Приехав домой, я положила ее на свежую соломенную подстилку в загоне для выздоравливающих. Она тут же свернулась в тугой шарик и уткнулась носом в брюхо, словно демонстрируя свое нежелание жить. Она была до того тощей, что кости проглядывали сквозь свисавшую кожу. Даже окраска ее шкуры была скучной и безжизненной. Она отказывалась от пищи и воды, и, чтобы хоть как-то поддерживать в ней жизнь, я вводила ей под кожу питательные растворы. Я, как могла, пыталась успокаивать ее, говоря ласковые слова, но она по-прежнему выглядела несчастной, и я почти не сомневалась, что она не выживет. Тут оказался кстати ценный совет Сандры из Отдела дикой природы: намешай фирменный продукт «Комплан» с медом и взбитым яйцом и впрыскивай с помощью шприца ей в рот. И представьте, помогло: почувствовала, что вкусно, и сглотнула. Эту операцию я проделывала шесть раз в день; на третий день она уже стала поднимать головку, когда я входила в загон. С каждым разом все ниже держа шприц со вкуснятиной, я в конце концов приучила ее есть с тарелки и начала замечать, что ей становится все лучше. Она постепенно прибавляла в весе, но редко бегала по загону, а хуже всего было то, что ее никак не удавалось приучить есть твердую пишу. Однажды Бэрри пришел ее проведать; я боялась, как бы он не поставил ей диагноз — повреждение мозговой деятельности, но он сказал только: понаблюдайте за ней еще немного, а там видно будет. Шкурка у нее уже лоснилась, и она даже стала интересоваться тем, что я делаю, хотя была по-прежнему малоподвижна. После двух месяцев кормления упоминавшимся выше деликатесом я попробовала было поморить ее голодом, чтобы приохотить к твердой пище, — ни в какую!

…Пришел сентябрь с нежными утренними туманами и осенними оттенками. Настало время открывать «барсучьи ворота» — пусть детеныши выглянут в широкий мир. В первую «ночь свободы» Блюбелл пришла к нам в дом, а барсучата откочевали куда-то далеко. К утру все вернулись, облепленные с ног до головы грязью, — да, видно, славно постранствовали! Явившись, они устроили кучу малу, причем те, кто оказался внизу, во что бы то ни стало порывались выбраться наверх, так что схватка оказалась нешуточной. Вскоре по саду пролегли их привычные тропки, и моя мама, которая так лелеяла свой уютный садик, пришла в негодование, когда увидела, что многие растения вывернуты с корнем. А что делать, если там, под корнями, такие вкусные жучки и червячки! Эти ценные находки еще больше вдохновляли барсучат. На лужайке появились отверстия для дыхания, а кучи земли, нарытые позади сенного сарая, свидетельствовали об активизации работ по постройке нового гнезда. Тем не менее барсуки до конца ноября продолжали возвращаться и свое прежнее жилище.

Сноудроп, разжиревшая, как горшок масла, по-прежнему находилась на жидкой диете, когда мне привезли еще одну барсучиху, которая, правда, побыла у меня совсем недолго. Джоуджоу, как и многие другие мои подопечные, была сбита машиной близ Канингтона, у нее оказалась сломана передняя нога и вывихнуто бедро. Но станет ли эта крупная барсучиха подругой Сноудроп? Ведь, как эта последняя ни разжирела на хозяйском меду и патентованных харчах, сама природа предназначила ей быть субтильной, так что она по-прежнему была вдвое меньше. Поначалу они, как и ожидалось, спали друг к другу спиной, отгородившись стеной из соломы, но прошло всего несколько дней, и они признали друг друга, а стена исчезла. Но и это не все — то ли Сноудроп сочла Джоуджоу конкуренткой в еде, то ли просто перестала капризничать, но от твердой пищи больше не отказывалась. Прошло еще два месяца, и Джоуджоу была совсем здорова, так что можно было выпускать ее на родную территорию. После этого Сноудроп недолго оставалась в одиночестве: ко мне, опять-таки через Общество покровительства животным, поступил барсук, которого я назвала Уит — Пшеница.

