Да, англичане особый народ: проводят всю жизнь в море.
Англичане даже не страдают от морской болезни.
Похвалив англичан, Бунич снова принимается за агрессора Сталина:
«Немцы знают, что когда речь идет о создании всемирной коммунистической империи, от русских можно ожидать чего угодно. И вот сейчас разведка, а также немецкий посол в Париже фон Велцек докладывают, что СССР, Англия и Франция, завершив переговоры на высшем уровне, перевели их в чисто военное русло, где начальники штабов будут отрабатывать специфические военные детали по быстрейшему уничтожению Германии. Причем французскую делегацию должен возглавить сам генерал Демон — бывший начальник штаба знаменитого генерала Вейгана».
Тут ляп за ляпом. Сразу видно великого российского литератора. Посла Германии во Франции звали не Велцек, а Вельчек; французскую делегацию возглавил не Демон, а генерал Думенк. Судя по всему, Бунич варганил свой опус по английским источникам, не зная, как эти фамилии пишутся по-русски. Это видно еще из того, что немецкие самолеты Ю-87 «Штука» Бунич называет «Штукас» — употребляя английское множественное число.
Но вернемся к его творению. Говоря об изощренном коварстве Сталина, Бунич объясняет нам одну из дьявольских уловок вождя большевиков:
«Выдвинутый советской стороной термин «непрямая агрессия» допускал столь широкое толкование, что давал СССР юридическое право оккупировать любую страну по усмотрению Сталина. «Непрямая агрессия» — это была очередная сталинская новинка, с помощью которой вождь модернизировал свою знаменитую доктрину «малой кровью на чужой территории».
Как известно, в преамбуле поминался (так у автора. — А. П.) агрессор, который теперь мог быть и «непрямым». Англичане и французы этого термина совершенно не понимали. Советская же сторона яростно на нем настаивала, поскольку Сталин указал, что именно в этом термине и заключается вся суть проблемы».
Очередные ошибки Бунича. Первая — «поминался агрессор», а надо писать «упоминался агрессор». Вторая — «непрямая агрессия», тогда как на самом деле речь шла о «косвенной агрессии». Дипломатические формулировки должны быть точными.
Термин «косвенная агрессия» вовсе не означал, как утверждает Бунич, права на оккупацию «по своему произволу». Советский нарком 9 июля 1939 года вручил послам Англии и Франции письмо, в котором говорилось:
«Выражение «косвенная агрессия» относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без всякой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, — следовательно, влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета» (Цит. по: СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. С. 486–487).
Другими словами, если немецкие войска будут наступать на СССР с территории Финляндии (тем более вместе с финскими войсками), то Финляндия косвенно участвуют в агрессии против СССР — а это значит, что союзники — Англия и Франция — должны бороться и с Финляндией. Именно этого и хотела советская сторона.
Собственно, на такой основе и базировался позднее военный союз Англии и СССР. Британия объявила войну Финляндии только потому, что Финляндия воевала против СССР и предоставила свою территорию германской армии.
Но Британия стала исповедовать такую политику только с началом Второй мировой войны. До войны англичане никак не могли принять понятия «косвенная агрессия». Почему же? А потому, что в Англии шла закулисная борьба по вопросу: идти ли на военное соглашение с Советской Россией? Был момент, когда англичане решили сорвать переговоры.
«При этом было признано, что в качестве предлога как для срыва переговоров, так и для их дальнейшей затяжки лучше всего воспользоваться вопросом об определении «косвенная агрессия». Так, английский посол в Москве Сидс отмечал в своей телеграмме Галифаксу от 12 июля, что для срыва переговоров лучше воспользоваться вопросом о косвенной агрессии, чем вопросом о военном соглашении (Documents on British Foreign Policy. 1919–1939. Third series. Vol. 6. P. 331)».
Но вернемся к творению Бунича. Он делает открытия из области мировой политики.
