— Я хочу развлекаться именно сейчас и именно здесь!

Если до этого Тина просто испуганно смотрела на отца, то теперь ее захлестнула волна ненависти.

— Я ненавижу тебя, папа, слышишь, ненавижу! — закричала Тина и выбежала из дома.

Спохватившись, Джон и Аманда Шеферды увидели закрытую дверь. Немного подумав, Джон бросился вдогонку за дочерью.

— Джон, останься, она немного походит, прийдет в себя и вернется, — сказала Аманда.

— Не учи меня, что делать и чего не делать, — Джон зло хлопнул дверью и выбежал на террасу.

Он осмотрелся, куда могла скрыться девочка.

Слезы заполняли глаза Тины, когда она выскочила на крыльцо дома. Она попыталась сосредоточиться, но это у нее не получилось. И тогда она стремглав бросилась по темной аллее к озеру. Она бежала среди низких кустов, ветви хлестали ее по лицу, она пробовала прикрыться руками, ноги сами несли ее к гулкому деревянному помосту, который метров на двадцать уходил в озеро. Вдогонку летел крик отца:

— Тина! Тина! Дочка, вернись. Тина! Я тебя люблю, вернись!

Джон, казалось, протрезвел.

Но Тина знала, что это ненадолго. Стоит помириться с ним, как он вновь начнет ссору.

— Я не верю тебе.

— Тина, я люблю и тебя и маму, вернись!

— Ты злой…

— Я больше не буду пить, я помирюсь с мамой, с тобой, мы будем жить вместе.

— Ненавижу, ненавижу, — шептала девочка, продолжая бежать.

Ее шаги гулким эхом отзывались в глухом ночном лесу. Изредка слышались вскрики ночных птиц, которые еще более усугубляли ее настроение, пугали и приводили в смятение детскую душу. Она знала, что мать никогда не изменяла отцу, что мать любит его, и она, тринадцатилетняя Тина тоже любит, но только тогда, когда он трезв и ласков с нею, когда он спокоен и мирен. А волны ненависти набегают на нее только в то время, когда он пьян и груб. Когда он бросает в стену стаканы с недопитым виски, переворачивает столы и ломает стулья. Тина боялась этих припадков ярости, она вся содрогалась, лишь только увидев отца со стаканом в руке.

Девочка в растерянности остановилась на конце причала, внизу плескалась черная как ночь вода. Отец уже бежал по гулкому причалу. Поняв, что деваться ей некуда, Тина вскочила в лодку, привязанную к свае, и лихорадочно принялась распутывать веревку. Пальцы ее не слушались, кожу царапал шершавый трос. Наконец, узел поддался, конец веревки плюхнулся в воду, и девочка, зло оттолкнувшись от сваи, отплыла метров на пять от причала.

— Тина! Куда ты, вернись! Я больше не буду пить! — кричал отец, стоя на самом конце причала, растеряно опустив руки, он не знал, что делать, что предпринять. Лодка без весел, и девочку может унести на середину озера.

Широкая прогулочная шлюпка медленно, как во сне, отдалялась от свай. Тина видела причал, видела фигуру отца, слышала его голос, но она не отвечала ни на его мольбы, ни на просьбы, ни на вопросы. Она сидела на носу лодки, закрыв лицо руками. Девочка плакала, слезы уже не душили ее, а тихо лились из глаз и капали на ладони.

— Тина, не надо, не надо. Дорогая, прошу тебя, вернись! — мгновенно отрезвев кричал Джон, но он ничего не мог поделать — больше лодок поблизости не было. Ему оставалось только смотреть на белую шлюпку, которая, покачиваясь на черной глади, тихо скользила в ночь.

Через несколько минут из дому выскочила на крыльцо ее мать. Она осмотрелась, услышала голос Джона и бросилась к дощатому причалу. Она бежала, на ходу вытирая слезы и поправляя растрепанные волосы.

— Тина! Тина! Дочка, где ты! — испуганно кричала женщина.

Девочка молчала. Волна ненависти захлестнула ее.

Она не могла говорить. Но услышав крики матери у Тины вновь появился голос.

— Я ненавижу тебя, ненавижу! Убирайся! — вскрикнула она. — Ты снова будешь пить! Я не верю тебе! Не верю! Ты слышишь, я тебе не верю. Я ненавижу тебя! — кричала девочка, вцепившись руками в борт лодки.

