Коломбина оставалась непривычно тихой, но, когда Корда на нее посмотрел, она сделала вид, что пожимает плечами.

– Я контролирую все доступные мне коммуникационные каналы. По-моему, никого поблизости нет.

– Вы мне поможете, учитель? – спросил Мило. Корда внимательно на него посмотрел. Если это и в самом деле Мило... Он очень хочет узнать о том, что с ним произошло, ему не терпится получить ответ на таинственную загадку, пусть и прошло с тех пор столько лет. Но что-то внушало беспокойство, и Рене колебался, не зная, стоит ли принимать план Мило.

– А откуда мне знать, что ты действительно Мило? – спросил он. – Я видел, как ты изменил внешность, – чуть раньше ты был Глифнодом Гару. Почему я должен тебе верить? Может, ты просто превратился в моего ученика, зная, что я иду по твоему следу.

Мило фыркнул. Казалось, он немного расслабился, словно был уверен в том, что Корда его выслушает.

– А если я расскажу вам то; что не известно никому другому, – какой-нибудь эпизод из нашего с вами опыта, вспомню о событии, не записанном в биографиях великого Рене Корды?

Корда кивнул. Мило всегда любил немного подразнить своего учителя по поводу прошлых заслуг и славы лучшего среди людей создателя вселенных. Впервые он подумал, что, вполне возможно, Мило уже тогда понимал – Рене Корда намеревается свернуть свою деятельность и в скором времени уйти на покой. Может быть, ядовитые шутки были направлены на то, чтобы расшевелить его, заставить снова захотеть работать, отказаться от слишком удобной и безмятежной жизни?

– Продолжай, Мило, – сказал он, изо всех сил стараясь скрыть свои мысли и чувствуя, что начинает испытывать расположение к молодому человеку.

– Когда я учился в вашей группе – после того, как отпали все тупицы, – начал Мило, – у нас была девушка. Бойкая блондиночка. Мне всегда казалось, что она в вас влюблена и что вам она тоже нравится, – хотя, естественно, вы настоящий профессионал и никогда не назначали свидания студенткам.

Корда почувствовал, как из-под воротника на лицо поползла алая краска, однако не стал перебивать Мило.

Мило ухмыльнулся:

– Звали ее Кортни, но вы всегда называли ее «мисс». А она вас...

– Прекрати! – выкрикнул Корда и поднял руку. – Достаточно. Теперь я совершенно уверен, что ты Мило. Я тебе верю.

– А вы не хотите, чтобы я закончил? – спросил Мило. – Кортни всегда называла вас...

– Нет, достаточно, на самом деле, хватит, – смущенно протянул Корда.

– Солнце мое? – спросила Коломбина.

– В самое яблочко! – сказал Мило, который посчитал слова Коломбины продолжением собственной мысли, а не вопросом, адресованным Рене.

– Пожалуйста! – Теперь Корда обращался к ним обоим. – Я верю, что ты Мило. Ты уже говорил, что у нас мало времени. Давай отключим эту вселенную!

Пожав плечами и едва заметно улыбаясь тому, что ему удалось смутить великого Рене Корду, Мило протянул своему учителю разноцветную пирамиду.

– Какая-то невозможная загадка. Я запутался – она разбирается весьма необычным образом. Немного зная образ мышления Алакры, могу предположить, что здесь задействован какой-нибудь редкий вероятностный закон.

Корда поставил пирамиду на стол.

– Вне всякого сомнения, ты привык пользоваться для разрешения сложных задач собственной головой, Мило, и потому забыл о том, что в нашем деле инструменты частенько оказываются весьма кстати.

Рене вытащил свой Универсальный Инструмент и включил вероятностный драйвер. Приложив его к пирамиде, последовал за импульсом и повернул одну секцию, выровнял с другой, снова повернул и продолжал манипуляции до тех пор, пока пирамида не легла на стол, став плоской.

Как только это произошло, появился ряд кнопок. Корда принялся на них нажимать в последовательности, которую он определил скорее интуитивно, чем руководствуясь какими-то определенными знаниями. Послышался глухой хлопок, стена за диваном исчезла, и их глазам предстала панель управления ключом от мира.

Коломбина бросилась вперед.

– Пол тут немного сырой, так что ступайте осторожно. Думаю, все пространство было заполнено водой, чтобы сканеры показали, будто это монолит. Им даже меня удалось обдурить!

