— О Боже! — простонал Остермор, тяжело опускаясь на стул.

Мистер Кэрилл глубоко вздохнул.

— Я полагаю, — сказал он голосом, холодным, словно свинцовая примочка, — я полагаю, это еще одна причина, по которой вашей светлости не стоит идти дальше по этому пути.

— На что же мне в таком случае надеяться? Черт бы меня побрал! Мне конец!

— Ну что вы, — успокоил его мистер Кэрилл. — Даже если допустить, что вас правильно информировали и что герцог Уортон действительно намерен выступить против вас, то это еще не значит, что он сумеет собрать доказательства. Те из них, которые раньше можно было отыскать, к нынешнему моменту уже утеряны. Вы слишком рано отчаиваетесь.

— Вы правы, — задумчиво и даже с некоторой надеждой согласился граф и с энергией, присущей людям, готовым принимать решения и тут же менять их на самых шатких основаниях, воскликнул: — Черт побери! В конце концов, это лишь слухи, будто бы Уортон затевает что-то недоброе; к тому же вы сами сказали, непохоже, чтобы ему сейчас удалось собрать доказательства моей вины. Их и тогда-то нелегко было раздобыть. И все же я хотел бы подкрепить свою уверенность. Полагаю, мое письмо королю Якову не принесет вреда. Мы еще поговорим о нем, когда вы соберетесь в путь.

У мистера Кэрилла мелькнула мысль, что леди Остермор и ее сын могут устроить неприятности, достаточно серьезные, чтобы помешать его отъезду, и он был весьма близок к истине: ее светлость уже уединилась с Ротерби в своем будуаре.

Виконт был одет в дорожный костюм — он собирался уехать в деревню, так как прекрасно знал о том, как к нему относятся в городе, и вовсе не желал терпеть унижений и оскорблений, ожидавших его, вздумай он появиться в обществе. Ротерби стоял перед матерью — высокий, статный молодой человек с мрачным лицом и строптиво надутыми губами. Ее светлость сидела подле туалетного столика в позолоченном кресле и рассказывала сыну о страхах его отца, опасавшегося разорения и бесчестья. Услышав, что главная опасность исходит от герцога Уортона, виконт выругался сквозь стиснутые зубы.

— Разорение твоего отца означает также и наше с тобой разорение, поскольку он уже давно спустил мое состояние в своих махинациях.

Виконт рассмеялся, пожимая плечами.

— Какое мне дело? — сказал он. — Какой мне резон спасать остатки его состояния после того, как он поклялся, что мне не достанется ни пенни?

— Но есть еще и родовое поместье, — напомнила ему мать. — Если от нас потребуют возмещения убытков, король не станет нас защищать. Он предпочтет швырнуть этот кусок воющим псам, которые пострадали от делишек твоего отца и угрожают поднять смуту, если их не удовлетворят. Когда Уортон раздует скандал, мы разоримся.

— И все это из-за того, что герцог возненавидел меня, — задумчиво произнес Ротерби и выругался. — Мерзавец! Ради спасения своего имени он принес меня в жертву — точно так же, как и махинаторов Южноморской компании. Грязный распутник, ему хотелось одного — оправдаться в глазах горожан, которых уже тошнит от него самого и его выходок. Корыстный мерзавец, требует от окружающих высокой нравственности, а сам утопает в роскоши и грехе! — Виконт ударил кулаком по ладони. — Но есть способ заставить его замолчать.

— Какой? — с надеждой спросила мать.

— Стальной клинок, — объяснил Ротерби и похлопал по эфесу шпаги. — Я могу вызвать его на дуэль. Это нетрудно. Скажем, неожиданно подойти и ударить его. Вспыхнет ссора.

— Глупости! Он использует твою стычку с Кэриллом в качестве предлога ни при каких обстоятельствах не встречаться с тобой. Он велит слугам пресекать любые твои попытки оскорбить его.

— Он не посмеет!

— Фу! Любой одобрит его действия, поскольку ты напал на Кэрилла со спины. Это была такая глупость, Чарлз!

Виконт отвернулся и повесил голову, полностью признавая в душе, хотя и без горечи, ее правоту.

— Ты можешь получить помощь из рук того же человека, который стал причиной твоих нынешних затруднений — я говорю о Кэрилле, — сказала графиня. — Я больше чем когда-либо подозреваю, что он — сторонник изгнанного короля.

