Самодовольное заявление Холбрука «я-знал-что-это-должно-будет-случиться» привело Кевина в сильное раздражение, и он легонько толкнул Пенелопу локтем. Она к нему не повернулась, но кивнула, показывая таким образом, что поняла, почему он ее толкает.

– Меня интересуют остальные боги, – сказал Холбрук, обращаясь к Пенелопе. – Вы не сказали, каким образом они могут быть возрождены. А также как долго этого ждать.

Пенелопа откашлялась.

– Мои матери сказали, что остальные боги… – Она осеклась, краска начала заливать ее лицо. – Они сказали, что остальные боги тоже содержатся в Дионе. И что если я вступлю с ним в половой контакт, то смогу их родить.

– Выходит, что Дионис может стать отцом остальных богов? – Холбрук улыбнулся. – Вот здесь, мы можем сделать перерыв.

– Почему? – спросил Кевин.

– На Олимпе он всегда был кем-то вроде изгоя. Все остальные боги любили симметрию и порядок. Дионис же провозглашал хаос. Скорее всего ему не захочется возрождать всех остальных. – Холбрук нажал несколько клавиш на клавиатуре. – Мать Диона тоже менада, не так ли?

Пенелопа кивнула.

– У нее те же родители, что и у твоих матерей?

– Тот же отец. Матери разные.

Он вскинул брови.

– Отец? Это что-то новое. Имени его, конечно, ты не знаешь.

– Мать говорила мне, но я… я не помню.

– Постарайся.

– Она говорила… – Пенелопа задумалась на секунду. – Харрис, – проговорила она наконец. – Харрис. Сын Эльсмиры. Если это что-то для вас значит.

– Харрис, – повторил Холбрук. – Эльсмира. – Он снова нажал серию клавиш, затем откинулся на спинку кресла и стал ждать. Некоторое время в машине что-то щелкало и пикало, затем на экране появился текст. – Харрис Накос, – прочитал он, просматривая дисплей. – Был найден мертвым в подвале своего дома в Нью-Йорке. Разорван на части. Подвал был затоплен, там также находились тела четырех женщин, прикованных цепями. Они только недавно родили, хотя ни одного из новорожденных обнаружить не удалось. Мать Харриса, Эльсмира, известная менада. Эмигрировала из Греции. По-видимому, нашему обществу о ее существовании было известно, но поскольку она родила сына, а не дочь, внимание было сконцентрировано на менаде Ариадне и ее детях, которые жили в Афинах. – Холбрук оторвал взгляд от экрана. – Если бы все это было известно раньше, мы бы могли убить Харриса. И детей тоже.

У Кевина мороз пошел по коже. Он посмотрел на Пенелопу. Ее лицо было бледным.

– Вы могли бы решиться на то, чтобы убить младенцев?

– Менады должны быть искоренены. В этом наша цель. Только тогда окончательно исчезнет опасность возвращения богов. Правда, такая возможность не всегда предоставлялась, но принципиально к этому мы всегда были готовы… – Он снова сосредоточил внимание на экране. – Вот с Ариадной получилось. И все ее дети разделили участь матери, когда выросли.

– А как насчет меня? – с вызовом произнесла Пенелопа. – Я тоже подлежу «искоренению»? – Она схватила спинку его кресла и крутанула так, что он оказался лицом к ней.

Холбрук покачал головой.

– Конечно, нет. С тобой особый случай. Ты в большей степени принадлежишь нам, чем им. Правда, до тех пор, пока не решишься произвести потомство от…

Она отвернулась.

– Нет, нет. Я не хочу, чтобы ты неправильно меня поняла…

– Замолчите, – прервал его Кевин. – Разве вы не видите, как ей больно. – Он обнял Пенелопу и приблизил к себе. Ее тело было одеревеневшим, все мускулы напряжены, но она позволила ему это сделать.

Некоторое время они молчали, Холбрук считывал информацию с экрана, Кевин обнимал Пенелопу.

– Ну а как насчет ваших приятелей? – спросил Кевин наконец. – Они уже вылетели, чтобы спасти нас?

– Нет.

– Нет? Но мне показалось, что вы сказали…

– Вот именно я и сказал: они ни о чем не знают. У меня не было времени их предупредить, связь оборвалась раньше. Они могут кое о чем догадаться, но на это нужно время. – Он сделал паузу. – И скорее всего будет уже поздно.

