Морской департамент США «выразил глубокое сожаление по поводу случившегося».
«7 ноября 1944 г. между городами Ниш и Алексинац группа американских военных самолетов атаковала колонну советских войск и завязала воздушный бой с вылетевшими для их прикрытия советскими истребителями. В результате налета советские войска понесли потери, с обеих сторон было сбито несколько самолетов».
Американское командование вновь извинилось: «Мы очень сожалеем о происшедшем в Югославии 7 ноября несчастном случае, который привел к гибели ценных русских людей в результате ошибки союзной авиации…»
Такое же сожаление выражало советское командование, когда залпы «катюш» внезапно накрывали позиции англо-американцев на Эльбе.
Я не собираюсь заявлять, что это были преднамеренные провокации или своего рода «пробы сил» перед масштабной схваткой. Для подтверждения этого у меня нет оснований. Но и для опровержения тоже нет.
Думаю, на несчастный случай или на роковое стечение обстоятельств всегда можно списать предупреждение союзникам, демонстрацию своей мощи и умения. А уж военные специалисты пусть делают соответствующие выводы.
Например, маршал И.С. Конев так вспоминал о полете в штаб 12-й армейской американской группы армий генерала О. Бредли: «Мы сели в его СИ-47. Всю дорогу нас сопровождали две эскадрильи истребителей. Они беспрерывно совершали в воздухе всевозможные эволюции, перестраивались, показывая высший класс группового полета, а когда наш самолет сел неподалеку от Касселя, истребители эффектно ушли на разных высотах, вплоть до самых низких. Не скрою, мне показалось тогда, что при помощи этого эскорта истребителей нам не только оказали почет, но и постарались продемонстрировать свое мастерство самолетовождения».
Конечно, нашим летчикам в борьбе с таким противником пришлось бы нелегко. Нужно учесть, что когда схватка происходила один на один, то союзники сражались с немецкими асами на равных, тогда как советская авиация завоевала господство в воздухе благодаря численному превосходству над люфтваффе. Но это численное превосходство сводилось на нет рядом с огромным англоамериканским воздушным флотом.
История не терпит никаких «что бы было, если бы…» Заставить солдат начинать войну с союзниками после победы над Германией было практически НЕ-ВОЗ-МОЖНО. Каждый человек на фронте и в тылу был уверен, что наконец-то закончилась ПОСЛЕДНЯЯ война. А фронтовики вспоминали, что многим от счастья даже не верилось, что наконец — ВСЁ. Закончилось.
О том какое значение имеет для солдат сознание того, что они воюют последний раз, в последней войне, лучше всего написал А.З. Манфред в своей монографии «Наполеон Бонапарт».
«…Солдатское терпение иссякло. Чтобы поддержать ослабевший дух, он сказал кому-то из солдат, что нужны последние усилия: эта война — последняя война. Такое слова нельзя было бросать на ветер; через два часа вся армия повторяла слова императора «это последняя война». Он не мог даже отступить от сказанного, это значило бы морально убить армию. «Последняя война» — эти слова обладали магической силой. Они превращали измученных, валившихся с ног от усталости людей в храбрецов и героев. Воспрянувшие духом солдаты были готовы теперь драться насмерть. Они шли вперед, штыками прокладывая себе путь для возвращения на родину. (…)
«Последняя война…» Какой огромной силой обладали эти два слова! Каждый их повторял; вся армия жила великой надеждой. Шутка ли, не кто-либо, сам император сказал: «Последняя война». Эти слова кружили головы, сердца; все думали о завтрашнем дне…»
Поэтому тогда, в 1945 г., новая война могла «морально убить армии». И ее пришлось отложить…
Кстати, и между нашими западными союзниками не было того единства, как принято считать. Мы зачастую их так и называем одним словом — «англомериканцы», хотя их отношения были далеки от идеала партнеров по военному блоку. Это для нас они «англо-американцы», единомышленники, нечто единое целое. А для них самих картина выглядела несколько иначе.
