V.
Какие эти бабочки ночные,
Бог их прости, чудные! Днем кора
Их стережет, проснутся и, седые
Лунатики, летят незримо… На Петра
Похожи моего… Огня, огня им надо!
И упадут на стол и смутно на столе
Сидят и думают… Не вынести их взгляда,
Так холоден и жуток он во мгле…
Как будто непосильная задача
Их всех томит — в воскрыльях крылья пряча,
Вцепившись судорожно в ткань скатерти, сидят…
Забыта ночь, а свет не понят, не объят!
VI.
И им лететь, им жить уже не надо —
Понять, понять и без конца смотреть,
Как будто для того сошла для них прохлада,
И ночь сошла… Понять и — умереть!
Но вот опомнились, иль поняли, и бьются
В огонь свечи и в стекла ламп, и вот —
Лежат убитые… А тени ночи вьются,
И время их без них к заре течет.
Пусть так, но поняли; пусть так, но жили, жили
Не так, как ночь хотела, как решили
За них определенные часы,
Хранящие до солнца тайну мглы!
VII.
Дома с квартирами — шкатулки несессеров -
Живут бок-о-бок и не знают, кто и что…
На окнах средних этажей портьеры,
На верхних — сторы, нижних — кое-что;
В подъездах карточки визитные, на досках
Графленых темные фамилии жильцов,
Галоши с буквами на вытиралках жестких,
Да письма на столe с десятком адресов;
По лестнице с окошками-тенями
Смех, беготня детей и гаммы за дверями,
Да чей-то окрик на прислугу: «Ты опять
Пересинила — все перестирать!»
VIII.
Квартирную хозяйку Агриппиной,
Как тетку, звали. Старая была,
Казалось — дунешь, и рассыпится… Ундиной
Она, как скаред, в ванной комнатe жила.
Очки носила, хоть была глазами
Остра… Туфлями шаркая, в чаду
Маячила на кухне и, плевками
Отхаркиваясь, шлепала в углу.
Варила на огромной керосинке
Обеды для жильцов и к ножкам и грудинке
Умела делать соус митральёз,
А в праздники и кашу бордапёс.
IX.
В угрюмой комнате с продавленным диваном
И с шифоньеркою, ходящей ходуном,
С гармоникой под окнами, с цыганом
В сусальной рамке, с ломберным столом,
Залитым сплошь чернилами — Петр с Кадей
Неслышно жили. Неуют, тоска
Нависли в комнате. В тяжелом, мертвом взгляде
Брандмауера из темного окна
Жил соглядатай, злобный и бесстрастный,
Развязку торопил нетерпеливо-властный,
И ночью в каменной решетке, как зрачки,
Горели тусклые, багровые огни.
X.
Петр переводами в журнал перебивался,
В газете помещал грошевые статьи,
Уныло по редакциям шатался
И задыхался там в двойной пыли —
В пыли политиков и предержащей власти.
Серьезные дебаты главарей
И споры молодежи разной масти
Все делались несносней и скучней.
Казалась странной их ортодоксальность,
Знакомый маринад сквозил сквозь их банальность…
Пророки-старики, Кропоткин и Толстой,
Одни влекли глубокой простотой…
XI.
Толкучка редакционная, шатанье
Из этажа в этаж, из зала в зал,
Питье чаев, по канапэ валянье…
Экстракты сплетен скучно разводнял
Знакомый трюк знакомых анекдотов…
Писалось, как заранe решено
Редактором… Словесных антрекотов
И шнитцлей кухня — все наперчено,
Все смазано горчицей: — ешь, читатель,
Скандалов, эксцентричностей искатель!
Авось рассудок засоренный твой проймет
Из пикулей и капорцев компот.
XII.
По улицам кипучим, площадями
С палатками торговцев мелочных
Шел, стиснутый людьми и лошадями.
Кишела снедь за рамами двойных
Блестящих стекол; вычурны и ярки
Сползали с выставок обложки книг;
Сидели куклы; странных пагод арки
Стояли из коробок; «Венский Шик»
Развернут был на узких грустных дамах;
Невероятные ботинки; в гладких рамах
Портреты завитых испуганных детей…
Ах, снова бабочка — привет глухих ночей!
XIII.
Она меня преследует… Что ж нужно
Тебе, мой серенький приятель, от меня?
Иль для тебя легенда город душный,
Похожая на ободок огня?
Тебе — огонь твой, мне — мой город зимний
Равно убийственны и чужды нам равно!…
И встретиться когда-нибудь, скажи мне,
В ночном лесу с тобой нам суждено?
Увидишь ты меня — я не увижу,
И будешь ты летать все ближе-ближе,
И наконец сморгнешь своим крылом
Мою слезу, Бог ведает — о чем.
XIV.
Петр приходил домой усталый, раздраженный,
И в комнате ее не заставал,
И в полу-мгле, под грохот монотонный
Глубокой улицы, холодный суп глотал;
Ложился на диван и слышал смутно:
«Ты здесь? Вернулся… Лампу бы зажег!»
И было встать томительно и трудно…
И вспыхивал качаясь огонек —
Она — в знакомой кофточке, в знакомой
Широкой шляпе: «Что ж, вот я и дома!…
Спроси, где я была! Не интересно, нет?
…Нет, почему ж… Я знаю твой ответ!»