— Я знаю.

— Ты знаешь об этом?

— Почти уверен. И Грин тоже. — Ротерби принялся рассказывать матери о том, что он знал. — Грин заподозрил Кэрилла еще во время их встречи в Мэйдстоуне, но отказался от этой мысли, поскольку я заставил его сотрудничать со мной. Теперь и я, и лорд Картерет платим ему, и если ему удастся загнать Кэрилла в его нору, он получит плату с обоих.

— Вот как? И что ему удалось узнать? Он что-нибудь узнал?

— Самую малость. Этот Кэрилл частенько появляется в доме некоего Ричарда Эверарда, который прибыл в город неделю спустя после приезда Кэрилла. Известно, что этот самый Эверард — сторонник короля Якова. Агент изгнанного короля. Поначалу его собирались арестовать, но затем решили установить слежку, и в настоящее время ему предоставлена свобода действий. И вот из-за моей оплошности Кэрилл прекратил ездить к нему. Но они переписывались.

— Я знаю, — сказала ее светлость. — Только что ему передали письмо. Я пыталась выведать его содержание. Но он слишком хитер.

— Хитер он или нет, — отозвался ее сын, — но, покинув Стреттон, он рано или поздно выдаст себя и тем самым даст повод для ареста. Но какая нам-то от этого польза?

— Какая, спрашиваешь ты? Если существует заговор и мы сумеем его раскрыть, мы могли бы, поторговавшись с министром, прекратить следствие, которое затевает Уортон в связи со скандалом в Южных морях.

— Это означало бы выдать отца! Какая нам от этого польза? Ничуть не лучше, чем изобличение в махинациях.

— Какой же ты тугодум, Чарлз! Неужели ты думаешь, что мы не сумеем раскрыть заговор и выдать Кэрилла и Эверарда, если ты решишь их выдать, не впутывая в это дело отца? Его светлость осторожен и нерешителен, и ты можешь быть уверен в том, что он не дастся им в руки.

Ротерби неторопливо, широким шагом расхаживал по комнате, задумчиво опустив голову и сложив руки за спиной.

— Нужно подумать, — сказал он. — Этот план может сработать, к тому же я могу рассчитывать на Грина. Он уверен в том, что в Мэйдстоуне Кэрилл обвел его вокруг пальца и скрыл документы, несмотря на тщательный обыск. К тому же, Кэрилл вел себя непочтительно. Грин жаждет расквитаться с ним. Мне кажется, он с удовольствием поможет нам.

— Но не забывай: это оружие нужно пускать в ход ловко и осторожно, — сказала ему мать. — Лучше тебе остаться в городе, Чарлз.

— Ничего подобного, — возразил он. — Я устроюсь где-нибудь в удобном местечке, ведь мой любимый отец не желает, чтобы я осквернял своим присутствием его священное обиталище. Может быть, после того как я вытащу его из болота, в котором он завяз, он соизволит смягчиться. Хотя, честно говоря, я отлично проживу и без его благословения.

— Ты его сын, — сказала графиня, поднимая глаза. — Его отцовские чувства слишком сильны. Именно поэтому он так возненавидел тебя. Он видит в тебе те самые недостатки, которых не замечает в себе.

— Милая матушка! — воскликнул виконт, кланяясь.

Графиня бросила на сына сердитый взгляд. Она обожала иронизировать сама, но не терпела иронии по отношению к себе.

Ротерби вновь поклонился. Он подошел к двери и собирался уже выйти, когда его остановил голос матери.

— Очень жаль, что нам придется столь решительно порвать с Кэриллом, — сказала леди Остермор. — Порой он ведет себя как шут гороховый, но у него есть немало достоинств.

Сын молчал, вопросительно глядя на нее.

— Он мог бы стать мужем Гортензии и избавить меня от этой бледной дурочки.

— В самом деле? — спросил виконт безразличным голосом.

— Они созданы друг для друга.

— Вот как?

— Да, так оно и есть. И я готова поклясться, они сами знают об этом. Видел бы ты этих голубков в беседке, когда я застала их час назад.

Ротерби попытался улыбнуться, но сумел лишь изобразить кривую ухмылку. В глазах матери, наблюдавшей за его лицом, внезапно появилось выражение озабоченности.