Джемми при этом кивал и выглядел настолько понимающим, насколько вообще возможно для мальчика восьми-девяти лет.

Он заключил, что новая знакомица, должно быть, настоящая простачка, раз не смогла лучше приглядывать за вещами.

— Да, — уныло согласилась Кэтрин, — я и в самом деле очень наивна.

— Ага, все эти грабёжники и щипачи могут сбыть носовой платок быстрей, чем вы вытрете нос. Странно ищо, что эта коробка до сих пор при вас.

Кэтрин посмотрела на шляпную картонку и задумалась. Раз для людей, о которых говорил Джемми, носовой платок обладал такой ценностью, то у неё непременно найдётся что-нибудь, что можно заложить, дабы оплатить проезд в дилижансе. Размышляя таким образом, мисс Пеллистон не могла не заметить тоски, с которой её юный кавалер взирал на огромное фруктовое пирожное, поданное толстому джентльмену за соседним столиком.

Открыв шляпную картонку, Кэтрин принялась рыться в содержимом.

— Как думаешь, Джемми, — наконец произнесла она, извлекая на свет божий персикового цвета ленту, — нельзя обменять её на одно из тех пирожных?

Глаза паренька округлились.

— О, ищо бы, мисс… — Но тут он взял себя в руки: — Но вы не должны.

— Ох, ну конечно, должна. Отнеси ленту своей подруге-пекарке и спроси, не согласится ли она взять её вместо денег.

С нежданным сокровищем в руках мальчик стрелой помчался к хозяйке магазина, и между ними произошёл разговор, из которого Кэтрин не удалось разобрать ни слова из-за громких голосов и грохота вокруг. Увидев, что стряпуха вопросительно взглянула на неё, мисс Пеллистон слегка улыбнулась и кивнула в ответ. Пожав плечами, повариха на мгновенье отвернулась, а затем вручила Джемми тарелку, где красовались два пышных фруктовых пирожных, при одном виде которых просто слюнки текли.

— Она сказала, — пояснил Джемми, ставя лакомство на грубо сколоченный стол, — что только попридержит её у себя, покуда вы не сможете заплатить.

Спутница его откусила лишь кусочек десерта, прежде чем заявить, что слишком сыта, чтобы как следует им насладиться. Кэтрин настояла, чтобы Джемми не позволил добру пропадать. Когда она отказалась от своей порции, на круглой мордашке мальчика появилось задумчивое выражение.

Кэтрин подождала, пока он расправится с десертом, прежде чем попросить проводить её до ближайшего ломбарда.

— Зачем? — удивился тот.

— Мне нужны деньги, — покраснев, объяснила она. — Похоже, остался единственный способ для меня раздобыть хоть немного.

К несчастью, Джемми «ничо» не знал о ломбардах, за исключением лишь, может, тех, что располагались поблизости от Петтикоут-лейн [32] — в районе, где, как быстро пояснил он, наивным девушкам вовсе не место. Вместо этого Джемми вызвался проводить новую знакомую к миссиз, которая могла ответить на её вопросы лучше, чем он сам.

Миссиз, судя по всему, уже прекратила разражаться, потому как, стоило Джемми переступить порог ателье, заключила его в добродушные объятия. А затем пухлая modiste схватила мальчика за плечи и принялась слегка встряхивать, допытываясь, где носило этого бедокура, пока она места себе не находила от беспокойства. И только закончив бранить паренька и повторять, что он за маленький паршивец, она обратила внимание на молодую женщину в безвкусном сером платье, терпеливо стоящую в дверях.

И только Кэтрин шагнула внутрь, чтобы представиться и осведомиться относительно ломбардов, как тут же изумлённо вздрогнула, услышав, как Джемми объявил:

— Я рассказал ей, что Энни заболела и что вам нужна девушка. А миз нужна работа — ну, вот я и привёл её.

Глава 7

Миссиз, как оказалось, звали мадам Жермен. То была женщина чувствительная и с весьма переменчивым нравом.

И хотя темперамент мадам можно было счесть галльским, все притязания на принадлежность к сей славной нации ограничивались именем её покойного мужа. Мадам была француженкой не больше, чем мисс Пеллистон… по сути, даже меньше, ибо её предки не пришли в Англию вместе с Завоевателем [33].