Мило на мгновение задержался, прежде чем последовать за Кордой и Коломбиной. Как только они запустили последовательность операций отключения вселенной от времени, молодой человек пристально посмотрел на учителя:

– А вам не кажется, что использование вероятностного драйвера было не очень элегантным решением задачи?

– Может быть, и так, – пожав плечами, ответил Корда. – Только давай я тебе объясню это с другой позиции. Ты находишься на самом нижнем этаже дома, и тебе нужно попасть на чердак. Каким будет наиболее элегантное решение – подняться вверх по лестнице или начать прорубать отверстия в полу, чтобы забраться наверх через них?

– Я понял, что вы имеете в виду. Благодарю вас..., учитель. – В голосе Мило не было даже намека на язвительность.

Корда отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Вне всякого сомнения, Мило обладает блестящими способностями, но иногда они делают человека слепым.

После того как вселенная Фортуна погрузилась в стасис, Корда и Мило вернулись в офис и уселись рядышком на диване, чтобы одно темпоральное поле накрывало обоих. Коломбина заверила их, что коньяк в хрустальном штофе, стоящем на буфете, является великолепным напитком – своего рода произведением искусства.

Пока Мило наливал по чуть-чуть в тонкие и круглые, точно воздушные шары, бокалы, Корда тихонько попросил Коломбину связаться с Мириам, Тико и Арабу и сообщить им, что он жив и продолжает заниматься своей работой, – чтобы те не волновались. А потом повернулся к Мило.

Корда знал, что всегда будет думать о нем как о юноше. И в самом деле, Мило исполнилось не больше шестидесяти или семидесяти лет, но глаза у него были старого и очень уставшего человека, даже целый курс препаратов, продлевающих жизнь, не смог бы ничего изменить. Как бы он ни провел эти годы, жизнь Мило вряд ли была мирной и беззаботной.

Сделав небольшой глоток коньяку, без лишних предисловий Мило начал свой рассказ:

– Я родился в системе Сисвиг, на планете Пасква. Замечательное место, в особенности для ребенка. Когда мои родители были детьми, систему купила группа бизнесменов, организовавших совместное предприятие и вложивших деньги в терраформирование Пасквы, – они захотели превратить планету в идеализированный, пасторальный вариант Земли. Множество лесов, огромные сельскохозяйственные угодья, горы, океаны... Учитель, надеюсь, вы понимаете, о чем я..., вы же и сами построили немало миров вроде Пасквы.

– Да, построил..., и... Мило..., почему бы тебе не попытаться называть меня Рене – это мое имя, и я буду рад, если ты станешь им пользоваться. В конце концов, мы же друзья.

Еще один глоток коньяку позволил Мило скрыть свое мимолетное смущение.

– Спасибо, Рене. Я рад, что вы готовы считать меня своим другом – еще до того, как узнаете, почему я сделал то, что сделал.

– Ну, – перебил его Корда, – я не говорил, что полностью с тобой согласен. Я хочу сначала тебя выслушать и только потом делать серьезные заявления насчет того, одобряю я тебя или нет. Как ты думаешь, это справедливо?

– Абсолютно, – ответил Мило, а потом, откашлявшись, продолжал:

– Экономика системы Сисвиг главным образом основывалась на эксплуатации имеющихся там полезных ископаемых. Но не в обычном смысле. Владельцы колонии кое-что почерпнули из опыта других миров. Они решили, чти Сисвиг не станет заниматься экспортом минералов, – зачем давать возможность разбогатеть чужакам? Вместо этого они понастроили фабрик и заводов на обеих лунах Пасквы, и колонисты стали получать работу и готовую продукцию.

К тому моменту, когда я родился, система Сисвиг процветала. Я жил на Паскве с родителями и бабушкой Долби, пока мне не исполнилось двенадцать. А потом все изменилось.

Корда вспомнил, почему название планеты показалось ему знакомым, когда Мило упомянул Паскву, но решил промолчать и велел Коломбине сделать то же самое. Если его догадка верна. Мило не только нужно излить душу, но, по всей видимости, сейчас он впервые позволил себе рассказать постороннему человеку об ужасе, про который весь цивилизованный космос мог говорить лишь шепотом. Вероятно, Мило – единственный оставшийся в живых свидетель тех страшных событий.