—                  И очень своевременно, ваше величество, — почтительно встрял в беседу Мике­ланджело. — У меня сложилось впечатле­ние, что Дарлог был повержен накануне похода, который собирался осуществить во главе гнорров против вашего королевства. Сумели бы вы устоять против этого нашест­вия?

Вряд ли, — покачал головой Лек. — Дарлог — это порождение огня и тьмы. Он казался нам неуязвимым.

—                  Теперь угроза для вас миновала, — продолжил Микеланджело. — Я не сомне­ваюсь, что в скором времени вы без труда изгоните гнорров, а затем и расквитаетесь со зловещими глубинными стражами у вос­точных ворот. Так не заслужили ли мы на­грады за свои усилия?

—                  Я понимаю, о какой награде ты толку­ешь, — кивнул головой король глуммов. — Изо всех наших преимуществ перед людь­ми есть одно, которое мы ревниво храним. Оно называется справедливостью. Я прика­жу позвать Клер и спрошу ее — хочет ли она последовать за Грегори? Я сделаю это не потому, что вы этого желаете, а потому, что я должен так поступить.

Наступила глубокая тишина, когда по­явилась Клер в белом платье, с рассыпав­шимися по плечам светлыми кудрями. Как только она увидела Грегори, она бросилась в его объятия и крепко прижалась к его груди.

И тогда король спросил ее:

—                  Клер, правда ли, что это тот человек, которого вы хотите иметь мужем?

Правда, сущая правда, ваше величест­во, это он самый! — воскликнула девушка. — Смотрите все вы, милые человечки, как я смеюсь и как я радуюсь!

Она заплакала. Ее слезы падали на лицо Грегори. Это были слезы счастья. Они сопровождались тысячью самых нежных слов, лишенных смысла и похожих на те, что лепечут малые дети. Она не думала о том, что королю глуммов может быть очень грустно смотреть на ее счастье.

—                  Любовь моя, — сказал ей умбрийский принц, — ты даже представить не можешь, какие опасности мы преодолели. И я нахожу тебя такой, какой мечтал найти.

—                  Какой же? — спросила девушка.

—                  Самой прекрасной, самой лучшей из смертных. Ты меня любишь! Хвала небе­сам, ты меня любишь! Но, любимая, разве ты не любишь немного и короля Лека, который освободил меня из стеклянной темницы, где злые феи удерживали меня вдали от тебя?

—                  Вы это сделали? — обернувшись к королю, вскричала девушка. — Вы любите меня и все-таки освободили того, кого люб­лю я и кто любит меня!..

Больше она не могла говорить и закрыла лицо руками.

Все маленькие человечки, взиравшие на эту сцену, обливались слезами, опершись на свои самострелы. Черепашки-ниндзя растроганно вздохнули. Один только ко­роль сохранял спокойствие. Клер, которой открылось теперь все его величие и добро­та, прониклась к нему нежной дочерней любовью. Она взяла за руку своего возлюб­ленного и сказала:

—                  Грегори, я люблю вас, один Бог знает, как я люблю вас! Но как же мне покинуть короля Лека?

В эту минуту к королю подлетел на своем вороне вестник Боб. Лицо его было мрач­ным и тревожным.

—                  Скверные новости, ваше величество, — сказал Боб, спрыгивая на землю.

—                  Говори, — приказал Лек.

—                  Краг во главе своей армии перешел границу Каледийского герцогства. На его пути не осталось никакой преграды, кроме замка.

Для всех присутствующих это известие прозвучало, словно гром среди ясного неба. Король приблизился к Микеланджело и по­ложил руку ему на плечо.

— В этой войне мы будем союзниками, — сказал Лек. — Ты и твои друзья помогли нам избавиться от Дарлога. Мы поможем избавиться от Крага. Нам нечего терять. Если Краг покорит Каледию, он быстро расправится и с соседними государствами. А затем наступит наш черед. Поэтому следует объединиться, чтобы совместно отсто­ять свою независимость.

—                  Это самые умные слова, которые я ус­лышал за сегодняшни день, — ответил Микеланджело. — С вашего позволения, я и мои друзья хотели бы покинуть вас и до­браться до Каледийского замка наикрат­чайшим путем.

