Уже перед самым началом войны в районе Тайпале финны попытались соорудить еще одну линию обороны, также пересекающую местность почти по прямой, но только не с северной, а с южной стороны от реки Тайпалеен-йоки. Для этого они начали обустраивать полевые укрепления по границе болотца Умпи-лампи, от берега Ладоги до берега Тайпалеен-йоки в районе впадения в нее речки Виисьйоки (Вьюн). Далее позиции были устроены вдоль берега реки по южной оконечности полуострова Коуккуниеми до самого порога Васкелянкоски (ныне порог Падунец). Укрепления эти получили гордое название «линия Умпи-Лампи», хотя на самом деле серьезными оборонительными позициями эту линию можно было назвать с большой натяжкой.

Итак, как бы то ни было, финны готовились к войне. Готовился к войне и Советский Союз. На советской территории Карельского перешейка был организован «Карельский укрепленный район» или «КаУР», также протянувшийся от вод Ладожского озера до берега Финского залива цепью железобетонных огневых точек со своей артиллерией, пулеметным вооружением со стационарным водяным охлаждением, казармами и электростанциями. Разведка СССР также не сидела сложа руки.

В середине тридцатых годов был выпущен альбом с грифом «для служебного пользования», иллюстрирующий все, что смогли разведать агенты армейской разведки по ту сторону границы на Карельском перешейке. Странно, но в районе Тайпале, так близко расположенном к межгосударственному рубежу, советским резидентам не удалось выяснить ничего, что смогло бы в декабре 1939 года помочь в продвижении частям РККА и снизить многочисленные потери. В этом альбоме на карте-схеме Тайпале были показаны всего четыре ДОТа в самой восточной части сектора, почти у самой Ладоги, и один ДОТ посередине полуострова Коуккуниеми. Ни одно местоположение, за исключением, пожалуй, «Лугового» и «Лесного» бункеров, не соответствовало действительности. Но даже в таком виде, как он был издан, этот альбом не был перед войной направлен в войска.

Ознакомившись с ним, командиры форсирующих реку подразделений уж никак не направили бы своих солдат туда, где по схеме сосредоточено большинство огневых точек противника…

Впрочем, мы опять забегаем вперед. Все по порядку.

Начиная с лета 1939 года отношения между СССР и Финляндией стали ухудшаться с нарастающей скоростью. Учитывая то, что эти отношения носили характер «холодной войны» после бурных вмешательств во внутренние дела друг друга в 1918–1922 годах, уступки стран Прибалтики в образовании военных баз Советского Союза на их территории и участие СССР в разделе Польши убеждали большинство финских политиков в том, что бывшая метрополия попытается захватить Финляндию силой. Разведки обеих стран усиленно работали, пытаясь выяснить, что происходит на противоположной стороне границы.

Реагируя на возрастающую угрозу войны, в августе 1939 года на Карельском перешейке были проведены большие военные учения финских вооруженных сил, а уже в октябре того же года в Финляндии была объявлена всеобщая мобилизация.

Октябрь на Карельском перешейке — невеселая пора. Темнеет рано. Короткая золотая осень уступает место ветрам и частым осадкам, за каких-нибудь две недели срывающим нарядный желто-красный покров деревьев и превращающим окружающий пейзаж в голую просматриваемую на много метров местность. Местность, прикрытую лишь частыми осенними туманами или пеленой нудного моросящего дождика. В такое время, особенно когда серый насупившийся день плавно переходит в безлунную осеннюю ночь, огни в окнах сельских домиков как-то по-особенному тянут к себе, маня своим уютом и теплом. В такое время нет ничего лучше, чем прошлепать по разбитой мокрой дороге пару верст, оступаясь в лужи и спотыкаясь на ухабах, ввалиться в натопленный дом и скоротать вечер в хорошей компании, прислушиваясь к завыванию ветра в печной трубе.

