Твой А. Чехов.

23 ноября 1903.

Адрес:

Москва.

Доктору

Николаю Ивановичу Коробову.

Калужские ворота, 1-я Городская больница.

4251. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 ноября 1903 г. Ялта.

Дуся, немецкая лошадка, посылаю рекомендацию, о которой ты писала. Думаю, что я так написал. Если же не так, то пусть Егор подождет немного. Скажи ему, что я решил подождать еще немного, и если жена меня не вызовет наконец, то я уеду в Москву без всякого позволения. Так и скажи ему.

Получил письмо от Сулера. Пишет, что у вас в театре не совсем благополучно, будто какие-то недоразумения. Если это правда, то жаль. Но думаю, тут пустяки, одни разговоры да слухи.

Ольга Михайловна выехала, теперь в Москве.

Мать приехала в Москву, и вы, т. е. ты и Маша, убедились наконец, что никаких у нас с ней недоразумений не было. Выехала она, потому что ей было очень, очень скучно, я настоял. Мне кажется, что в декабре она уже начнет скучать в Москве, и тогда может поехать с Машей опять в Ялту.

Погода изумительная, райская, ни одной сколопендры, ни одного комара; но боюсь, что как я на пароход, так и задует. Арсений полнеет, благодушествует, Шарик вырос, лает днем и ночью.

Значит, Немирович не читал моей пьесы в Общ<естве> любителей слов<есности>? Началось с недоразумений, недоразумениями и кончится — такова уж судьба моей пьесы.

Если шуба будет тяжелой, то не проси тогда милости — отколочу, изобью вдребезги. Не вели класть ваты, не лучше ли какой-нибудь пух, вроде, скажем, гагачьего.

Если увидишь Костю раньше меня, то скажи ему, что Софья Павловна выздоровела.

Ну, обнимаю тебя и, схватив на руки, начинаю прыгать. Господь с тобой.

Твой А.

25 ноября.

Не скупись, старайся, чтобы шуба была полегче: ведь мне и в пальто теперь тяжеловато.

На конверте:

Москва.

Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина, кв. 35.

4252. Л. А. СУЛЕРЖИЦКОМУ.

25 ноября 1903 г. Ялта.

25 ноября 1903.

Милый Лев Антонович, большое Вам спасибо за то, что наконец собрались написать, Ваше письмо доставило мне немалое удовольствие. Хотелось бы повидаться с Вами и потолковать о том о сем, о хохлах, о Вашем будущем имении, о редиске и бобах, которые будут произрастать под Вашим наблюдением. Очень рад, что Вы стали думать иначе о нас, хохлах; и теперь бы мне еще хотелось сбить Вас с мысли об Орловской и Курской губ<ернии>. Для чего забираться так далеко, если можно найти подходящий клочок земли в Московской? Вам надо поближе к Москве, в 3—5 верстах от станции, около реки или пруда, десятин 5—10 — не больше, нужен сад и огород. Если Вы насадите яблонь (антоновка, зимняя), десятины две, если затеете огород и парник, то у Вас будут заняты и лето, и зима, и через пять лет maximum Вы уже будете получать доход, задавать балы и носить на животе золотую цепочку. Главное — возможность ежедневного сбыта, имейте сие в виду. А без сбыта никак нельзя, как бы просто Вы ни жили; сбыт вдохновляет — это раз, а во-вторых, читайте Г. Джорджа, буде мне не верите. При свидании поговорим очень обстоятельно, а пока умолкаю. Приеду скоро, очень скоро, должно быть, в начале будущей недели.

О недоразумениях в Художеств<енном> театре ничего не слышал, мне ничего не пишут неприятного, все благополучно, по-видимому.

Трофимов на Вас не похож ни капельки.

Жене Вашей и великолепному сыну, Вашему наследнику и кормильцу в старости, мой поклон.

Крепко жму Вам руку. О том, когда приеду, сообщу Вам. Будьте благополучны.