— Крошка! Тина! Дочка! Вернись! Извини меня, поверь, я больше не буду. Поверь! — беспомощно разводя руками, умолял девочку отец.

От злых слов мать застыла. Она еще никогда не слышала, чтобы их тринадцатилетняя дочь так кричала на отца. Она испугалась. Больше всего Аманда испугалась, конечно же, за девочку, потому что к ссорам с мужем она уже давно привыкла. За последний год это повторялось очень часто. Чуть ли не каждый день. И женщина не обращала на них внимания. Она уже давно начала подумывать о разводе, о том, чтобы вместе с дочкой уехать, расставшись с мужем, и жить вдвоем. Она была еще молода и хороша собой и верила, что еще сможет найти себе верного и надежного друга. А если и не найдет, то ничего, главное, что они будут с дочкой, что они будут вместе, будут любить друг друга.

— Лучше бы ты умер! — Тина сама не знала, как вырвались у нее эти слова. Она сама испугалась, почувствовав, как отец замер, услышав их.

Он раньше никогда такого не слышал ни от жены, ни от дочери. Джон сам верил, что сможет бросить пить, если только захочет.

Мужчина от этих слов буквально окаменел. Он опустил голову и весь сжался. Его взгляд упал на черную блестящую воду, которая отражала бездонное ночное небо. И тут Джона охватил неподдельный ужас. Вода буквально в нескольких метрах от лодки вдруг начала бурлить. Мириады белых пузырьков стали подниматься из глубины, превращая ровную черную поверхность в кипящую и бурлящую густую массу.

Тина, как и каждый ребенок верила в силу слов. Она, испугавшись того, что пожелала отцу умереть, с ужасом смотрела на бурлящую воду. Девочка чувствовала, что это ее ненависть разбудила неизвестные, но подвластные ей силы. Вода все больше и больше бурлила, и вздыбившийся гребень приближался к причалу. Густые серебристые клубы зловонного пара поднимались над водой. Сваи, на которых держался высокий причал, стали тонуть в густом едком паре.

Деревянный причал с белой крашенной баллюстрадой зашатался. Сваи начали трещать, доски расходиться под ногами у Джона. Он зашатался, пытаясь сохранить равновесие, пытался одной рукой ухватиться за столб, поддерживающий навес над причалом, но столб вырвался из рук, хрустнул легко, как спичка, и рухнул в воду. Зловонный пар поднимался все выше и выше, окутывая белый, только что такой надежный и красивый причал.

Тина, сидя в лодке, смотрела и не верила своим глазам. Она не понимала, что происходит.

Крушение причала продолжалось несколько минут.

Отец метался как загнанный зверь по помосту, пытаясь вернуться на берег. Но доски настила, который вел к берегу, рухнули. И там, где еще недавно, еще мгновение назад, был безопасный проход, зияла черная кипящая бездна. Мужчина смотрел на нее, смотрел на дочку и не понимал, что происходит. Подняв глаза к небу, на яркие мерцающие звезды, он успел вскрикнуть: «Боже, боже, помоги мне!» Его слова гулким эхом разлетелись по берегу. Мать Тины, услышав этот страшный хруст дерева, услышав последнюю мольбу своего мужа и его обращение к Богу, изо всех сил бросилась к берегу.

— Дочка! Джон! Джон! Тина! Что случилось?! Что случилось? — кричала она в темноте, не видя и не понимая, что происходит.

Но от хруста дерева и от слов Джона ее сердце сжалось, похолодело, и ноги сковал холодный леденящий ужас. Аманда замерла, не имея силы сделать хотя бы один шаг вперед или назад. Она окаменела. И только глаза, расширившись от ужаса, всматривались в ночь, пытаясь рассмотреть, что же происходит там, там где поднимается густой пар, где вздымается белый кипящий гребень, где клубятся теплые клубы зловонного тумана.

Фонарь, который раньше таким приятным, теплым и домашним светом освещал причал, начал бешено раскачиваться. И его ненадежный свет выхватывал то растерянное лицо отца, то его руку сжавшуюся в кулак, поднятую к небу, то доски помоста, то черные гребни кипящих волн.

Вдруг сваи, подверженные неведомой силе, разошлись в разные стороны и причал рухнул в воду.

Мужчина взмахнул руками, что-то вскрикнул, но его голос потонул в хрусте рассыпающегося и крошащегося дерева. С плеском Джон упал в кипящую воду.