«Сделав поворот влево, мы пошли вдоль противотанкового рва, подставляя, таким образом, свой правый борт под огонь вражеского дота. Снаряды стали попадать по бортовой броне. Идем боевым курсом, а снаряды бьют по борту, словно кувалдой по броне, но ни один пробить нашу броню не может. Командир танка лейтенант Качехин говорит:

— Ищите цели, надо же стрелять.

И тут механик-водитель К. И. Ковш заметил что-то очень похожее на самоварную трубу. Лейтенант Качехин говорит нам:

— Товарищи, это же наблюдательный пункт противника! — И тут же командует: — По трубе наблюдательного пункта — огонь!

В танке у меня обязанностей много. Я и за мотором слежу, и пушку заряжаю, и наблюдение через смотровую щель веду. Смотрю, сзади нас стоят какие-то жерди, а из-за них виден дымок. Да вот же отсюда мы только что получили попадание в борт! Я сразу же доложил командиру нашей машины, и он дал туда пять снарядов из пушки. Жерди, конечно, развалились, и под ними обнаружился дот. Вдруг наша пушка завибрировала.

— Неужели орудие сорвано? — спрашиваю я товарищей.

Посмотрели, не выходя из машины, вроде бы ничего, все цело. Едем дальше. Но тут наш танк обдало целым снопом искр. Остановились, постояли, поговорили между собой и снова поехали…»

А противник в это время стрелял по правому борту KB, однако водитель уверенно вел танк по трассе. Лишь один-единственный раз заглох мотор, но Ковш сумел снова его завести. Во время рейда танкисты увидели подбитый танк Т-28, подцепили его тросом и, ведя машину на буксире, благополучно вернулись в свое расположение. При осмотре опытной машины оказалось, что выстрелом из противотанкового орудия насквозь прострелен ствол танковой пушки. Следы сорока трех попаданий остались на корпусе и башне, несколько звеньев гусеничной цепи оказались помятыми, пробило каток, сорвало запасной топливный бак и надгусеничные полки, но броню KB финские пушки не смогли пробить.

Водитель-испытатель К. И. Ковш.

Испытатель А. И. Эстратов.

Чтобы ознакомиться с дефектами, выявившимися в конструкции, приехал Ж. Я. Котин. На танке KB, например, отсоединился топливный насос от двигателя. Муфта там крепилась только двумя болтами, к тому же плохо законтренными. Устранить эту неисправность удалось еще в ходе боя. Помогло то, что при компоновке машины конструкторы предусмотрели проход из центральной части машины в трансмиссионное отделение. Механик-водитель К. И. Ковш прополз до трансмиссии, а А. И. Эстратов, находясь на крыше моторного отделения, поднял и закрепил наружную крышку. После этого танк накрыли брезентом, чтобы не видно было свет с финской стороны, и Ковш стал проворачивать детали до необходимого угла. Затем очень удачно все соединил, и машина сразу завелась. Потом неисправность эта повторялась и на других машинах: слишком слабыми оказались выбранные конструкторами болты крепления муфты.

В целом же танк KB после боя оставался вполне работоспособной машиной, но из пушки стрелять уже было нельзя. Присутствовавший на испытаниях директор Кировского завода И. М. Зальцман решил послать за сменным стволом надежного и расторопного человека — шофера Ж. Я. Котина — И. Д. Климова. Вспоминая об этой поездке, Иван Дмитриевич рассказал:

— Приезжаю в Ленинград, на заводе в мою машину быстро погрузили ствол, в кабину сели заводские слесари, и мы поехали. По пути я прихватил валенки и тулуп для Котина, а то он в сапогах на сорокаградусном морозе совсем замерз. Привезли пушку, накрыли танк брезентом и заменили простреленный ствол.

Ж. Я. Котин не только присутствовал при каждом боевом применении опытных машин, наблюдая за их действиями с передовых командных пунктов, но лично разбирался со всеми неисправностями и проводил разборы действий всех членов экипажей. Главный конструктор потом не раз рассказывал об этом. Одно из таких свидетельств приведено в книге В. А. Чалмаева «Малышев».

