— Итак, какие новости? — спросила она, осушив и вновь наполняя свой бокал.

— Что за новости, то есть что именно тебя интересует? — спросила я, заикаясь.

— Просто обычный вопрос, который задает мать своей дочери, дорогая. Могу я поинтересоваться твоей напряженной жизнью? Мне кажется, ты выглядишь немного усталой, и я заметила, что ты закрыла кафе вчера вечером. А ты не любишь брать выходные, — добавила она, глядя мне прямо в глаза, от чего я порядком занервничала. — Это из-за Тома? Очень скучаешь по нему? — спросила она вкрадчиво.

Я покачала головой, хотя у меня на лбу, должно быть, было написано: «Отчаянно тоскую».

— Нет, это не из-за Тома. Ну, или не только из-за него. На самом деле мне нужно сказать тебе кое-что.

Она закивала головой.

— Ты можешь сказать мне все, что хочешь, дорогая, — сказала она, потом икнула и хихикнула.

— Может, лучше подождать до завтра?

— Нет, рассказывай сейчас, — настаивала она.

Внезапно кухонная дверь распахнулась и вошла бабушка.

Я откинулась на спинку стула, момент был упущен.

Бабуля была очень хрупкой и медлительной. Казалось, ей стоило больших трудов пройти через кухню и не упасть. Было тяжело удержаться, чтобы не взять ее под руку и не помочь. Но если бы и нашелся такой глупец, он вскоре очень пожалел бы об этом. Она была убеждена, что находится в прекрасной физической форме.

— Тебе не нужна помощь, Луиза? — спросила она у мамы.

— Нет, спасибо, все уже готово, — сказала мама и подвинула ей стул.

Бабуля прошла прямо мимо стула и принялась мыть посуду.

— Зачем, Дорис, не надо. У нас есть посудомоечная машина, — в голосе мамы зазвучали стальные нотки. Бабушка всегда выводила ее из себя. Особенно на кухне.

— Ну, ты же не хочешь понапрасну крутить счетчик. Кроме того, посуду надо мыть чисто, — настаивала она, опуская тарелку в жирную воду. — У тебя есть сода?

Мама уже собиралась удариться лбом о стол, как тут зазвенел таймер и спас ее от шишки.

— Это телефон? — спросила бабуля. — Сидите, девочки, я отвечу, — и она зашаркала прочь из кухни.

Мысль о цветной капусте заставила меня подскочить и броситься собирать тарелки с овощами на поднос.

Мы сидели за столом, пожирая глазами праздничную еду и вежливо ожидая, пока бабуля устроится на стуле. К моему огорчению и радости мамы, папа открыл еще одну бутылку вина.

Я нервно мяла салфетку, которую мама свернула в форме лилии. Я никогда не могла понять, зачем это нужно. Несколько минут я решала, куда положить салфетку. Если я положу ее на колени, она упадет на пол раз десять за время ужина. Я уже собиралась заткнуть ее за пояс, как вдруг вспомнила о своем животе и побоялась привлечь к нему внимание. Я подумала, будет ли невежливым вытереть ею нос. Бабуля заткнула салфетку за воротник и трясущейся рукой потянулась за ножом для разделки индейки.

— Можно мне?..

— НЕТ! — хором закричали папа с мамой, бросаясь с мест, чтобы отобрать у нее нож.

— Индейку разрежу я, — сказал папа.

Резать индейку и готовить барбекю — единственное, что папа умел делать на кухне. И покуситься на эту его привилегию было невозможно. Все послушно сели, и я начала накладывать себе свою вегетарианскую еду.

— Это что такое? — спросил отец.

— Цветная капуста, — ответила я, стараясь не капать слюной.

— Боже мой, а ты часом не беременна? — пошутил он, подмигивая маме.

Я застыла на месте, переводя взгляд с одного родителя на другого, разевая рот, как рыба, выброшенная на берег.

— Как ты, как ты смог...

Веселое выражение папиного лица сменилось кривой усмешкой.

Мама сделала такой глубокий выдох, что мне показалось — ее сейчас унесет, потом сказала:

— Боже мой, так вот о чем ты хотела мне рассказать на кухне. Она закрыла рот рукой. — От Тома? Ох, бедняжка!

В ее голосе было столько эмоций, что у меня сами собой потекли слезы.

