застоя

начали

появляться

эстетически

привлекательные

симметричные орудия, что отразило стандартизацию техники

производства. Это потребовало смены твердого молотка на мягкий,

возможно, деревянный молоток в процессе производства орудия,

чтобы добиться гладкого, а не зазубренного и неровного края. И

наконец, изобретение стандартных сборных орудий сложных

симметричных двусторонних орудий, оснащенных рукояткой,

произошло лишь двести тысяч лет назад. Почему эволюция

человеческого

сознания

перемежалась

этими

относительно

внезапными подъемами в изменении технологии? Какова была роль

использования инструментов в формировании познавательных

способностей человека?

3. Почему имел место внезапный взрыв который Джаред Даймонд в

своей книге «Ружья, микробы и сталь» назвал «великим скачком» в

усложнении интеллекта около шестидесяти тысяч лет назад?

Именно тогда возникли и широко распространились наскальная

живопись, одежда и искусственные жилища. Почему эти резкие

изменения произошли именно в тот момент, хотя мозг достиг своих

современных размеров почти за миллион лет до того? Это снова

проблема Уоллеса.

4. Людей часто называют «макиавеллиевскими приматами», ссылаясь

на нашу способность предугадывать поведение других людей и

перехитрять их. Почему нам, людям, так хорошо удается читать

намерения друг друга? Есть ли в нашем мозге специальный отдел

или участок для модели чужого сознания, как предполагали

когнитивные нейробиологи Николас Хэмфри, Ута Фрит, Марк

Хаузер и Саймон Барон-Коэн? Где находится этот участок и когда

он развился? Есть ли он в какой-либо рудиментарной форме у

обезьян и высших приматов и, если да, что сделало нашу область

мозга гораздо более сложной, чем у них?

5. Как развился язык? В отличие от таких человеческих атрибутов, как

юмор, искусство, танец и музыка, значение языка для выживания

очевидно: он позволяет сообщать наши мысли и намерения. Но

вопрос о том, как такая экстраординарная способность появилась,

приводил в тупик биологов, психологов и философов, по крайней

мере со времен Дарвина. Проблема заключается в том, что

человеческий голосовой аппарат намного более сложен, чем у

любого другого примата, но без соответствующих развитых

языковых

областей

человеческого

мозга

столь

тонкий

артикуляционный аппарат сам по себе былбы бесполезен. Так как

же последовательно развивались эти два механизма, включающие в

себя столь большое количество связанных друг с другом

высокоразвитых частей? Следуя за Дарвином, я предполагаю, что

наш голосовой аппарат и наша замечательная способность

модулировать

голос

развились

преимущественно

для

эмоциональных криков и музыкальных звуков во время ухаживания

у ранних приматов, включая наших предков-гоминини. Как только

произошло это развитие, мозг, особенно левое полушарие, мог

начать использовать это для языка.

Остается неразгаданной еще более сложная загадка. Не порождается ли

язык сложным высокоспециализированным психическим промежуточным

«языковым органом», который уникален для человека и возник совершенно

неожиданно, как предположил известный лингвист Массачусетского

технологического института Ноам Хомский? Или существовала более

примитивная система общения с помощью жестов, которая подготовила базу

для возникновения голосового языка? Эта проблема решается в большой

степени благодаря открытию зеркальных нейронов.

Я УЖЕ УПОМИНАЛ о зеркальных нейронах в предыдущих главах и вернусь к

ним снова в шестой главе, но здесь, в контексте эволюции, рассмотрим их

поближе. В лобных долях мозга обезьяны существуют определенные клетки,

которые

активизируются,

когда

обезьяна

выполняет

какое-либо

определенное действие. Например, одна клетка активизируется во время

нажатия на рычаг, другая при хватании арахиса, третья когда обезьяна кладет

арахис в рот, четвертая когда она что-либо толкает (не забудьте, что эти

нейроны являются частью маленькой нейронной сети, выполняющей

конкретную задачу; сам по себе один нейрон не двигает руку, но его реакция

позволяет подслушать действие всей нейронной сети). Пока что в этом нет

ничего нового. Такие нейроны моторных команд были открыты известным

нейробиологом из университета Джонса Хопкинса Верноном Маунткаслом

несколько десятилетий назад.

В ходе изучения этих нейронов моторных команд в конце 1990-х годов

другой нейробиолог, Джакомо Риццолатти со своими коллегами Джузеппе

Ди Пеллегрино, Лучано Фадига и Витторио Галлезе из итальянского

университета Пармы, обнаружил кое-что весьма необычное. Некоторые

нейроны активизировались не только когда сама обезьяна выполняла

действие, но и когда она видела, как другая обезьяна выполняет то же

действие! Услышав на лекции Риццолатти об этой новости, я чуть было не

подскочил со своего места. Это были не просто командные нейроны, они

были способны воспринять точку зрения другого животного (рис. 4.1). Эти

нейроны (опять-таки, на самом деле нейронная сеть, к которой они

принадлежат, с этого момента я буду использовать слово «нейрон» для

обозначения «нейронной сети») по всем своим целям и замыслам были

предназначены для чтения разума другой обезьяны, для понимания того, то

она собирается делать. Это необходимо для таких социальных существ, как

приматы.

Неясно, как именно зеркальный нейрон передает информацию и что

именно обеспечивает его способность предсказывать. Кажется, что более

высокие мозговые участки считывают его сообщение и говорят: «тот же

самый нейрон сейчас срабатывает в моем мозге, как если бы я тянулся за

бананом; видимо, другая обезьяна тянется сейчас за бананом». Кажется, что

зеркальные нейроны являются в природной виртуальной реальности

симуляциями намерений других существ.

Эти зеркальные нейроны позволяют обезьянам предсказывать простые

целенаправленные действия других обезьян. Но у людей и только у людей

они достаточно усложнились, чтобы понимать даже сложные намерения. Как

произошло это увеличение сложности, мы обсудим через некоторое время.

Мы увидим, что зеркальные нейроны позволяют нам имитировать действия

других людей. Возможно, они также развивают саморасширяющуюся петлю

ответной реакции, которая вдруг в какой-то момент появилась, чтобы

ускорить эволюцию мозга у нашего вида.

Как отметил Риццолатти, зеркальные нейроны также делают нас

способными подражать движениям губ и языка других людей, что, в свою

очередь, предоставляет эволюционную основу для речи. Две эти способности

способность читать чьи-либо намерения и способность подражать их

вокализации

запустили

два

основополагающих

действия,

которые

определяли эволюцию языка. Больше не нужно спорить об уникальном

«органе языка», и проблема больше не кажется такой загадочной. Эти

аргументы ни в коем случае не отрицают идею, что есть специализированные

области человеческого мозга, которые отвечают за язык. Нас волнует здесь

вопрос о том, как эти области могли развиться, а не о том, существуют они

или нет. Важным кусочком мозаики является наблюдение Риццолатти, что

одна из главных областей, где находятся зеркальные нейроны, вентральная