Прежде чем выпускать Джоуджоу, я специально съездила гуда, где ее нашли, чтобы отыскать ближайшее к тому месту барсучье гнездо. Когда же торжественному моменту настало время свершиться, с нами поехала ветеринарная сестра из клиники Колена Читэма по имени Бекки — она подобрала в свое время эту барсучиху и, естественно, заслужила право Увидеть, как та обретет свободу, не говоря уже о том, что она одна точно знала место. Бекки — миниатюрная длинноволосая женщина, одержимая страстью к животным. У нее восемь собак, множество крыс и мышей и все понимающая мама. Мы не могли не обратить внимания, что Джоуджоу вела себя смирно, пока ехала в ящике на заднем сиденье, но только мы прибыли на место и поставили ящик на траву, как она пришла в экстаз. Она почувствовала, что она дома! Когда мы открыли переднюю стенку ящика, она вышла, задержалась на секунду и глянула на нас, а затем шмыгнула сквозь кустарник и скрылась в норе, которую долго искать не пришлось.

По дороге домой мы с Бекки горячо обсуждали, какая это прелесть — возиться с братьями нашими меньшими. В это время предметом особой заботы Бекки была собачонка, которую она взяла из Дома собаки и кошки при Обществе покровительства животным. Бекки объяснила, что ее подо-. В брали в заброшенном кемпинге, и с тех пор у нее появилось четверо щенят. Какой она породы — трудно сказать: мама у нее — помесь пуделя с йоркширским терьером, а папа — такс; все щенки получились разные, и ей пока не удалось ни одного пристроить. Надо ли говорить, что я клюнула на приманку, заглотнув ее вместе с крючком, леской, поплавком и удилищем, и вернулась домой с лохматой шавкой, которую мы назвали Поллианна (в честь теледиктора Ланн Полли, которую так любит передразнивать Дерек, а потом вдруг возьмет да выключит телевизор: мол, Ланн Полли появляется и исчезает, по моему желанию!). Она и теперь моя любимица — такая милашка! Уже выросла, а все играет, как щенок!

Итак, начиная с ноября количество барсуков в нашем искусственном гнезде варьировалось — отчасти потому, что барсуки начали разбегаться и устраивать себе жилища вокруг фермы. Время от времени они по-прежнему забредают к нам во двор, но они стали по-настоящему дикими, и ни один не выказывает такой преданности, как Блюбелл.

По весне у меня возник план поселить Уита и Сноудроп вместе с Блюбелл, так как у последней не народилось новых барсучат. Каждое утро я осматривала сперва Блюбелл, а уж затем остальных барсуков. Но по мере приближения март месяца я стала сознавать, что в 1993 году у Блюбелл потомств не будет. А если уж честно, откуда ему было взяться? Она месяцами жила одна в своей «палате», никаких самцов со стороны.

Ну, а Уит и Сноудроп жили у меня в загоне для выздоравливающих. И вот в один прекрасный день я обнаружила, что они спят не вместе, свернувшись, как обычно, калачиком, а по разным углам загона, и тут я увидела на полу кровь. «Неужели подрались?!» — мелькнула мысль. Присмотрелась — и вижу: два крохотных барсучонка копошатся между передними лапами Сноудроп. Вот уж никогда бы не подумала, что у Сноудроп могут быть дети — она поступила ко мне такой больной! Новоявленная мамаша подняла голову и взглянула на меня, и хотя один глаз у нее был закрыт, она все равно казалась красавицей — в первую очередь от гордости за свое потомство.

Я наблюдала за тем, как детеныши подрастали, как не могла нарадоваться на них родительница. Малышам (а это были мальчик и девочка) я дала имена Даек и Доун (Сумрак и Заря). Когда я смогу даровать им свободу, это будет началом другой истории — истории успеха моего дела! А пока что все силы нужно сосредоточить на том, чтобы Сноудроп оставалась такой же здоровой и счастливой, как сейчас.

Глава десятая

Вы это тоже можете!

Мои родители встретились в годы войны — тогда оба служили в полиции в Грейвсэнде. Поженились в 1941-м, после чего война разлучила их на три года: папа добровольцем вступил в Королевские военно-воздушные силы, прошел курс обучения в Южной Африке, служил штурманом на бомбардировщике и участвовал в секретных воздушных операциях в Северной Африке, на Сицилии и в Италии. Только треть личного состава его эскадрильи дождалась победы. Когда война закончилась, папа вернулся в полицию. В 1946 году родилась моя старшая сестра Джуна, а в 1950-м — я (а то многие уже начинают гадать, сколько мне лет).