«Так, давайте-ка я вас осмотрю. Вы можете ходить?»

«Да». (В действительности она не сделала ни единого шага за

последнюю неделю.)

«А шевелить руками?»

«Да».

«Обеими?»

«Да». (Нора уже неделю не могла использовать вилку.)

«Вы можете пошевелить левой рукой?»

«Ну конечно».

«Дотроньтесь до моего носа левой рукой».

Нора остается неподвижной.

«Вы трогаете мой нос?»

«Да».

«Вы видите, как ваша рука трогает мой нос?»

«Да вот же она почти что дотронулась до вашего носа».

Через несколько минут я взял неподвижную руку Норы, поднес к ее

лицу и спросил:

«Чья это рука, Нора?»

«Это рука моей матери, доктор».

«А где ваша мать?»

В этот момент Нора приняла озадаченный вид и осмотрелась по

сторонам в поисках матери.

«Она прячется под столом».

«Нора, вы сказали, что можете двигать левой рукой?»

«Да».

«Покажите мне. Дотроньтесь до своего носа левой рукой.

Без всякого колебания Нора взяла правой рукой левую и использовала

ее как инструмент, чтобы прикоснуться к своему носу. Поразительный

вывод: несмотря на то, что она отрицала паралич левой руки, на каком-то

уровне она все же осознавала его, в противном случае зачем бы она

спонтанно потянулась правой рукой к левой? Казалось, в моей пациентке

живет множество личностей.

Случай Норы исключительное проявление анозогнозии. В общем

случае пациент пытается преуменьшить степень паралича, а не прямо

отрицает его или конфабулирует. «Отлично, док. С каждым днем мне все

лучше и лучше!» За годы практики я встречал множество таких пациентов и

был поражен тем, что многие их фразы имеют поразительное сходство с

повседневными отрицаниями и рационализациями, которые все мы

используем для преодоления расхождений в нашей повседневной жизни.

Зигмунд Фрейд (и особенно его дочь Анна) называл это «защитным

механизмом», функция которого «защитить эго», что бы это ни значило.

Такие фрейдистские защиты включают отрицание, рационализацию,

конфабуляцию, реактивное образование, проекцию, интеллектуализацию и

вытеснение. Эти любопытные явления имеют слабое отношение к проблеме

Сознания (с большой буквы), но, как настаивал Фрейд, они иллюстрируют

динамическое взаимодействие между сознательным и бессознательным,

поэтому, изучая их, мы можем косвенно прояснить наше понимание

сознания и других связанных с ним аспектов человеческой личности.

Поэтому я приведу их краткое рассмотрение.

1.

Прямое отрицание. «Моя рука не парализована».

2.

Рационализация.

Наша

общая

тенденция

переводить

неприятные факты о себе во внешние причины. Например, мы можем сказать

«Экзамен был слишком сложным» вместо «Я недостаточно занимался» или

«Профессор садист» вместо «Я сам дурак». У пациентов эта тенденция

усиливается.

Например, когда я спрашивал пациента, мистера Доббса: «Почему вы

не двигаете левой рукой, как я вас просил?» он отвечал по-разному:

«Доктор, я армейский офицер. Не приказывайте мне».

«Студенты-медики целый день меня тестировали. Я устал».

«У меня сильный артрит, рукой двигать очень больно».

3.

Конфабуляция.

Тенденция

выдумывать,

чтобы

защитить

собственный образ. Это происходит бессознательно, без намерения

обмануть. «Я вижу, как я двигаю рукой, доктор. Она в сантиметре от вашего

носа».

4.

Реактивное

образование.

Тенденция

утверждать

противоположное вашему неосознанному знанию о самом себе или,

перефразируя Гамлета, стремление слишком много протестовать. Примером

этого могут служить скрывающие свою ориентацию гомосексуалисты,

яростно осуждающие однополые браки.

Другой пример. Я помню, как в клинике инсультов я спрашивал,

указывая на массивный стол, пациентку с парализованной левой рукой:

«Вы можете приподнять этот стол правой рукой?»

«Да».

«Как высоко вы сможете приподнять его?»

«Примерно на дюйм».

«А левой рукой сможете приподнять?»

«Да, на два дюйма».

Ясно, что на каком-то уровне пациентка знала, что она была

парализована, в противном случае откуда бы взялось такое преувеличение

возможностей поврежденной руки?

5.

Проекция. Приписывание собственных недостатков другим

людям. В клинике: «[Парализованная] рука принадлежит моей матери». В

обычной жизни: «Да он расист».

6.

Интеллектуализация.

Трансформация

эмоционально

угрожающего факта в интеллектуальную проблему для отвлечения внимания

от этого факта и ослабления его эмоционального воздействия. Часто близкие

родственники смертельно больного члена семьи, будучи не в состоянии

встретиться лицом к лицу с потенциальной утратой, начинают относиться к

болезни как к чисто интеллектуальной проблеме. Это может рассматриваться

как сочетание отрицания и интеллектуализации, впрочем, терминология не

так уж важна.

7.

Вытеснение. Тенденция подавить «болезненные» для эго

воспоминания. Хотя это слово проникло в популярную психологию,

исследователи памяти давно подозревали о вытеснении. Я склоняюсь к

мысли, что это явление существует в действительности, так как я наблюдал

много очевидных примеров его проявления у моих пациентов.

Например, многие пациенты после нескольких дней отрицания

излечиваются от анозогнозии. Я посещал одного такого пациента, который

на протяжении девяти дней настаивал на том, что его парализованная рука

«отлично работает», даже когда его спрашивали об этом несколько раз

подряд. А на десятый день он полностью излечился от отрицания.

Когда я спросил его, как он себя чувствует, пациент немедленно

ответил:

«Моя левая рука парализована».

«И давно она парализована?» спросил я, удивившись.

«Вы же наблюдали меня последние несколько дней», ответил он.

«А что вы мне сказали о вашей руке вчера?»

«Разумеется, я говорил, что она парализована».

Очевидно, пациент «вытеснил» отрицание!

Анозогнозия служит яркой иллюстрацией того, что я постоянно

подчеркиваю в этой книге, «убеждение» не монолитно. В нем

есть множество слоев, которые можно снимать по одному, пока

«истинное я» станет не более чем воздушной абстракцией. Как сказал

однажды философ Дэниел Деннет, концептуально «я» напоминает «центр

гравитации» сложного объекта единственную воображаемую точку, в

которой пересекается множество его векторов.

Так и анозогнозия, являясь далеко не просто еще одним странным

синдромом, позволяет нам взглянуть по-новому на человеческий разум.

Каждый раз, когда я вижу пациента с этим расстройством, мне кажется, что я

рассматриваю человеческую природу сквозь увеличительное стекло. Я не

могу не думать о том, что, если бы Фрейд знал об анозогнозии, он получил

бы большое наслаждение от ее изучения. Он мог бы спросить, например, чем

определяется та или иная защита, которую применяет пациент; почему в

одних случаях используется рационализация, а в других прямое отрицание?

Зависит ли это целиком от обстоятельств или от личности пациента? Будет

ли Чарли всегда пользоваться рационализацией, а Джо применять

отрицание?

Кроме