Столь же внимательное исследование имен других князей, их воевод, а также имен послов, отчасти искаженных греками, которые писали договоры, и болгарами-переводчиками, делает возможным такой вывод: во всех договорах с греками все имена князей и бояр - славянские; норманские имена встречаются только среди имен послов и гостей, но и там их не больше 12-15. Присутствие норманского элемента в сношениях руси с греками исторически объяснимо: в славянских дружинах служили иноземцы, и было в обычае назначать послом того из них, кто проявил военную доблесть; это была благодарность за услуги, потому что послы получали от греков щедрые дары; кроме того, норманны участвовали в русской торговле, что могло быть основанием для допущения их в посольство, которое заключало торговый союз[45]. Среди имен, помещенных в договорах, есть имена литовские, есть и финские - Рюар у Олега, Каницар у Игоря[46], а также имена степных народов, напр. Карлы[47].
При таком обоснованном противомнении лингвистические догадки норманистов бессильны утвердить теорию о скандинавском происхождении наших варягов. Но и помимо этого, как заметил еще Эверс, созвучия между именами «могли послужить для укрепления исторического суждения, но доказать его они не могут»[48]. «Лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического, филолог от историка», - пишет Гедеонов. «При отсутствии иных положительных следов норманского влияния на внутренний быт Руси, норманство до XI столетия всех исторических русских имен уже само по себе дело несбыточное»[49].
На этой же точке зрения стоит и Забелин. В своей книге «История русской жизни» он предостерегает от увлечения филологией как методом исторического исследования. «Лингвистика в иных случаях весьма способствует зарождению и широкому развитию различных фантасмагорий», - пишет историк. «Эта опасность особенно велика в том случае, когда предметом изучения являются одни собственные имена»[50]. Критика слов может иметь только подсобное значение для важнейшей части исторической науки - критики дел[51]. Указанное методологическое правило требует, чтобы анализ слов был проверен анализом событий, с этими словами связанных. Лингвистическое соображение, что призванные варяги были норманнами, могло бы получить значение исторического факта лишь в том случае, если бы оно было подтверждено «делами», совершенными в нашей стране, среди нашего народа в эпоху призвания князей.
Примечания:
24. Так, напр., Гедеонов разъяснил, что запись «Повести» о варягах-руси есть лишь предположение летописца, основанное на единовременности двух событий: 1) первого помина о руси в греческой хронике (Георгия Амартола) в связи с походом Аскольда и Дира на Константинополь и 2) призвания варягов. См.: Варяги и Русь. 459-461. Это подтверждается филологическим анализом летописи, сделанным Шахматовым: в записи, относящейся к 862 году, летописец после слов «идоша за море к варягом» прибавил - «к руси, сице бо ти звахуся варяги русь» и дальше после слов «и от тех варяг прозвася» написал «Русская земля». Таких слов не было ни в более древнем «Начальном своде», ни в древнейшем, Киевском. Разыскания о древнейших летописных сводах. Гл. XIII. К сожалению, исторические соображения Шахматова о норманской руси не соответствуют результатам его филологической критики. Сергеевич считает варяжскую русь не фактом, но догадкой летописца: «Происхождение этого наименования от имени варягов-руси есть догадка грамотеев XII века, справедливость которой и до наших дней ничем не подтвердилась». Русские юридические древности. Т. 91 (1902)
25. Одно из этих преданий, сбереженное в западных славянских хрониках, говорит, что чехи, поляки и русские произошли от трех братьев: Чеха, Лexa и Руса. Другое предание, записанное византийцем Симеоном Логофетом, выводит русское имя от храброго Руса. Конечно, нельзя предоставлять решение проблемы Руси народному чувству, силою которого создаются такие легенды, но, при всей их наивности, в них может быть и серьезная мысль. Так, первое предание основано на сознании родства между славянскими племенами и Русью, второе проникнуто сознанием самобытности русского племени.
26. Куник. «Каспий» Дорна. 420 (1875).
27. Шахматов. Древнейшие судьбы русско племени. II. 1919 г.
28. Гедеонов. Варяги и Русь. 168 (1876).
29. Там же. 159.
30. Там же. 170. Срв. свидетельство германского летописца Гельмольда: «И в славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян». У Погодина. Г. Гедеонов и его система происхождения варягов и руси. Записки имп. Акад. наук. VI. 22 (1865).
31. Гедеонов. Варяги и Русь. 171.