«Шуленбург — старый дипломат кайзеровской школы — ошеломлен. Советский Союз предлагает пакт о ненападении в то время, как в Москве начальники штабов СССР, Англии и Франции ведут переговоры о совместных военных действиях против Германии. Верх политического цинизма!»
На сей раз без грамматических ошибок, но по смыслу все конечно же неверно.
Пакт о ненападении предложила Германия, а не Советский Союз.
Молотов вспоминал:
«Это их инициатива — Пакт о ненападении. Мы не могли защищать Польшу, поскольку она не хотела иметь с нами дело. Ну и поскольку Польша не хочет, а война на носу, давайте нам хоть ту часть Польши, которая, мы считаем, безусловно принадлежит Советскому Союзу» (Ч у е в Ф. Ветер истории // Роман-газета. 1999. № 14. С. 13).
3 августа 1939 года Шуленбург посетил Молотова и сообщил ему, что Германия желает «согласовать сферы интересов». Молотов встретил Шуленбурга холодно, перечислив недружественные акции Германии: антикоминтерновский пакт, поддержку враждебных СССР действий Японии, отстранение Советского Союза от Мюнхенского соглашения. Обескураженный Шуленбург после этой встречи рекомендовал Берлину предпринять усилия, чтобы заинтересовать Кремль. 12 августа во время встречи временного поверенного в делах Германии Г. А. Астахова и работника Министерства иностранных дел Германии Ю. Шнурре последний упомянул о пакте о ненападении. Астахов сказал, что этот вопрос требует поэтапного обсуждения. Гитлер же на «этапы» времени не имел. 15 августа 1939 года, когда до намеченного срока нападения оставалось две недели, Риббентроп предложил Молотову заключить пакт о ненападении сроком на 25 лет.
Переводчик Сталина В. М. Бережков вспоминает:
«… На этом этапе Москва встретила германские предложения сдержанно. Молотов заявил Шуленбургу, что советское правительство, хотя и приветствует намерения Германии улучшить отношения с СССР, торопиться не намерено. Визит Риббентропа в Москву, пояснил нарком, «потребует соответствующей подготовки, чтобы обмен мнениями оказался результативным». Вместе с тем в ходе этой беседы Молотов проявил интерес к пакту о ненападении между Германией и Советским Союзом. Были затронуты и другие вопросы. В частности, нарком поинтересовался, готов ли Берлин повлиять на Японию в целях улучшения ее отношений с СССР, а также обсудить проблему гарантий Прибалтийским государствам. Дело, видно, тут было в том, что во время недавних переговоров с англичанами и французами выяснилось, что Лондон и Париж не намерены давать гарантий Прибалтике, как это они сделали в отношении Польши. Такую позицию в Москве расценили тогда как некий намек Гитлеру в отношении маршрута, по которому он может напасть на Советский Союз, не вызвав враждебных акций Англии и Франции. Теперь Сталин хотел, чтобы сам Гитлер закрыл себе путь через Прибалтику» (Бережков В. М. Как я стал переводчиком Сталина. М., 1993. С. 28).
Вопреки утверждению Бунина начальники штабов не вели переговоров, поскольку в английской и во французской делегациях начальников штабов не было.
Военную миссию СССР возглавлял К. Е. Ворошилов — нарком обороны, миссию Англии — комендант Портсмута адмирал Драке (фактически — отставной адмирал), миссию Франции — генерал армии Ж. Думенк.
Начальник штаба входил только в состав советской военной миссии, но и он ничего ни с кем не обсуждал. Б. Н. Шапошников выступил только один раз — на заседании 15 августа. Он дал информацию о вооруженных силах СССР и поставил вопрос о процентном соотношении войск СССР, Англии и Франции в трех возможных вариантах агрессии Германии: при ее нападении на Англию и Францию; при нападении на Польшу и Румынию и при нападении на СССР через территорию Балтийских государств и Финляндию.