Я не стала спрашивать, в какой год меня отправляют, потому что это не имело значения.

Все выглядело точно так же, как при моем последнем посещении. Зеленый диван стоял посреди комнаты, и я зло посмотрела на него, как будто это он был во всем виноват. Как и в прошлый раз, возле стены стояли поставленные друг на друга стулья. Я боролась сама с собой. Должна ли я вынуть всё из тайника? Если Гидеон что-то заподозрил, первое, о чем он подумает, будет «надо обыскать помещение». Или нет? Я могла бы спрятать содержимое тайника где-нибудь в коридоре и успеть вернуться еще до того, как появится Гидеон…

Я лихорадочно стала раздвигать стулья, но потом передумала. Во-первых, ключ я не сумела бы спрятать — ведь мне пришлось бы опять запереть дверь. А во-вторых, даже если Гидеон найдет тайник, как он сумеет доказать, что он предназначен для меня? Я бы только выставила себя дурочкой.

Я аккуратно поставила стулья на место и постаралась замести изобличающие следы, оставленные в пыли. Потом я проверила, заперта ли дверь в действительности и уселась на диван.

Мое состояние напоминало мне ситуацию четыре года тому назад, когда мы с Лесли должны были в кабинете директора Гиллса ждать, пока у него появится время отчитать нас за историю с лягушкой. По сути, мы не сделали ничего плохого. Это Синтия переехала лягушку на велосипеде, и поскольку она не проявила соответствующего чувства вина («Это ж просто дурацкая лягушка!»), Лесли и я, пылающие гневом, решили отомстить за бедную лягушку. Мы хотели похоронить ее в парке, но до этого (ведь она все равно уже была мертвая), чтобы немного встряхнуть Синтию и заставить ее быть чувствительней, мы решили устроить еще одну встречу — на этот раз в супе в тарелке Синтии. Кто мог предположить, что Синтия при первом же взгляде на лягушку впадет в истерику?.. Во всяком случае, директор Гиллс разговаривал с нами, как с преступницами, и, к сожалению, не забыл этот эпизод до сих пор. Если он нас встречает в одном из школьных коридоров, он тут же вспоминает: «А-а-а, злые девочки с лягушкой», и каждый раз нам делается очень неприятно.

Я закрыла на минутку глаза. У Гидеона не было причины плохо ко мне относиться. Я не сделала ничего плохого. Постоянно я слышу, что мне нельзя доверять, мне завязывают глаза, никто не отвечает на мои вопросы — это же естественно, что я попыталась другим способом выяснить, что здесь происходит. Или нет?

Ну где же он? От лампочки на потолке послышался треск и свет немного помигал. В подвале было холодно. Может, они меня отправили в одну из послевоенных холодных зим, о которых рассказывала бабушка Мэдди? Водопроводы тогда полностью замерзли, а на улицах лежали затвердевшие от холода трупы животных. Я попробовала, выходит ли из моего рта пар при дыхании. Нет, не тот случай.

Опять начал мигать свет, и я испугалась. Вдруг мне придется сидеть в темноте? В этот раз никто не подумал о фонарике, вообще, нельзя сказать, что кто-либо позаботился обо мне. В темноте крысы осмелеют и выйдут из своих нор. Может, они очень голодные… А где живут крысы, там и тараканы должны быть. И призрак однорукого тамплиера, о котором рассказывал Ксемериус, тоже может сюда заглянуть.

К-р-р-р-р-к.

Это была лампочка.

Постепенно я пришла к убеждению, что присутствие Гидеона в любом случае предпочтительнее присутствия крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет мигал так, как будто вот-вот погаснет.

В детстве, когда мне было страшно в темноте, я всегда пела, и сейчас я автоматически поступила точно так же. Сначала совсем тихо, потом всё громче. В конце концов, тут не было никого, кто мог бы меня услышать.

