Френч на том же клочке бумаги делает свою пометку и пересылает его командиру 1–го корпуса, который немедленно прекращает отступление и удерживается на позициях, которые занимаются им вплоть до 15 ноября.

Личная энергия и инициатива продолжали играть огромную роль Не будь этой интервенции Фоша, возможно было бы поражение и взятие Ипра немцами. Но эти инициатива и энергия движутся уже по определенному руслу. Все силы выдающейся личности Фоша не могут дать ничего иного, как остановить врага. Это лейтмотив всех действий его в эти дни. Но большего сделать было нельзя. Атаки союзников так же окостеневали, как и германские. Заслуга Фоша в том, что он понял задачу дня: стабилизовать фронт и выиграть время для развертывания новых сил и средств, которые позволили бы перейти в наступление. Конечно, не один Фош понимал это. У англичан отчетливо представлял себе эту линию поведения Китченер[384].

Кровопролитная битва под Ипром, продолжавшаяся почти месяц, не дала никакого оперативного результата. Обе стороны вводили в бой новые корпуса, но ничего, кроме равновесия сил, не достигали. К 15 ноября бои прекратились, и фронт стабилизовался на всем 700–км пространстве.

Глава восьмая

Заключение

(Схема 1)

Схема 1. Театр военных действий Западной Европы. 1914 г.

Роль темпов в маневренном периоде Мировой войны

Понятие «темпа» операции, или маневра, намеченное еще во вводной главе, приобретает теперь более конкретные очертания: в сущности, речь идет о динамике, живой силе маневра, без которой не может быть победы. В чем же заключается эта динамика маневра?

Во-первых, в получении того преимущества, которое связано с внезапностью, оригинальностью замысла, сохранением тайны, искусной маскировкой, введением в заблуждение противника. Только при этих условиях можно получить опережение в развертывании и сосредоточении сил на одном каком — либо направлении (иногда нескольких), выиграть темп, т. е. получить известный запас времени, в течение которого после начала маневра появится возможность использовать достигнутый перевес сил. Такой выигрыш темпа имелся первоначально в германском наступлении (гл. II), в некоторой степени он получился у союзников в начале Марнской битвы (гл. I, III и след.). Наконец, этот элемент маневра почти вовсе отсутствовал в период «бега к морю». (Гл. VII).

Во-вторых, в твердом руководстве операцией, организации разведки, учете изменчивой обстановки и быстром принятии решений. Быстрота маневра не должна быть отождествлена с поспешностью (погоня Клюка за ускользающей 5–й французской армией — гл. И). Отсутствие твердого руководства приводит к слепому «огульному наступлению» (Мольтке перед Марнской битвой и во время нее). Промедление в принятии решений, путаница, раздвоение воли командования играют крупнейшую роль в потере темпа маневра (Клюк на Марне — гл. IV и VI, Бюлов в Марнской битве — гл V). Жоффр и Фош дали, несомненно, образцы твердого руководства армиями в сложной обстановке, однако, в Марнской битве их задача была облегчена бездействием германского главнокомандования[385].

В-третьих, в подвижности сил, совершающих маневр. Как отмечалось уже не раз, скорость движения войск и быстрота маневра — отнюдь не совпадающие понятия (Клюк и англичане в Марнской битве — гл. IV). Понятие подвижности войск в свою очередь оказывается весьма сложным. Происходит ли движение вне или на поле сражения, встречает ли оно противодействие противника и какое именно, в каком направлении оно происходит — все это радикально меняет постановку вопроса.

В 1914 г., в начале кампании, внезапность достигалась, и маневр был еще возможен. Ошибки командования с обеих сторон — поучительный урок на будущее. Но решающую роль в исходе кампании, в отвердении маневра сыграл третий фактор — подвижность войск. Уяснение этого вывода составляет содержание настоящей заключительной главы.

1. От шлиффеновского маневра к неподвижному фронту

Несмотря на огромное число исследований, посвященных 1914 году, мы не имеем удовлетворительного истолкования маневренного периода мировой войны. На западно — европейском фронте немцы получили подавляющий стратегический перевес. Дело кончается тем не менее Марной и установлением позиционного фронта от моря до швейцарской границы, после чего собственно война началась сызнова.

Шлиффен в основу своего плана положил прежде всего рассмотрение рельефа местности и расположения укрепленных полос на границе Франции.

«Франция должна быть рассматриваема, — писал он в своем меморандуме в 1905 году, — в своей совокупности как гигантская крепость. Во внешнем поясе сектор Бельфор — Верден почти неприступен. Напротив, фронт Мезьер — Мобеж — Лилль — Дюнкерк, несмотря на отдельные укрепления, открыт и в данный момент почти не занят. Именно здесь мы должны сделать попытку прорваться внутрь крепости. Если это нам удастся, мы очутимся перед вторым поясом или, по крайней мере, частью его. Это — позиция, которая, упираясь в Верден, проходит по южному берегу реки Эн, через Реймс и Ля — Фер; но она может быть окружена с севера».

Эта установка оказалась объективно верной, иначе план Шлиффена и не мог бы расцениваться как выдающийся продукт буржуазной стратегии. Тем не менее она гораздо больше походит на геометрическую схему, чем на конкретный анализ местности и укреплений с оперативно-стратегической точки зрения. В отношении неприступности восточного сектора Шлиффен, был абсолютно прав, что и показала Марнская битва. Но, например, такой крупный рубеж, как река Маас, не получил должной оценки. Интересно сопоставить с этим мнение Фоша. Он также высоко расценивал роль восточной крепостной зоны как преграды, почти непреодолимой для германского нашествия. Отсюда напрашивается вывод о возможности движения германских сил через Бельгию. Фош считал — и в этом смысле его мнение было положено в основу французского плана войны, — что во всяком случае французское войско должно развернуться под прикрытием крепостной зоны и реки Маас. Чтобы выйти на этот фронт, немцам понадобится, после стратегического развертывания, около трех дней. Этот промежуток времени Фош рассчитывал использовать для передвижки влево, если потребуется, всего французского расположения: на Маасе между Мезьером и Намюром должно быть сосредоточено прикрытие, которое дало бы время сделать нужные передвижения. В том случае, если германское наступление остановить все же не удалось бы, Фош предусматривал отход французских сил в юго-западном направлении, к верховьям и среднему течению Сены и дальше на Ионну и Луару.

В стратегическом смысле концепция Фоша, хотя она и предусматривала как главную задачу марш на Берлин, была, по существу, оборонительной. Но заслуживает внимания прозорливость выдающегося полководца французских армий, который очень метко охватил важнейшие конкретные особенности будущей стратегической ситуации.

Этой реалистичной зоркости Фоша противостоял абстрактный схематизм Шлиффена. География приобретала у него значение некоего абсолютного, самодовлеющего фактора.

«Положение, в которое поставит их (французов) маневр охвата через Бельгию, — писал Шлиффен, — побудит их к поспешным (выделено нами — МГ.) движениям…». Выйдя за полосу бельгийских и французских крепостей северной границы и за неблагоприятную местность Арденн, немцы, в случае атаки со стороны французов, будут находиться в более выгодном положении.

Итак, обойти с фланга естественные и искусственные преграды северной и восточной границ Франции — такова идея, которая господствовала над планом Шлиффена. Она сочеталась со второй идеей, которую легенда увековечила в фразе, сказанной Шлиффеном перед смертью, о том, что охватывающее крыло должно быть «максимально сильным. Этот момент в связи с ошибками Мольтке особо резко подчеркивается историками Шлиффена, действительно, рассчитывал достигнуть подавляющего численного перевеса на правом крыле.