Изменить стиль страницы

Широко распространенное представление о том, что поведение управляется своими последствиями, происходит, скорее, из ожидаемых, чем реальных последствий. Так как люди подвергаются изменениям при частом и предсказуемом подкреплении, их поведение основано на результатах, которые они ожидают достичь в будущем. В большинстве случаев обычный результат — хороший предсказатель поведения, потому что то, что люди надеются правильно извлечь из него, и, следовательно, полученная информация очень приблизительна, преодолевается условиями подкрепления. Однако представления и реальность не всегда совпадают, потому что ожидаемые последствия также частично выводятся из последствий, наблюдаемых у других людей, из прочитанного или услышанного, и из других источников возможных последствий.

Индивидуумы могут правильно оценивать существующие условия подкрепления, но ошибочно действовать в соответствии с ними из-за обманчивых надежд, что их действия могут в итоге привести к благоприятным результатам. В одном исследовании некоторые дети упорно продолжали моделировать поведение, которое никогда не подкреплялось, ошибочно предполагая, что их непрерывная имитация может изменить подкрепляющую практику взрослых (Bandura & Barab, 1971). Люди часто вводят себя в заблуждение ошибочными ожиданиями, когда они несправедливо предполагают, что постоянные или определенные изменения в их поведении изменят будущие последствия.

Когда убеждение не соответствует реальности, которая к тому же является нетипичной, поведение слабо контролируется его действительными последствиями до тех пор, пока накопленный опыт не подскажет реалистичные ожидания. Эти ожидания не всегда могут меняться в направлении более точного соответствия социальной реальности. Руководствуясь ошибочными ожиданиями, можно изменить как поведение других людей, так и формировать социальную реальность в соответствии с ожиданиями.

При некоторых более серьезных расстройствах поведения психотические действия настолько сильно контролируются эксцентричными субъективными случайностями, что поступки больного не изменяются даже при их значимых внешних последствиях. Этот процесс наглядно показан в приведенном ниже отрывке (Bateson, 1961), взятом в начале XIX века из рассказа больного психиатрической лечебницы о его психотических переживаниях. Больной, воспитанный в духе глубокого уважения к религии и традиционной морали, считал греховным и способным вызвать Божий гнев даже самое безобидное поведение. Поэтому многие из его невинных поступков рождали в нем мрачные предчувствия, которые побуждали его в течение многих часов выполнять мучительные искупительные ритуалы, придуманные им самим с целью предупредить воображаемые ужасные последствия.

«Я проснулся ночью от ужасных впечатлений; я услышал обращенный ко мне голос и вообразил, что мое вероотступничество, состоявшее в том, что я принял вечером лекарство, не только оскорбило Господа, но и сделало задачу спасения моей души необыкновенно трудной, повлияв на мою душу. Я узнал, что теперь смогу достичь этой цели, только превратившись в святого… Ко мне явился дух, чтобы руководить моими действиями. Я лежал на спине, а дух опустился на подушку у моего правого уха, чтобы командовать моим телом. Я был вынужден принять крайне неудобное положение: стоя на ногах, согнуть колени и положить на них голову. Затем я должен был без перерыва раскачиваться из стороны в сторону. Тем временем я слышал голоса, звучавшие во мне и вокруг меня, лязг железа и шум работающих кузнечных мехов, ощущал жар пламени… Мне было сказано, что мое спасение зависит от того, смогу ли я продержаться в такой позе до утра. Велика же была моя радость, когда я, не надеясь, что заря взойдет так скоро, ощутил приближение рассвета» (стр. 28–29).

В этом примере мы видим, что и самомучительные ритуалы, и их подкрепляющие последствия, имеют внутреннее происхождение. Прием лекарства, который сам больной рассматривал как проявление мятежного неповиновения Всемогущему, вызвал ужасные видения адских мучений, которые можно было изгнать только с помощью изнурительных, причудливых ритуалов.

