстраниться от него, еще больше вжавшись в каменную стену, но Чеслава это не остановило. Уперев руки в стену так, что девушка оказалась между ними, и лишив ее тем самым возможности ускользнуть, он стал искать ее губы своими губами, горячими и требовательными. Но когда нашел, почувствовал, что упрямо сомкнутые уста пленницы не собираются отвечать на его нетерпеливый поцелуй. Преодолевая молчаливое сопротивление чужачки, юноша опустил ее на шкуру и попытался проникнуть между ее ног. Неждана отчаянно сопротивлялась, а когда поняла, что их силы неравны, заплакала.

Увидев слезы, Чеслав отпустил ее. Опять эти слезы! Почему-то при их появлении он чувствовал, что сила и решимость покидают его. Он сел рядом с Нежданой, опустив голову и тяжело дыша. Сердце рвалось из груди… В голове шумело… Мысли и чувства путались… Он хотел ее со всей страстью юности, но только не силой. И как теперь поступить, юноша не знал.

— Я увел тебя для себя… — сквозь зубы процедил он, а затем выкрикнул — зло, с отчаянием, плохо осознавая и почти не слыша собственного голоса: — И ты будешь со мной! Будешь! Чего бы мне это ни стоило и как бы ты ни сопротивлялась! Будешь!..

Юноша резко встал и, не глядя на девушку, пошел прочь. Он чувствовал, что если сейчас не уйдет, то сделает что-то непоправимое и непростительное для себя, для нее, а ему не хотелось этого. Он мог это сделать, но не хотел!

Из пещеры Чеслав уже не вышел, а выбежал и, ничего не говоря, проследовал мимо Мары.

— Терпение, парень, терпение! — услышал он голос Мары, прозвучавший ему вслед.

«Терпение, терпение!» — стучало в голове Чеслава по дороге в городище. Но где его взять, когда ты еще только начинаешь пить из ковша жизни и тебе не терпится столь многое попробовать?

Раздосадованный неудачей, Чеслав явился домой. Жилище встретило его пустотой: в доме никого не было. Тогда он пошел в хлев и увидел Голубу. Девушка стояла на коленях и доила козу. Молоко белыми струями одна за другой выстреливало в горшок: чвирк-чвирк, чвирк-чвирк.

Чеслав стремительно подошел к девушке и взял за плечи, оторвав от занятия.

— Что ты? — посмотрела на него Голуба.

Юноша схватил ее за руку и потащил на сеновал, а когда она слабо заартачилась, поднял ее на руки и таки унес туда. Он молча и яростно овладел ею. Голуба покорно снесла эту повинность.