– А в Напе из овидианцев есть еще кто-нибудь? – настаивал Кевин. – Ведь ваша сеть, как вы сами сказали, довольно густая, неужели здесь, в этой долине, кроме вас никого нет?

– Конечно, есть. Нала – один из самый крупных центров движения последователей Овидия.

– Так что же вы тогда сидите? Пойдите и найдите их.

– Они все мертвы.

– Откуда это вам известно?

– Предполагалось, что мы все встретимся, если что-то случится. Прошло уже два дня. Ни один не показался.

– Но возможно, они…

– Они мертвы.

Спокойная уверенность, с какой было высказано это утверждение, оборвало фразу Кевина на полуслове, и в воздухе повисло тяжелое молчание.

– В таком случае, каковы ваши планы? – решился заговорить наконец Кевин. – Что мы можем сейчас сделать? Короче, как нам отсюда выбраться?

– Пока не знаю. Нам надо над этим хорошенько подумать.

– Это вам надо хорошенько подумать, – произнесла Пенелопа, повысив голос.

Кевин пристально посмотрел на Холбрука.

– Вы хотите сказать, что ваша организация, существующая уже много столетий, единственной целью которой было не допустить всего этого, так и не выработала никакого плана?

– Отчего же, у нас есть идеи…

– Идеи? Какие к черту идеи! У вас должен быть план: А, В, С и все остальные пункты, включая даже это идиотское Z! Неужели вы полагали, что достаточно лишь знать, что это может случиться? Разве вы не должны были сделать все возможное, чтобы предотвратить трагедию?

Холбрук, кажется, и не собирался защищаться.

– Да нет же, мы выработали план мероприятий на случай, если такое произойдет.

– Это означает, что вы просто потерпели поражение. Неужели вы считали, что та ваша просьба к Пенелопе принести бутылку вина или устроить экскурсию на завод и есть попытка остановить все это?

– Вы правы. Я должен был убить матерей Пенелопы много лет назад, как только узнал, кто они.

У Пенелопы перехватило дыхание.

– Я должен был убить Диона в первый же день, когда он появился в моем классе.

Пенелопа развернулась кругом и начала подниматься по лестнице. Кевин помедлил с секунду и поспешил за ней.

Там внизу, в подвале, был слышен смех Холбрука.

Они остановились в гостиной, не зная, что делать дальше.

– Я всегда знал, что Холбрук дерьмо, – сказал Кевин, – но чтобы до такой степени…

– Да, он какой-то странный, – сказала Пенелопа.

– Какой там странный, он просто сумасшедший! Распространяется, да еще с таким апломбом, об этом дурацком обществе последователей Овидия, а на самом деле, когда пришло время, у них в карманах пусто.

Она кивнула.

– Мы ведь никогда не думали о наших учителях, какие они вне школы, чем они занимаются дома, на отдыхе, что у них за семьи.

Кевин сделал жест в сторону подвала.

– Теперь знаем.

Пенелопа поежилась.

– Я думаю, нам надо идти. Ты же сам видишь, рассчитывать приходится только на себя.

Кевин кивнул в сторону дробовика, который все еще стоял у стены рядом с дверью.

– Вооружен он, во всяком случае, лучше, чем мы.

– Да, но это ничего не значит.

– Ладно, но что ты предлагаешь делать?

– Не представляю.

– Знаний по этому вопросу у него гораздо больше, чем у нас, – сказал Кевин. – Может быть, все-таки он что-нибудь придумает?

Пенелопа фыркнула:

– Ага. Жди, не дождешься.

– Этот подвал – отличное место, где можно укрыться.

Она покачала головой.

– Ты не понимаешь…

– Чего я не понимаю? – спросил Кевин.

Она вздохнула.

– Не имеет значения.

– Я думаю, мы должны остаться здесь. По крайней мере на некоторое время. Пока не выработаем какой-нибудь план. Это лучше, чем шастать по улицам.

Пенелопа тяжело опустилась на диван.

– Да, здесь хоть какая-никакая, но защита.

И как раз в этот момент пол под их ногами вздрогнул. А затем они почувствовали вибрацию, которая была сильнее, чем от мощного акустического гула, но слабее землетрясения. Внизу что-то затрещало, и вскрикнул Холбрук.