На следующий день Антон прибыл в условленное время по тому же адресу за гостинцем для матери Брунова, да и продолжить разговор, поскольку ему показалось, что у него произошел душевный надлом. Однако Брунова не застал. Все та же блондинка ждать его не рекомендовала. Доверительно сообщила, что он обо всем доложил своему руководству. В случае появления «кагебешника» должен дать знать. Они свяжутся с полицией и организуют захват. И тогда в западных газетах и на телевидении появится сенсационный материал, компрометирующий Советский Союз и его лично.

— Материал? Интересно, о чем же? — спросил он. — Что я сделал доброе дело, привез ему привет с Родины, письмо от старушки-матери?

— Ну как же, вы вербовали Брунова, пытались заставить его работать на Москву. И не только против НТС, но и против государства ФРГ. Это уже криминал, и основательный.

— Какая ложь! — вырвалось у Буслаева.

— Мне так объяснил ваш друг.

— Надо же.

— Кто вас разберет, — вздохнула женщина.

Буслаев сел на ближайший стул. Ему хотелось ясности.

— Но если Брунов задерживается, свяжитесь с его друзьями, уточните, когда он прибудет.

— Не впутывайте меня в свои темные делишки! Я сама из России и вашего брата ой как хорошо знаю! — бурно отреагировала женщина.

— Из Советского Союза? — почему-то переспросил Антон.

— Хотите и у меня все выпытать?

— Можете не отвечать.

— Нет у меня секретов. Даже от КГБ. Всему виновата проклятая война. Девчонкой гитлеровцы насильно вывезли в Германию. Ну и осталась здесь, на Западе, где мне до сих пор все чуждо, — разоткровенничалась блондинка. — Поначалу не возвращалась домой из-за боязни подвергнуться там репрессиям. Так нас здесь запугивали. А потом, когда поняла, что ничего преступного против Родины не совершила, тоже не отважилась. Теперь вот кукую. — С чувством горечи добавила: — Никому я не нужна ни на чужбине, ни дома. А жизнь к закату близится. Врагу не пожелаю такого.

— Значит, не будете звонить начальству?

— Я не желаю оказаться в роли предательницы. Бог не простит мне этого. Да и совесть не позволяет. Вот о Брунове могу сказать: утром он склонял советских моряков к невозвращению на Родину, сейчас же — запускает в эфир очередной радиоблок с записью секретных заданий агентам НТС в России. Прежде шары воздушные с листовками запускал, а теперь вот на радиосвязь поставили. Одним словом, любой бочке — затычка.

— Простите, не понял.

— Что же в том непонятного? Ездит на машине с коротковолновой передвижной радиостанцией и в определенные часы выстреливает в эфир содержимое магнитной ленты с кодированной записью: «Павлу» — сделать то-то, «Петру» — другое, «Анне» — третье. Так что не ждите этого обалдуя.

Послышался щелчок ключа в замке наружной двери.

— Пойдемте, я вас выведу другим ходом.

— Если это Брунов, мне необходимо объясниться с ним.

— Пойдемте, пойдемте! — Женщина взяла Буслаева за руку и потянула за собой к выходу.

— Ну, разве только, чтобы вас не подводить. — И тут же подумал: в случае задержания у меня имеется оправдание; выполнял поручение Миронова. Подтверждение тому — его письмо к Брунову.

Значит, воздушные шары с энтеэсовскими листовками засылал в Советский Союз тоже Капустин, размышлял Буслаев по пути в аэропорт, вспомнив, что ему приходилось иметь с этим дело. Но достиг ли он того, ради чего была задумана встреча с Бруновым? Видимо, да. Хотя бы потому, что отныне он знает: личность его известна, как и почерк, связи. Это должно чему-то научить, а граждан наших оградить от его посягательств.

Брунов — Обручев — Лодейзен. Антон давно обнаружил, что все они незримо связаны между собой. А сейчас? Обручев из игры Лодейзеном давно выведен. Лодейзен лишен агентурного «войска» в Москве и объявлен «персоной нон-грата».

Впервые подумалось: ну а Миронов — новая поросль? К счастью, «дуэт» Брунова с ним не состоялся. Но если «Отряд-P» действительно ожил, ему вновь потребуются Обручевы, а с ними и наводчики, вербовщики. Отсюда, необходим и прочный заслон этому.

