«К утру 23 июня части 186-й дивизии, совершив 25-километровый переход, начали занимать Себежский укрепленный район» (Бирюков Н. Н. Наша 186-я стрелковая // Война, народ, победа. М., 1983. С. 43).
Проверили. 186-я дивизия из 22-й армии заняла укрепленный район — не иначе как для наступления. Себеж — это на старой государственной границе. 22-ю армию поставили на линию укрепрайонов старой границы: ну специально для того, чтобы готовиться к вторжению.
Читаем Суворова-Резуна далее. Он как раз и пишет про эту 186-ю дивизию:
«Но 22-й армии ставят неожиданную и совершенно необычную задачу: готовить контрудары на своей территории. Генерал-лейтенант Н. И. Бирюков в то время был генерал-майором и командовал 186-й стрелковой дивизией 62-го стрелкового корпуса 22-й армии. Вот его рассказ: «Единственный экземпляр карты, который мне удалось выпросить у начальника штаба 21-го механизированного корпуса, забрал у меня командир нашего корпуса генерал-майор ИЛ. Карманов» (ВИЖ. 1962. № 4. С. 82).
186-я дивизия генерала Бирюкова укомплектована почти полностью. В дивизии — 13 000 солдат, сержантов и офицеров, 144 орудия, 154 миномета, 558 пулеметов, 13 бронемашин, 16 плавающих танков, 99 тракторов, 558 автомобилей, 3000 лошадей и… ни одного комплекта карт».
Это Суворова-Резуна наконец удивляет.
И в самом деле, это удивительно.
В связи с концентрацией немецких войск на советской границе 22-ю армию срочно перебрасывают с Урала на укрепления старой границы в район Великие Луки, Пустошка, Себеж. И тут у уральцев почему-то не оказывается ни одной карты окрестностей города Великие Луки.
Все мы знаем, что Урал всегда славился топографическими картами Великих Лук. В любом магазине — колбасном, булочном, радиотоваров — они висели на видном месте, рядом с переходящим красным знаменем и портретами товарищей Сталина и Жданова. Топографические карты Великих Лук всегда были предметом гордости уральцев и зависти их соседей-сибиряков.
И вот вдруг эти карты куда-то исчезли.
Суворов-Резун:
«Если угодно, могу целую книгу написать о том, что топографических карт НЕ БЫЛО».
Не угодно, поскольку уже написанные книги говорят, что карты БЫЛИ. Тот же командир 186-й дивизии Н. И. Бирюков пишет:
«С прибывшим из штаба 7-го мехкорпуса офицером связи капитаном В. Колпаковым мы уточнили по карте некоторые детали намеченного нашим командованием контрудара на Болдино, Слободку» (там же. С. 44).
Слободка — это строго на север от Минска.
Можно привести множество и других примеров, но я хотел бы упомянуть здесь только о карте, ставшей в своем роде исторической. Когда немцы заняли Минск, работник склада Д. И. Малько пытался перегнать в тыл Т-28 — отменно бронированный танк с 76-мм пушкой и четырьмя пулеметами. По дороге его остановил майор, которому переподчинили этот танк. Майора сопровождало четыре курсанта — их он посадил за пулеметы. Уже на следующий день танкисты оказались в окружении. Майор принял решение идти на прорыв. Д. И. Малько получил от него топографическую карту. Прорываться решили непосредственно через Минск, где противник не ждал удара с тыла.
Что произошло далее — я процитирую полностью. Исторический рейд этого танка через Минск выглядел так:
«Здесь мы и увидели первых фашистов. Их было десятка два. Немецкие солдаты грузили в машину ящики с бутылками и не обратили внимания на внезапно появившийся одинокий танк.
Когда до сгрудившихся у грузовика немцев осталось метров пятьдесят, заработала правая башня танка. Николай ударил по фашистам из пулемета. Я видел в смотровую щель, как гитлеровцы падали у автомашины. Некоторые пытались было вскарабкаться на высокую арку ворот и спрятаться во дворе, но это не удавалось. Буквально за несколько минут с фашистами было покончено. Я направил танк на грузовик и раздавил его вместе с ящиками водки и вина.