Папа сказал «она не может быть беременна» таким тоном, будто он думал, что я еще девственница.

— Черт тебя побери! — закричала бабуля. — Ты же еще не окончила школу!

— Мне двадцать семь лет! — всхлипнула я, вытирая слезы салфеткой. Мама подошла и крепко обняла меня, пока папа с бабулей смотрели на нас в изумлении.

— Итак, кому положить кусочек? — спросила папа, пытаясь снять напряжение. Мама, всегда готовая поддержать шутку, разразилась истеричным хохотом и попросила налить ей еще вина.

За ужином все чувствовали себя скованно. Папа говорил меньше, чем обычно, бабуля, не отрываясь, смотрела на меня, брезгливо морща нос, а мама кусала губы, чтобы не расплыться в счастливой улыбке. Она пыталась вести себя сдержанно, но я видела, что она в любой момент готова сорваться с места и, подпрыгивая и хлопая в ладоши, кричать: «Ура, маленькой ребеночек! Сладкий комочек радости! Ура!»

Выяснилось, что на протяжении всей беременности маме хотелось цветной капусты. Однажды она даже заставила папу поехать в ресторан поздно вечером, перед самым закрытием, когда уборщицы уже мыли полы, и уговорить их продать немного капусты. Это совпадение и подвело меня. Кроме того, мама была уверена, что у меня родится девочка.

После ужина мы расположились вокруг елки и стали разворачивать подарки. Бабуля подарила мне ночную рубашку, какую, должно быть, носила Флоренс Найтингейл.

— Скоро будет тебе мала, — сказала она разочарованно.

Она рассматривала свои подарки, фыркая над лавандовой солью для ванны, носовыми платками и электрической грелкой для ног. Атмосфера была напряженной, и я чувствовала, что маме с папой не терпится засыпать меня вопросами, и они ждут не дождутся, когда уедет бабушка. Я делала вид, что увлечена игрой с Флойдом, стараясь не смотреть на маму.

Наконец папа встал и предложил подвезти бабушку до дома.

Как только они уехали, у нас с мамой состоялся женский разговор с глазу на глаз.

— Тебе удалось связаться с Томом? — спросила она, глядя на меня с сочувствием.

— Мама, я даже не знаю, в какой стране он сейчас находится.

— А что говорят его родители?

Я пожала плечами.

— Я у них не спрашивала.

— Ты думаешь, ему не обязательно знать? — спросила она осторожно.

— Я не могу сказать ему, ведь я даже не знаю, как он относится ко мне, не говоря уже о будущем ребенке. После отъезда он прислал мне только одну открытку, и эмоций в ней было столько же, как если бы он писал своему банкиру. — Я вытерла слезы. — Я не хочу, чтобы он чувствовал, что обязан поддерживать меня. Это может его рассердить.

— Но если б ты хотя бы представила ему факты, он имел бы возможность сам принять решение.

Я покачала головой.

— Я так не могу, мама. Я должна сама справиться с этим. Кроме того, у меня еще семь месяцев впереди. Успею рассказать. Он годами копил на это путешествие. Я не хочу все портить, когда он только уехал.

Мама взяла меня за руки.

— Это твое решение, дорогая. Я поддержу тебя во всем, в чем смогу.

Я поблагодарила ее за понимание, и тут наконец она не выдержала и дала волю эмоциям.

— Дорогая, маленький ребеночек — это так здорово! Ты будешь замечательной мамой. Не могу дождаться, когда это произойдет. — Она встала и отправилась на кухню за карандашом и бумагой. — Ну а теперь, — сказала она сосредоточено, — давай подумаем, что нам может понадобиться. Ударим папиной кредиткой по рождественским распродажам!

Тут я почувствовала, что большой камень упал с моих плеч, я немного расслабилась и полностью доверилась ей.

Когда я вернулась домой в тот вечер, на автоответчике было два сообщения. Одно от Элис.

«Счастливого тебе Рождества, Холли, — кричала она в трубку; я услышала звуки гимна на заднем плане. — Я вчера забыла тебе сказать, Оливер устраивает новогоднюю вечеринку у себя дома. Надеюсь, ты сможешь прийти. Я позвоню тебе завтра. Кстати, спасибо за скороварку, пока!»

Тут я вспомнила, что до сих пор не развернула собственные подарки. Я перенесла их на кровать и прослушала второе сообщение.