-   Хороши шутки. Смотри, дошутишься! Как ты не понимаешь, что нам нельзя ссориться, а ты Ра­фаэля обидел. Эйприл нагрубил.

-   Да не грубил я ей, - попытался оправдаться Микеланджело.

-   Захотел все испортить? Я хорошо помню слова учителя Сплинтера, а если ты их забыл, то могу повторить.

  Микеланджело прищурился, лицо его стало серь­езным.

-   Донателло, я был не прав.

-   То-то же, и остальным так скажешь.

-   Согласен, - пожал плечами Микеланджело, догоняя Донателло.

Глава 21. Невероятное совпадение

  Рафаэль, запыхавшись, вошел в палатку, пряча мрачное лицо. Ничего не говоря, он лег на спаль­ный мешок и отвернулся.

  Профессор Брэдли удивленно поднял брови. Он заметил, что Рафаэль чем-то огорчен, но не спешил приставать к нему с расспросами, решив дождаться остальных.

  Вскоре пришли Эйприл и Леонардо.

-   Ну, как дела? - поинтересовался профессор, указывая при этом на Рафаэля.

-   Нормально, - как ни в чем не бывало произ­несла Эйприл, садясь на корточки рядом с Рафаэлем.

-   Рафаэль, я хочу, чтобы ты знал: я тебе верю, а на Микеланджело не стоит обращать внимания.

-   Я тоже тебе верю, - вмешался Леонардо, - ­ты еще никогда не врал.

  Профессор встал со стульчика.

-   Мне объяснит кто-нибудь, в чем дело?

  Эйприл встала и подошла к столу, налила себе в стакан воды, посмотрела на профессора Брэдли.

-   Рафаэль встретился с Бентреш.

-   Но возможно ли такое? Ведь это только легенда! - возразил тот.

-   Возможно, - твердо произнесла Эйприл, сделав несколько глотков.

-   Вот и Микеланджело говорит, что это плод богатого воображения, - вставил Леонардо, явно показывая, что не согласен с этим.

  В это время в дверях появились Донателло и Микеланджело.

-   Завтра мы опять пойдем в пустыню, чтобы проверить: исполнит ли свое обещание Бентреш, ­заявил Донателло, глядя на Рафаэля, который все еще лежал к ним спиной.

  Донателло дернул за руку Микеланджело, давая понять, что он должен что-то сказать.

-   Рафаэль, я это... был не прав.

  Рафаэль приподнялся, а затем повернулся ко всем лицом. На лице его сияла улыбка.

-   Сейчас он скажет, что разыграл нас, - шепо­том заметил Микеланджело.

-   Что ты там бубнишь себе под нос? - спросил Донателло.

-   Да вот, думаю, когда нам лучше отправиться в пустыню.

  Черепашки засмеялись, а потом к ним присоединились профессор Брэдли и Эйприл.

  Позже, поужинав, Эйприл не удержалась, что­бы не поинтересоваться, может ли профессор прочитать им текст, написанный на папирусе.

  Профессор обвел присутствующих загадочным взглядом. Похоже было, что он подбирал нужные слова. Легкое волнение скользнуло по его лицу. Он взял в руки свои записи, надел очки и стал читать:

-   «Велик и всесилен Амон-Ра - царь богов. Слава ему - мумии вечно нарождающейся и вечно юной.

  Волею неба и с ведома жрецов, сохранивших верность древним богам Египта, положил я тайно этот папирус в саркофаг, где лежит тот, кто носил опахало слева от фараона.

  Вот появился в Египте фараон Аменхотеп. Эхна­тон также имя его. И было царствие его. Против древних богов и служителей их взял он оружие и возложил на себя панцирь свой. Тогда сердца многих жрецов упали в телах их от страха. Руки их ослабели... и пошли они служить новому богу Ато­ну, которого мы не знаем.

  А те, чье сердце не упало, готовились ждать, когда отойдет Аменхотеп в царство Осириса.

  Но появился у фараона новый советник Mepecy».

-   Мересу! - воскликнул Донателло. - Значит, мы не напрасно притащили сюда этот саркофаг?!

-   Значит, - теряясь в догадках, произнесла Эйприл, - в этом саркофаге лежит тот самый Мересу?!