Одного взгляда на бледное измождённое лицо девушки хватило, чтобы чуткое сердце modiste смягчилось. Что и немудрено для женщины, призревшей мальчишку, обещавшего стать малолетним преступником, в то самое мгновение, как прознала о его беде от жены церковного сторожа.

Однако мадам в жизни бы не достигла своего теперешнего благосостояния, не будь она до мозга костей прозорливой деловой женщиной. Она тут же разглядела, что неприметное серое платье превосходно скроено, аккуратно сшито и вполне благопристойно, как и подобает облачению приличной работящей женщины. И то обстоятельство, что мадам отчаянно нуждалась в приличной работящей женщине, побудило портниху принять быстрое решение. Под каким-то предлогом она провела Кэтрин в свой кабинет, принялась потчевать чаем с печеньем и немедля начала задавать вопросы, на которые мисс Пеллистон, что весьма странно, отвечала так, будто и впрямь искала работу.

Но Кэтрин, в свою очередь, тоже долго не раздумывала. Дома не ждало ничего кроме унижения. Тётушка Дебора никогда не позволит забыть, как она опозорила их всех, а батюшка позаботится о том, чтобы дочь всю оставшуюся жизнь сожалела о своём мятежном порыве… если, конечно, хлыстом не выгонит её из дома.

А здесь ей, напротив, представилась возможность начать новую жизнь под новым именем. Когда совесть Кэтрин взялась утверждать, будто ожидающее её дома наказание вполне заслужено, девушка уняла её мыслью, что работа — более полезное покаяние, нежели покорное выслушивание бесконечных упрёков и брани.

«В конце концов, Господь всякого судит по делам», — заключила молодая леди, приняв предложение мадам.

Кэтрин Пеллистон — а ныне Пеннимен — станет сама зарабатывать себе на жизнь, терпеливо снося все невзгоды выпавшего ей жребия, подобно другим не принадлежащим к привилегированному сословию женщинам.

Она радовалась, что прилежно исполняла довольно унылые обязанности благородной леди, заключавшиеся в помощи заболевшим крестьянам и бесконечном шитье для бедняков. Ведь те часы, проведённые с иглой в руках, с этого времени обеспечат ей средства к существованию.

И вновь Кэтрин поразилась малышу, что подвёл её к сему судьбоносному решению. Очевидно, он сразу же привязался к ней, да к тому же в жизни не слыхал о бароне Пеллистоне. Для Джемми она была всего лишь таким же, как и он сам, беспризорником, нуждающимся в работе и крыше над головой.

Крыша над головой. Боже правый! Где же она станет жить?

— Мадам Жермен, — нерешительно заговорила Кэтрин, — прежде чем я приступлю к работе, не покажете ли вы мне дорогу к ближайшему ломбарду?

Когда Кэтрин объяснила изумлённой modiste, что ей просто необходимы деньги, дабы заплатить за жильё, да ещё призналась, что не имеет представления, где это вышеупомянутое жильё искать, Джемми не выдержал:

— Ну, что я говорил — она настоящая простачка. Вы должны поселить её наверху с Бетти, миссиз.

— О нет, — вскричала Кэтрин, заметив сомнение, ясно написанное на лице портнихи. — Я бы в жизни не стала вас так обременять.

Мрачные пророчества Джемми касаемо того, что может произойти с миз Кэтти, коли отпустить её без присмотра на улицу, вкупе с полным гордого достоинства отказом новой работницы от любой милостыни, развеяли сомнения мадам. Пустая кровать на чердаке в комнате горничной Бетти не оставляла ни единой причины, почему бы мисс Пеннимен не расположиться там, покуда она, получив жалование, не сможет подыскать более приличное жильё.

После долгих споров и множества ещё более мрачных пророчеств от Джемми Кэтрин уступила, но с условием, что сможет отплатить за оказанную милость. Взглянув на мальчугана, она предложила обучать Джемми основам чтения и письма.

Мадам ухватилась за это предложение так, словно бы мисс Пеннимен её озолотила.