Но осенью 1939 года ночи перестали светиться окнами домов на протяжении всей советско-финской границы. Как со стороны Финляндии, так и со стороны СССР. Ближайшие к границе финские хутора опустели — крестьян отправили в эвакуацию. На север, в глубь страны, от границы потянулись обозы с нехитрым скарбом и семьями жителей приграничных деревень. Навстречу им из сборных пунктов на юг направлялись длинные колонны призванных резервистов. Они шли по узким лесным дорогам мимо опустевших домов, ежась от сырой и ненастной октябрьской погоды. При свете сумрачного осеннего дня они прибывали на места дислокации и сразу же вовлекались в кипящую работу. Им предстояло достроить и укрепить оборонительную линию, бездействовавшую с момента своей постройки. Они не знали, сколько времени им осталось ждать нападения, и будет ли это нападение вообще, но им надо было успеть вырыть блиндажи, углубить окопы, установить противотанковые завалы и минные поля. И все это сделать за месяц, так как в течение нескольких лет на это не хватало ни сил, ни средств.

И еще у каждого была надежда, что пройдет немного времени, объявят отбой, и за рождественским столом они весело будут рассказывать своим близким о том, как они месили грязь на внеочередных осенних сборах.

Мобилизация в Финляндии дала еще один козырь Кремлю заявить об угрозе со стороны своего северного соседа. Всего за месяц до нападения верный сталинский народный комиссар иностранных дел Вячеслав Молотов в своем докладе о внешней политике Советского Союза громогласно заявил об этом на съезде народных депутатов. Правда, он не забыл позабавить депутатов сообщением, что население Финляндии почти равно населению Ленинграда. Надо сказать, что в этом же одиознейшем выступлении он констатировал факт дележа Польши с Гитлером, провозгласил на весь мир о том, что «преступно вести борьбу за уничтожение „гитлеризма“» и что советское руководство всегда считало, что «сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе»[2]. И если Германия позволяет себе нападать и побеждать гораздо более развитые и подготовленные к войне государства, то почему Советский Союз не может этого сделать? Стоит ли считаться с таким вздором, как крохотная Финляндия, когда почти вся Европа уже поделена на сферы влияния и на карту поставлена безопасность Ленинграда? Ведь безопасность Ленинграда надо отстаивать любой ценой. И если надо, то и за счет чужой территории.

Тем временем прошел октябрь. Затем стал подходить к концу и ноябрь, с его первым снегом и частыми заморозками. На границе ничего из ряда вон знаменательного не происходило. Среди томящихся от разлуки с домом финских резервистов все упорнее ходили слухи о возвращении. Кроме тревожных сообщений в газетах, за четыре недели мобилизации не появилось ни одного признака, говорящего о приближении войны. Слухи о скором мирном разрешении отношений стали подтверждаться и действиями мирного населения. Некоторые хуторяне, так и не дождавшись разрешения на возвращение из эвакуации, самовольно приезжали в свои опустевшие дома.

Но утро 30 ноября 1939 года перечеркнуло все ожидания. Все, кто в этот день оказался близок к границе, были разбужены отдаленным громом орудий, ознаменовавших начало войны.

Вторжение

Предназначенные для нападения на Финляндию с юго-восточной части Карельского перешейка советские силы состояли их трех кадровых дивизий — 142-й, 90-й и 49-й, входивших в состав 7-й армии под командованием командарма 2-го ранга Всеволода Федоровича Яковлева. Несмотря на то, что приказ о переходе границы зачитывали во всех соединениях, первой в бой была введена 142-я стрелковая дивизия. Именно ей была присвоена задача быть «соединением прорыва». По ее следам, сразу же после ее выступления, планировалось ввести в дело 49-ю дивизию.

Общее руководство войсками возлагалось на командующего Ленинградским военным округом Кирилла Мерецкова. Создается такое впечатление, что на первых порах советское правительство вообще собиралось обойтись силами кадровых частей ЛенВО, без привлечения дополнительных соединений с других военных округов. Эта ошибка — недооценка сил противника и условий ведения боевых действий — весьма часто встречается в современной истории.