«Позднее, — вспоминает Ж. Я. Котин, — водители, сидевшие в СМК и KB, рассказывали, что они испытывали довольно сложное ощущение. В танке грохот, снаряды один за другим бьют по башням, рикошетируют или „срабатываются“… Движемся к доту, а сами гадаем „пробьет — не пробьет“. Психологическая реакция у каждого была разная. Один вел счет попаданиям, другой — торопил со стрельбой…»

Подводя итог боевым испытаниям, командарм 2-го ранга, в последующем Маршал Советского Союза, К. А. Мерецков писал: «Хорошо показал себя при прорыве усиленного укрепленного района Сумма опытный тяжелый танк KB с мощным орудием. Этот танк, созданный на Кировском заводе, испытывали в бою его рабочие и инженеры. Он прошел через финский укрепленный район, но подбить его финская артиллерия не смогла, хотя попадания в него были… С тех пор я полюбил KB и всегда, когда мог, старался иметь эти танки в своем распоряжении. (…) Практически мы получили неуязвимую по тому времени машину. Это было огромное достижение нашей промышленности, внесшей серьезный вклад в развитие боевой мощи армии»[38].

Проанализировав действия опытных машин на Карельском перешейке и обстоятельства подрыва танка СМК на минном фугасе, командование фронта и Военный совет поставили перед конструкторами ряд конкретных задач: усилить днище танка так, чтобы оно не прогибалось от взрыва, усилить крепление электропроводки и топливных баков, срочно спроектировать противоминный трал и разработать специальные транспортные средства для эвакуации с поля боя подбитых тяжелых танков.

Кировский завод тут же приступил к выполнению порученных заданий. На танке KB усилили днище, улучшили крепление всех агрегатов машины и приступили к разработке противоминного трала. Такого опыта никто из заводских специалистов не имел, а дело не терпело отлагательства, так как мины на Карельском перешейке встречались повсюду: перед дотами и заграждениями, на дорогах и мостах, на железнодорожных переездах и в кучах хвороста, под небрежно брошенными досками или будто бы случайно оброненными предметами. Миноискателей войска не имели. Для борьбы с минами фронтовики использовали изобретенные тут же трал-кошки и другие импровизированные приспособления.

«С какими только заказами и требованиями не обращалось к нам, конструкторам, военное командование, — вспоминает А. С. Шнейдман. — Ж. Я. Котин никогда не отказывался от заданий, даже если они не имели непосредственного отношения к нам — танкостроителям. Все, без исключения, требования фронта рассматривались нашим главным конструктором и того же он требовал от ведущего состава конструкторского бюро. Ж. Я. Котин завел порядок, при котором каждый руководитель группы или просто квалифицированный конструктор должен был представить свой проект. Легкомысленные предложения подвергались резкой критике со стороны своих же товарищей, так как обсуждались коллегиально. При этом Ж. Я. Котин строго следил, чтобы ни один автор не подвергался осмеянию, так как это могло, по его мнению, привести к снижению творческой инициативы конструкторов. Он требовал рассмотрения любого предложения и, как правило, брал при этом автора под защиту».

И. Д. Климов — шофер главного конструктора, проработавший с ним с 1937 по 1968 г.

Конструктор В. И. Таротько.

К работе по проектированию противоминного трала приступила группа молодых конструкторов завода под руководством Н. Л. Духова. В этой группе трудились инженеры Д. Е. Григорьев, Л. Н. Переверзев, В. И. Таротько, Г. А. Турчанинов, М. Т. Шелемин, Б. Н. Яковлев. Противоминные тралы они конструировали в различных вариантах с использованием колесного трактора «Универсал», с дисками, с катками и плугами. Все разработки конструкторов выполнялись в цехах завода прямо с листа, сами конструкторы нередко выполняли обязанности технологов, мастеров, слесарей, работали круглосуточно, добиваясь выполнения задания в минимально короткие сроки.