«Между англичанами и американцами вспыхнула ожесточенная борьба за обладание решающими штабными постами. Несмотря на декларированное единство целей, союзники старались посадить в штаб своих людей, которые стали бы особыми путями и своими средствами добиваться их достижения. Англичане предложили Эйзенхауэру длинный список заслуженных и опытных офицеров; американцы могли противопоставить им сравнительно немногочисленную группу офицеров, впервые получивших боевое крещение лишь в Северной Африке».
Тогда американцы стали козырять своим мощным военно-промышленным потенциалом и внушительной армией. В ответ на это англичане заявили, что возглавить объединенные силы должен именно англичанин Монтгомери: «Да, конечно, английская армия на поле брани малочисленна и слаба, но зато Англия имеет великого полководца!»
Далеко не всем американцам Монтгомери пришелся по вкусу.
«Рослый, великаноподобный Паттон, вояка и артисте громовым голосом, терпеть не мог щуплого, серого внешне, слабоголосого командующего 21-й группы. Один из богатейших людей Америки, а потому человек независимый, миллионер Паттон с явным пренебрежением смотрел на маленького английского генерала, всю жизнь прожившего на армейском пайке. Назначение Монтгомери командующим наземными силами союзников в Западной Европе было воспринято Паттоном почти как оскорбление. (В этом он был не одинок: другие американские генералы чувствовали себя так же.) Он без устали острил над Монтгомери, не останавливаясь перед серьезными вещами».
Так, например, «когда весной 1945 года почти все усилия англо-американских союзников были сосредоточены на подготовке пересечения Рейна группой войск под командованием Монтгомери, Паттон без помощи других и без многомесячной подготовки подобрался к Рейну и форсировал его за несколько дней до даты, намеченной генералом Монтгомери для переправы. Паттон преднамеренно задержал весть о своем пересечении Рейна, объявив об этом в самый канун форсирования Рейна войсками Монтгомери, чтобы испортить в мировой печати эффект ожидаемой операции. Это называлось: «Украсть заголовки у Монтгомери».
У союзников часто возникали разногласия из-за того, когда и какие именно цели должна бомбить авиация. И чья именно авиация это должна делать: английская или американская?
«Удачная высадка двух дивизий вскружила американцам голову: они не скрывали своего насмешливого отношения к англичанам. Какой-то остряк-янки сочинил анекдот, смысл которого сводился к тому, что английские генералы сели в Арнеме в лужу и, если бы не поляки, они никогда не выбрались бы из нее.
Отношения между союзниками, как при всяком кризисе, становились все напряженнее. Они посмеивались друг над другом, выпячивали свои собственные военные усилия, интриговали».
Разногласия и плохая координация действий сказывалась и на полях сражений.
«Танки 2-й британской армии, наступавшие на юг от городка Комон, ворвались в Вир первыми и заняли его без боя. Однако, осмотревшись, командир танкового батальона обнаружил, что захватил «чужой» объект: по плану союзного командования, Вир предназначался американцам. После некоторого раздумья, командир приказал своим танкам очистить «американский» город. Немцы воспользовались этим, поспешно бросили в Вир большие силы. Ожесточенные бои за этот важный пункт шли потом долго, были кровавыми, привели к большим потерям с обеих сторон».
Быть настороже по отношению друг к другу союзников заставляла и их внешняя политика.
Диктатор Испании генерал Франко настойчиво искал сближения с Англией против СССР и против США (!). В письме, переданном «нашему доброму другу британскому премьер-министру» испанским послом герцогом Альба, говорилось: «Если Германия будет уничтожена, и Россия укрепит свое господство в Европе и Азии, а Соединенные Штаты будут подобным же образом господствовать на Атлантическом и Тихом океанах, как самая мощная держава мира, европейские страны, которые уцелеют на опустошенном континенте, встретятся с самым серьезным и опасным кризисом в их истории».