Хотелось думать о светлом, радостном, но весь путь до аэропорта Антон помимо своей воли продолжал находиться под впечатлением встречи с сотрудником НТС. Капустин чем-то напоминал ему бывших сослуживцев — Честнейшего, возможно, Телегина. И так же, как они, был бы стукачом генерала-изверга Петрова, подумал он. Но, возможно, Честнейший с Телегиным, оказавшись на Западе, так же, как и Капустин, работали бы на Интеллидженс сервис, на ЦРУ, продавали Отчизну направо и налево за пенсы и центы. Предатель сродни наркоману: попробовав наркотик однажды, продолжает колоться им всю жизнь, пока не наступит полная деградация.

Возвратившись в Бонн и доложив о встрече с Капустиным резиденту по телефону, Антон справился о состоянии здоровья Эрики. Оказалось, она все еще на «домашнем режиме». Уж очень не хотелось идти к ней, но ведь важен ее друг…

Встретила она его в пестром халатике из панбархата. Духи ее напоминали запах сирени. Отчиталась о работе над рефератом. Спросила:

— Это правда, Антон, что Достоевский на Родине не в почете?

— Интересный вопрос, — ухмыльнулся Буслаев.

— Ну как же: он проповедовал смирение и страдания. Это его клич: «Смирись, гордый человек!» Ваш же девиз — борьба!

— Это не совсем так, Эрика. Федор Михайлович — классик русской и мировой литературы. Правда, его произведения нелегки для восприятия, и поэтому не все с первого раза в состоянии их понять. Но он ненавидел страдания и бунтовал против унижения человека страданием, требовал счастья для затравленных жизнью людей. Если хотите, творчество его противоречиво. В нем представлены такие противоборствующие тенденции, как покорность и бунт, примирение и протест. А о самом себе, если помните, и вовсе говорил, что он — самый левый, ибо неуспокаивающийся. И в то же время пугался бунта своих героев.

— Послушайте, милый человек! Может быть, согласитесь стать моим консультантом по Достоевскому? Разумеется, за плату.

— Вам нужен литературовед. Я же по образованию историк. — Вручил ей цветные буклеты «Интуриста». — Изучив их, вы и ваш друг сможете выбрать для путешествия по Советскому Союзу наиболее интересный маршрут.

— Интересно. — Посмотрев буклеты, Эрика сказала: — К сожалению, Клаусу отказали в выезде в СССР.

— Но, может быть, еще разрешат…

— Он тоже надеется. И вообще, у него все сложно. Вам доверительно могу сказать: он ведь — помощник министра обороны. Когда встречаемся, со мной он отдыхает и даже немного болтлив. Я всегда узнаю от него что-нибудь новенькое, этакое пикантное из жизни генералов и даже об их задумках. А на работе ходит по струнке, неразговорчив.

Сказала и ждала реакции Антона. Но он, казалось, не проявил интереса. Тогда она взяла его за руку.

— Пойдемте, покажу, как живет немецкая студентка.

Прошли в смежную комнату. В ней не было роскоши, безделушек, но было чисто и уютно. На столе фрукты, соки, вино, цветы.

— Какое вино предпочитаете? — пригласила она гостя к столу.

— Я не пью, — отказался Антон, чем явно обескуражил хозяйку.

— Тогда вы будете пить сок «Манго». Любовный напиток. — Она наполнила бокалы. Один подала Антону, другой подняла сама. — За исполнение желаний!

— За то, чтобы вы постигли Достоевского! — произнес Антон.

Выпив, Эрика включила радиолу, пригласила гостя на танец. После первого же танца, едва дотянув до дивана, упала на него.

Антон почувствовал себя растерянным, не знал, как помочь ей.

— Вот видите, какая я еще слабая, — сказала Эрика, приходя в себя. — Только от чего же у меня закружилась голова? От вина? От вальса? От вас? Конечно же, от вас! — Она кокетливо улыбнулась.

Антон помог ей сесть. Эрика притянула на диван и его.

— Вам лучше? — спросил Антон.

— Вы рядом, и мне хорошо. — Игриво попыталась пересесть к нему на колени, но Антон успел встать.

— Мне пора ехать, — сказал он.