32. Книга о древностях Русского государства, № 529. У Карамзина. История государства Российского. I. Примеч. 282.
33. Даль В. Толковый словарь. I. 409 (1905).
34. Ипатьевская летопись 227. У Гедеонова. Варяги и Русь. 139.
35. Забелин. История русской жизни с древнейших времен. I. 174.
36. Гедеонов. Варяги и Русь. 171.
37. Ломоносов у Погодина. Исследования, замечания и лекции о русской истории,II. 180.
38. Карамзин. История государства Российского. I. 46. Ключевский. Краткое пособие по русской истории. 21. Курс русской истории. I. 157.
39. Ключевский. Курс русской истории. I. 157 (1911).
40. Там же. 198.
41. Гедеонов. Варяги и Русь. 193.
42. Там же.
43. Там же. 196. «Тур, Туры, древнейшие славянские наименования мест и людей», Шафарик у Гедеонова. Варяги и Русь. 247.
44. Гедеонов. Варяги и Русь. 196.
45. Там же. 262.
46. Крохин. Начало Русского государства в свете новых данных. 57.
47. Гедеонов. Варяги и Русь. 289.
48. Эверс Г. Предварительные критические исследования для российской истории, 81 (1826).
49. Гедеонов. Варяги и Русь. 184.
50. Забелин. История русской жизни с древнейших времен. I. 192.
51. Там же. 43-44.
Глава третья. Новая власть и быт славян
Следуя мудрому совету историка русской жизни, рассмотрим, согласуется ли суждение о норманстве призванных варягов с тем жизненным делом, которое осуществлялось в нашей стране при первых князьях новой династии.
Допустим на время правильность теории норманистов. Подчиняясь исторической закономерности, племенные свойства новой власти должны были бы отразиться на ходе дел в подвластной ей стране. Мы хорошо знаем, что так и бывало в Западной Европе после победных нападений норманнов на Францию и Англию; мы знаем, какова была их власть. В героях скандинавских набегов - главным образом датчанах и норвежцах - некоторые свойства северных германцев проявлялись с особенной яркостью и силой. Они были неистово жестоки и жадны к материальным благам. Охваченные религиозным и патриотическим фанатизмом эти потомки Одина грабили церкви, надругивались над христианскими святынями, убивали и священников, и владельцев замков, и простых христиан. Овладев той или другой страной, они устраняли прежних властителей, делили между собою землю и давали новые названия селениям, а обитателей их обращали в подвластную им рабочую силу. Они становились господствующим классом в завоеванном ими государстве, долго сохраняли и свой язык, и свой норманский быт, причем отдельные черты их культуры, сливаясь с культурой чужой, все же продолжали жить в ней, как заметные силы[52]. Так было в Галлии и на Британских островах.
Но в нашей стране и после появления новых властителей все шло по-прежнему, по-славянски, несмотря на то что Новгородская земля была наводнена варягами и что сами новгородцы «оваряжились»: «ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словяне»[53]. Норманисты принимают в полной мере это положение летописи; трудно говорить о призвании немногих норманнов после того, как было указано на противоестественность, небывалость в истории такого факта, чтобы народ, только что прогнавший иноземцев за пределы своей земли, призвал бы к власти соплеменников этих изгнанных. У представителей норманской теории чаще всего идет речь о завоевании славянских земель норманнами, предполагающем, разумеется, большое количество завоевателей, вторгшихся в северные, а потом и в южные области русской страны. И вот, несмотря на такое «победоносное шествие» чуждого племени, политическая власть в «завоеванной» земле продолжает быть по существу своему славянской. Как и в других славянских краях, она принадлежит колену, т. е. всем братьям, при главенстве старшего. Князь продолжает быть не только военачальником - его нередко заменяет в этом деле воевода, - но и служителем богов, и судьею: особа его почитается священной, он молится славянским богам и совершает славянские религиозные обряды. Наряду с варяжскими князьями в южных областях продолжают править прежние властители, «светлые князья» договора Олега с греками. Когда князь находит это нужным, он призывает на совет бояр или всю дружину а также «старцев градских». В управлении городом принимают участие десятские, сотские и тысяцкий; для решения важнейших вопросов по-прежнему собирается вече. Землю новые князья не делят между своими дружинниками и не дают скандинавских названий ни новым, ни старым городам. Норманские слова не засоряют славянский язык, и даже для названия предметов, связанных с морским промыслом, применяются слова славянские (ладья, корабль)[54].