Затем мы переехали по деревянному мостику через Свислочь и свернули направо, на Гарборную, ныне Ульяновскую, улицу. Миновали рынок (там теперь находится стадион), и вдруг из-за угла улицы Ленина навстречу выскочила колонна мотоциклистов. Фашисты двигались как на параде — ровными рядами, у тех, кто за рулем, локти широко расставлены, на лицах — наглая уверенность.
Майор не сразу дал команду на открытие огня. Но вот я почувствовал его руку на левом плече — и бросил танк влево. Первые ряды мотоциклистов врезались в лобовую броню танка, и машина раздавила их. Следовавшие за ними повернули вправо, и тут же я получил новый сигнал от майора и повернул танк направо. Свернувших мотоциклистов постигла та же участь. Я видел в смотровое отверстие перекошенные от ужаса лица гитлеровцев. Лишь на мгновение появились они перед моим взором и тут же исчезали под корпусом танка. Те из мотоциклистов, которые шли в середине и хвосте колонны, пытались развернуться назад, но их настигали пулеметные очереди из танка.
За считанные минуты колонна оказалась полостью разгромленной…
Когда спустились вниз, возле окружного Дома Красной Армии я получил команду от майора повернуть направо. Свернул на Пролетарскую улицу и вынужден был остановиться. Вся улица оказалась забитой вражеской техникой: вдоль нее стояли машины с оружием и боеприпасами, автоцистерны. Слева, у дороги, громоздились какие-то ящики, полевые кухни, в Свислочи купались солдаты. А за рекой, у реки, в парке Горького, укрылись под деревьями танки и самоходки.
Т-28 открыл по врагу огонь из всех своих средств. Майор прильнул к прицелу пушки, посылал в скопления машин снаряд за снарядом, а курсанты расстреливали противника из пулеметов. На меня дождем сыпались горячие гильзы, они скатывались мне на спину и жгли тело. Я видел в смотровую щель, как вспыхивали, словно факелы, вражеские машины, как взрывались автоцистерны и тонкими змейками сбегали с откоса в реку пылающие ручейки бензина. Пламя охватило не только колонну машин, но и соседние дома, перекинулось через Свислочь на деревья парка.
Фашисты обезумели. Они бегали по берегу реки, прятались за деревья, за развалины зданий. Я заметил, как какой-то спятивший от страха гитлеровец пытался влезть в канализационный колодец. Другой втиснулся в сломанную водозаборную решетку и тоже получил пулю. Всюду врагов настигал огонь нашего танка. Пулеметные очереди косили гитлеровцев, не давая им возможности опомниться, прийти в себя, сея панику.
Почти вся вражеская колонна, запрудившая Пролетарскую улицу, была разметана, словно по ней прошел смерч. Всюду валялись горящие обломки машин, развороченные автоцистерны. И трупы, трупы фашистских солдат и офицеров.
Майор дал команду развернуться. Я снова выехал на Советскую улицу и повернул направо. Проехали мост через Свислочь, мимо электростанции. Здесь справа, в парке имени Горького, заметили новое скопление противника. Под густыми кронами деревьев стояли десятка два автомашин, несколько танков и самоходок. Возле них толпились гитлеровцы. Они тревожно задирали вверх головы, ожидая налета советских самолетов: со стороны Пролетарской улицы все еще доносились глухие взрывы рвущихся боеприпасов, что можно было принять за бомбежку. Но опасность подстерегала фашистов не с неба, а с земли. Так же как и на Пролетарской, первой заговорила пушка нашего танка, вслед за ней ударили пулеметы центральной и правой башен. И снова, как уже было, начали рваться боеприпасы, вспыхнула факелом бензоцистерна, и густой дым окутал черным шлейфом аллеи старого парка.
— Осталось шесть снарядов! — крикнул заряжающий.
— Прекратить огонь, полный вперед! — скомандовал майор» (Малько Д. И. За рычагами танка // На земле, в небесах и на море. М., 1986. С. 333–335).
Уже на самом выезде из Минска танк все же был подбит. Майор отдал приказ покинуть машину. Один курсант выбрался из башни, но был застрелен автоматчиками; майор и другой курсант смогли покинуть танк. Глушко вылез из танка через люк водителя, но еще в машине он был ранен осколком и, пробираясь огородами, потерял сознание. Очнувшись, он обнаружил себя заботливо укрытым ботвой. Немцы его не нашли.