—                  Мои строители разберут западный вход в подземелье, и вы достигнете замка прежде врагов, — заверил король. — Но у нас еще есть время для того, чтобы обру­чить два любящих сердца.

Вечером того же дня Клер и Грегори, об­лачившись в пышные одежды, которые им приготовили портные-глуммы, отправи­лись в парадный зал, где их встретил ко­роль Лек в праздничном одеянии. За ним шествовали черепашки-ниндзя, а также гвардия в доспехах, мехах и шлемах, над которыми трепетали лебединые перья.

Глуммы сбегались толпами на праздник, проникая через окна, отдушины и камины, пролезая под скамьями. Король подошел к каменному столу, уставленному кувшина­ми, светильниками, кубками и золотыми чашами чудеснейшей работы. Черепашки-ниндзя заняли отведенное им место для по­четных гостей.

Король сделал знак Клер и Грегори при­близиться и сказал:

—                  Принцесса Клер, древний закон наро­да глуммов требует, чтобы чужеземцы, по­павшие к нам, обретали свободу по истече­нии семи недель. Ты провела среди нас семь с половиной недель. Я был бы плохим гражданином и преступным королем, если бы удерживал тебя долее. Но прежде, чем расстаться с тобой, я желаю, раз уж мне нельзя жениться на тебе, обручить тебя с тем, кого ты избрала.

—                  Благодарю, ваше величество, — стыд­ливо опустила глаза долу девушка.

—                  Я делаю это с радостью, потому что люблю тебя больше, чем себя самого, а мое горе останется легкой тенью, которую раз­веет ваше счастье. Клер Каледийская, принцесса глуммов и Грегори, принц Умб­рийский, дайте мне ваши руки.

Соединив руки Грегори и Клер, король обратился к своему народу и провозгласил громким голосом:

Будьте свидетелями того, что эти двое, стоящие здесь, под землей, обручаются друг с другом, чтобы вступить в брак на земле. Пусть же они возвратятся туда вместе, и да взрастят они вместе мужество, скромность и верность, как добрые садов­ники взращивают розы, гвоздику и пионы.

Глуммы вторили этим словам громкими возгласами. Чувства у них были самые про­тиворечивые, потому что они не знали, ра­доваться или огорчаться. Король снова по­вернулся к жениху с невестой и, указывая на кувшины, кубки и прочие драгоценные изделия, сказал:

—                  Это дары глуммов. Они будут напоми­нать о подземных друзьях. А сейчас ты уз­наешь. что подарю я...

Наступило долгое молчание. Король с выражением глубокой нежности посмотрел на девушку, чье прелестное сияющее лицо, увенчанное розами, склонилось на плечо жениха.

—                  Друзья мои, любить пылко — это еще не все, — сказал Лек. — Надо еще хорошо любить. Любить пылко — это, конечно, прекрасно, но любить самоотверженно — еще лучше. Пусть же ваша любовь будет столь же нежной, сколь и сильной. Пусть в ней не будет недостатка ни в чем, даже в снисходительности, и пусть к ней всегда примешивается немного сострадания.

Прекрасно сказано, — пробормотал се­бе под нос Рафаэль.

—                  Ты мог бы хотя бы сейчас помалки­вать? — шикнул на него Донателло. — Ме­ня, например, твое мнение о красноречии короля глуммов совсем не интересует...

—                  Вы молоды, прекрасны и добры, но вы — люди и, в силу этого, подвержены многим несчастьям, — продолжал король глум­мов. — Вот почему, если к чувству, кото­рое вы испытываете друг к другу, не будет примешиваться немного сострадания, это чувство не будет отвечать всем превратнос­тям вашей совместной жизни. Оно будет подобно праздничной одежде, которая не защищает ни от ветра, ни от дождя. Истин­но любят только тех, кого любят даже в их слабостях и в их несчастиях. Щадить, про­щать, утешать — вот вся наука любви.

—                  Тоже верно, — согласился с ним Рафа­эль, проигнорировав язвительный взгляд, которым его окинул стоящий рядом Донателло. — Любовь — это необыкновенное чувство. Даже черепахи это понимают.