«Осенних дней и дождика мы ждали…»
Осенних дней и дождика мы ждали
В деревне с нетерпением. Покой
Они несли и творческой печали
Томительный и сладостный настой.
Как книжка сказок, что давно забыли,
Открыли — оторваться не смогли, —
Так детских лет опять проходят были
И чудеса покинутой земли.
Быль не вернется. Ничего не будет
И чудеса не ждут нас впереди,
Но разве память не приют и чудо
И не готовы к странствиям ладьи!
«Там, на дереве, солнцем нагретая…»
Там, на дереве, солнцем нагретая,
Эта слива сочна и нежна,
В плащ закутана фиолетовый,
Летним днем так блаженно пьяна.
Шмель над нею, как шалый, проносится,
Тихо бабочка кружит, легка.
И коснуться рука моя просится,
И жалеет, и медлит рука.
«И закаты, и ночь, и прибой…»
Ренэ Герра
И закаты, и ночь, и прибой,
И пустынные долгие пляжи.
То маяк загорится слепой,
То скала о прошедшем расскажет.
Голос моря и грозен, и строг,
Как далекого грома раскаты.
Поднимается ночь на порог
Предрассветного часа и брата.
Одиночество гордых стихий.
Нет букашки и нет человека.
Но сродни им любовь и стихи
И пребудут от века до века.
Бретань
И. и В. Работиным
Кораблик, грубо позлащенный,
Моряк в собор принес.
В семью пучиной возвращенный
Своих не прячет слез.
На сельском кладбище Бретани
Товарищи лежат…
Лишь он, спасенный, утром ранним,
Сладчайшей жизни рад.
Гудят органом океаны
Еще в его ушах,
Стучат дожди, плывут туманы,
Все выше волн размах…
И вдруг привиделся собора
Родного дальний крест.
О помощи большой и скорой
Воззвал… И вот окрест
Все та же бедность, лодки, сети,
Чепцы рыбачек, дом —
Печать промчавшихся столетий,
Поющих об одном.
Брату
И радостно и так боязно
Быть снова с детством заодно.
Оно стучится неотвязно
Глубокой старости в окно.
И вот теперь еще милее
В обличьи праздничном своем,
Как будто там, в конце аллеи,
Ждет старый деревянный дом
В семнадцатом уже сожженный…
Но памяти моей не сжечь.
Она упряма, непреклонна
И не тростник она, а меч.
И будет, как тогда бывало
И я приду благодарить
За все, чем встарь пренебрегала,
Чтобы начать скорее жить.
«Ты родился в весенний день…»
Ты родился в весенний день,
Когда чуть зеленеют ивы,
Набухает в саду сирень,
Возвращается грач счастливый.
И в усадьбе родной пекут
Пышных жаворонков чудесных,
Что под сердцем своим несут
Рубль начищенный, счастье, песню.
«Облака — кочевники цыгане…»
Облака — кочевники цыгане
Табором стояли на закате,
На зелено-золотой поляне,
Утопая в лютиках и мяте.
Отдыхали кони и телеги.
Распахнулись пестрые палатки
Легким кровом нищеты и неги,
Жизни обольстительной и краткой.
«Цветы и травы семена…»
Цветы и травы семена
Опять беспомощно роняют.
Покинут дом… И тишина,
Платок накинув, у окна,
Недавнее перебирает.
По четкам дней рука скользит,
Остановившись, замирает.
А там, в окне, все тот же вид:
Холмы, оливы, эвкалипт —
К себе зовут и утешают.
«Скупые старческие слезы…»
Скупые старческие слезы
И длинный перечень обид
Лишь богадельня сохранит…
Под золотым дождем мимозы
По парку призраки бредут,
С исчезнувшим перекликаясь.
Как страшно быть последним в стае,
Прощальный отдавать салют…
А корабли на дно идут…
«Я родилась при первом снеге…»
Я родилась при первом снеге
В далекой северной стране.
На сани сменены телеги,
Дороги чище и ровней.
Еще семья цела и вместе
Рожденья празднуется день.
Богатой будущей невесте
Сулится роскошь — дребедень!
И лишь отец мудрее, строже.
Ей будущий готовя дом,
Основу крепкую положит
Прозрачным пушкинским стихом.
Подводит жизнь свои итоги:
И смутою разлучена
Семья… И первые ожоги
Любви… И бедности стена.
И брак, как в старину, до гроба
В тиши забытых деревень,
И воздух дней совсем особый —
Татьянин воскрешенный день.