Ослабление сильного страдания через случайные субъективно устрашающие, но объективно несуществующие угрозы создает источник подкрепления для других типов психотического поведения. При таком сильном воздействии случайной ситуации, созданной и закрепленной в мозгу больного, его поведение, вероятно, будет находиться под слабым внешним контролем, даже перед лицом суровой расплаты и мучительных переживаний. Наказания, назначенные больному врачом, были смехотворны по сравнению с выдуманными им адскими пытками. Когда божественные пророчества внутренних голосов не сбылись, больной отнесся к этим неподкрепленным переживаниям, как к желанию Всемогущего испытать силу его религиозных убеждений.

«Когда я открыл дверь, то увидел на лестничной площадке толстяка, который сказал, что находится здесь согласно приказаниям доктора П. и моего друга, чтобы не позволять мне выходить на улицу; несмотря на мои возражения, он вошел в комнату и стал перед дверью. Я пытался выйти на лестницу, но он не пускал меня. Я предупреждал его об опасности, которую он навлекает на себя, препятствуя исполнению воли Святого Духа, я умолял его позволить мне выйти, чтобы с ним не случилось никакого несчастья, так как я был не кем иным, как Божьим пророком. Мои слова не тронули его ни на йоту, поэтому после все новых и новых заклинаний, по приказанию Духа, слова которого звучали в моих ушах, я схватил его руку с пожеланиями, чтобы она тотчас же отсохла; мои слова оказались напрасными, так как за ними не последовало никаких изменений. Я был посрамлен и удивлен одновременно.

Тогда я подумал, что меня просто одурачили! Но я не утратил свою веру просто из-за того, что она привела меня к этой неудаче. Божье учение истинно, думал я, просто Всемогущий Господь насмехается надо мной за мое неподчинение его заветам. В то же время я испытывал печаль и чувство вины из-за своего недоверия, своего подчинения духу насмешки и неповиновения Святому Духу, а также из-за того, что не слышал голосов, которые подсказали бы мне, что причина, по которой не произошло чуда, состоит в том, что я схватил служителя не за ту руку, не дождавшись необходимых наставлений» (стр. 33).

«Затем голоса сказали мне, что мое поведение свидетельствует о том, что мной овладели склонность к насмешке над верой и богохульству и что я должен по велению Святого Духа искупить свою вину, избавиться от этих греховных пристрастий.

Способ, которым я должен был попытаться этого добиться, выглядел необычно. Мне следовало, стоя на ногах, прогнуться назад, опереться макушкой головы об пол и, находясь в таком положении, поворачиваться в разные стороны, пока я не сломаю шею. Я предполагаю, что к этому времени уже находился в лихорадочном, бредовом состоянии, но мой здравый смысл и осторожность все же не позволили мне приступить к такому странному способу искупления грехов. Позднее я был обвинен в безверии и трусости, в большем страхе перед земными страданиями, чем перед Божьей карой…

Я попытался выполнить повеление свыше, но санитар помешал мне это сделать. Я лег на спину, довольный своим желанием следовать божьим указаниям вопреки присутствию этого человека, но испытывал укоры из-за того, что не осмелился вступить в ним в борьбу. Затем я возобновил свои попытки, но санитар снова крепко схватил меня и не выпускал. Наконец я вырвался от него, непрерывно повторяя, что все мои усилия направлены на спасение души. Тогда он оставил меня и вышел из комнаты. Я вновь возобновил свои попытки, чувствуя, однако, что либо больше не могу резко поворачиваться, стоя на голове, либо мой страх сломать шею стал сильнее моей веры. В этом случае я действительно насмехался над Богом, так как мои усилия не были искренними…

Потерпев неудачу в своих попытках, я стал отчаянно плеваться, чтобы освободиться от моих двух страшных врагов; затем мне снова было велено выпить воды и сказано, что Всемогущий Господь удовлетворен моими действиями, но если я сам ими не доволен (а я не мог быть доволен, так как не выполнил его приказаний), то должен снова принять требуемое положение. Я постарался это сделать, но тут подошли санитар с помощником и надели на меня смирительную рубашку. Однако и в этой ситуации я не прекратил своих попыток принять необходимую позу. Я успокоился только тогда, когда они привязали мои ноги к кровати» (стр. 34–35).