Пение помогло справиться со страхом. И с холодом. Через пару минут даже лампочка перестала мигать. Но снова начала, когда я стала петь песни Марии Мена,[32] да и Эмилиана Торрини,[33]похоже, ей не понравилась. Зато все песни ABBA она встречала спокойным ровным светом. К сожалению, я знала не много слов из песен группы. Но лампочка принимала и простое «ля-ля-ля… one chance in a lifetime… ля-ля-ля…»

Я пела несколько часов. Во всяком случае, мне так показалось. ПослеThe winner takes it all(не имеющая себе равных песня для Лесли в любовных переживаниях) я начала сначала, затянувI wonder.При этом я танцевала по всей комнате, чтобы не замерзнуть. После третьейMamma miaя была убеждена, что Гидеон не появится.

Проклятье! Я могла бы без проблем пробраться наверх. Я спелаHead over heels,потомYou're wasting my time— и вдруг он стоял уже возле дивана.

Я захлопнула рот и посмотрела на него с упреком.

— Почему ты так поздно?

— Могу себе представить, что время для тебя тянулось. — Его взгляд был по-прежнему холодным и странным. Он подошел к двери и потряс ручку. — Все же тебе хватило ума не выходить из комнаты. Ты же не могла знать, когда я появлюсь.

— Ха-ха, — сказала я. — Это шутка?

Гидеон прислонился спиной к двери.

— Гвендолин, передо мной тебе не надо строить из себя невинную овечку.

Я с трудом выдерживала холод его взгляда. Зелень глаз, которую я так любила, приняла цвет зеленого фруктового желе. Мерзкого, из школьной столовой.

— Почему ты разговариваешь со мной таким тоном?

Лампочка снова замигала. Наверное, ей не хватало песен АВВА в моем исполнении.

— У тебя случайно нет с собой запасной лампочки?

— Тебя выдал запах сигарет. — Гидеон вертел в руке фонарик. — Я справился кое о чем и сложил один плюс один.

Я сглотнула.

— Что уж такого плохого в том, что я курила?

— Ты не курила. И ты не так хорошо умеешь лгать, как ты думаешь. Где ключ?

— Какой ключ?

— Ключ, который мистер Джордж тебе дал с собой, чтобы ты могла встретиться с ним и с твоим дедушкой в 1956 году. — Он сделал шаг ко мне. — Если ты умна, то спрятала его где-нибудь здесь, если нет — носишь с собой. — Он подошел к дивану и стал сдергивать одну за другой подушки, бросая их на пол. — Здесь, во всяком случае, его нет.

Я пораженно смотрела на него.

— Мистер Джордж не давал мне никакого ключа! Честное слово! А насчет сигаретного дыма…

— Это был не только дым от сигарет. От тебя пахло и сигарами, — сказал он спокойно. Его взгляд скользнул по комнате и остановился на груде стульев возле стены.

Меня снова стало морозить и, как по сговору, лампочка стала мигать чаще.

— Я… — начала я нерешительно.

— Да? — сказал Гидеон подчеркнуто дружелюбно. — Ты выкурила еще и сигару? В дополнение к тремLucky Strike?Ты это хотела сказать?

Я молчала.

Гидеон наклонился и посветил фонариком под диваном.

— Мистер Джордж написал тебе записку с паролем или ты выучила его наизусть? И как ты умудрилась пройти обратно через Цербер-стражу, чтобы они не упомянули об этом в протоколе?

— Какого черта! О чем вообще ты говоришь? — выпалила я.

Это должно было прозвучать возмущенно, но на самом деле слышалось слегка испуганно.

— Вайолет Пэрплплам — что за странное имя! Ты так не считаешь? Слышала его уже когда-нибудь?

Гидеон уже выпрямился и смотрел на меня. Нет, фруктовое желе было неправильным сравнением для его глаз. Сейчас они источали ядовито-зеленый свет.

Я медленно покачала головой.

— Странно, — сказал он. — А ведь она друг вашей семьи. Когда я случайно назвал это имя Шарлотте, она рассказала, что милейшая миссис Пэрплплам всегда вяжет очень колючие шарфы.

Ох. Проклятая Шарлотта! Неужели она не может один раз промолчать?

— Неправда, — сказала я. — Колючие — только для Шарлотты. Наши шарфы всегда мягкие.

Гидеон откинулся на диване и скрестил руки на груди. Фонарик светил в потолок, где все еще нервно мигала лампочка.