  Профессор Брэдли покачал головой, а затем про­должил:

-   «Был он из подлого рода, но стал глазами, ушами и разумом повелителя. И был он ожесточен, как сам Аменхотеп. Поднял он руку на древних богов, на храмы их, на жрецов их. И поняли все: еще много раз повернется круг времен года - и шему, и ахет, и перт, - пока получат жрецы долю свою».

-   Профессор, - прервал чтение Леонардо,­ - нам не понятны странные названия времен года.

-   Да-да, времена года в древнем Египте были связаны с периодическими разливами Нила. Ше­му - время засухи, ахет - время разлива, перт ­время выхода суши из воды. Еще вопросы есть?

-   Мы слушаем, что же было дальше, - сказала Эйприл.

-   «Будут пусты их житницы, голы поля, мало­численны рабы их.

  Но велик и всесилен Амон-Ра. Честь ему, идуще­му оживить Египет! Вложил он нож в руки девуш­ки, служительницы богов, и упал Мересу и не под­нялся больше.

  Тогда призвал фараон жрецов Амона, ибо были они сведущи в искусстве бальзамирования. И пове­лел им превратить тело Мересу в мумию - вечное вместилище души его.

  И мне, Яхмесу, было поручено это. И сказал мне тогда верховный жрец: «Да исполнится воля богов: друг врага нашего недостоин погребения, какое подобает фараону. Оставь тело Мересу так, как оно есть. Но делай это тайно».

  И я сделал так - в третий месяц времени ахет, в двенадцатый день».

  Профессор Брэдли отложил свои записи.

-   Ну, что скажете?

  Некоторое время в палатке царило молчание. Никто не ожидал такой развязки. Каждый из них связывал с именем Мересу лишь благородные дела.

  Профессор Брэдли поспешил с разъяснениями:

-   Я понимаю, что вас огорчило, - он покачал головой, - юный архитектор Мересу должен был быть по меньшей мере уважаемой личностью. Но в данном случае все наоборот.

-   Но почему? - с сожалением в голосе спроси­ла Эйприл.

-   Я говорил уже вам, что Аменхотеп отменил культ бога Амона, и верховным божеством был объявлен Атон, олицетворявший солнечный диск. Атон был искусственным божеством, плодом теоло­гических, - религиозных значит, - спекуляций фараона, его приближенных. До нас дошел гимн Атону. Это подлинный шедевр религиозной лири­ки. Атон озаряет и согревает землю и все на ней живущее, он воспевается как воплощение красоты природы, как источник жизни на земле, как создатель всех стран и разных народов, говорящих на разных языках, как творец всего живого. Согласно гимну, Атон - бог египтян и других народов, бог благодетельный, источник физического и духовно­го света.

-   А вы можете процитировать нам что-нибудь из этого гимна? - поинтересовалась Эйприл, слушая все с большим увлечением, поставив локти на стол, и руками подперев голову.

-   Попробую, - голос профессора был торжест­венен. – «Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворенное тобою, - устано­вил зиму, чтобы охладить пашни свои... Ты создал далекое небо, чтобы восходить на нем, чтобы ви­деть все, сотворенное тобой. Ты единственный, ты восходишь в образе своем, Атон живой, сияющий и блестящий, далекий и близкий! Из тебя, единого, творишь ты миллионы образов своих. Города и се­ления, поля и дороги и река созерцают тебя, каж­дое око устремлено к тебе...»

-   Ваши подозрения, профессор, что мумия, ко­торая находится в этом саркофаге, не подвергалась бальзамированию, подтвердились, - сказал Дона­телло с грустью во взгляде.

-   Я вижу, - улыбнулся профессор Брэдли, - я не очень-то развеселил вас. А что, если мы возьмем саркофаг с собой, ведь если доктору Адамсу удастся оживить мумию, то, кто знает, что она смо­жет нам рассказать еще!

-   А все же, кто убил Мересу? - спросил Лео­нардо.

-   В тексте говорится, что нож вложил в руки девушки бог Амон, - с подозрением произнесла Эйприл.

-   Похоже, что этот Яхмесу был не совсем искре­нен в своем признании. Что-то он скрыл, - вслух соображал Донателло.

-   Кто же убил тебя, Мересу? - обратился Ра­фаэль к стоящему рядом с ним саркофагу.

-   Жди, он сейчас назовет имя убийцы, - за­смеялся Микеланджело, но, увидев, как на него посмотрел Донателло, добавил: - Молчу.

-   Тогда зачем нужно было писать два тек­ста? - недоумевал Леонардо.