Ваш А. Чехов.

В Московской губ<ернии> и построиться можно дешевле и лучше.

Я кашляю.

Вы живете в Молочном переулке, дом Градобоевой. Какое предзнаменование! Очевидно, Вам надо будет иметь побольше коров и избегать посевов.

4253. П. Ф. ИОРДАНОВУ

26 ноября 1903 г. Ялта.

26 ноябрь 1903.

Ялта.

Многоуважаемый Павел Федорович, недавно через агентство Русского общества я послал Вам небольшую пачку книг; на днях тоже вышлю, вероятно, по почте тоже небольшую пачку.

Вчера был у меня мой двоюродный брат, показывал мне Ваше письмо, где Вы говорите о том, чтобы я похлопотал насчет его, брата, почетного гражданства. С удовольствием, только напишите мне, где этот самый "наблюдательный комитет" и кто там главный или главные.

Мне нездоровится, между тем нужно ехать в Москву. Во-первых, тянет туда ужасно, и, во вторых, денег нет, надо поработать немножко, пьесу поставить и проч. и проч. В письме к брату Вы пишете о моем юбилее. Юбилей сей будет еще нескоро, вероятно, в 1906 или даже в 1907 г. (в январе, вернувшись домой, перерою у себя старые письма и наведу справки); да и помимо сего, мне нездоровится, настроение у меня совсем не юбилейное, и я убедительно прошу Вас отложить юбилей и разговоры о нем впредь до благоприятного будущего. В январе, наведя справки, я напишу Вам подробно и обстоятельно, а пока будьте отцом-благодетелем, отложите вопрос об юбилее на самую верхнюю полку.

В эту осень я чувствую себя хуже, чем в прошлую. Второй том Шильдера "Николай Первый" будет выслан, Пушкин — тоже.

Теперь я в Ялте, после первого декабря мой адрес будет такой: Москва, Петровка, д. Коровина.

Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы и благополучны. Крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

На конверте:

Таганрог.

Его высокоблагородию.

Павлу Федоровичу Иорданову.

4254. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 ноября 1903 г. Ялта.

27 ноября.

Дусик, собачка нужна в I акте мохнатая, маленькая, полудохлая, с кислыми глазами, а Шнап не годится. Очевидно, мне будет позволено приехать в Москву в августе, не раньше. Милая моя начальница, строгая жена, я буду питаться одной чечевицей, при входе Немировича и Вишневского буду почтительно вставать, только позволь мне приехать. Ведь это возмутительно — жить в Ялте и от ялтинской воды и великолепного воздуха бегать то и дело в W. Пора же вам, образованным/людям, понять, что в Ялте я всегда чувствую себя несравненно хуже, чем в Москве. Было спокойное, тихое море, а теперь бурлит, высокие волны хватают до самого неба, и дождетесь вы того, что погода так испортится, что нельзя будет ни выехать, ни доехать.

Я приеду в спальном вагоне; шубу не тащи в вагон, будет холодная, я надену ее в вокзале.

Какой ты стала скрягой! Ты скоро будешь наклеивать на письмах марки, уже бывшие в употреблении. Отчего ты ничего не телеграфируешь? Я боюсь, что приказ ехать в Москву ты пришлешь по почте, а не по телеграфу. Я тебе отдам десять рублей, только не скупись, телеграфируй мне, не жадничай.

Скажи матери, что стекло от очков, оказалось, было обронено Варварой Константиновной, которая, кстати сказать, обещала побывать у меня еще до моего отъезда.

Стало холодно. Погожу немного, если не напишешь или не телеграфируешь, чтобы я приехал, то уеду в Ниццу или куда-нибудь, где повеселее.

Обнимаю тебя, лошадка, господь с тобой, моя радость. Итак, я жду и жду.

Твой А.

На конверте:

Москва.

Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина, кв. 35.

4255. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

29 ноября 1903 г. Ялта.

29 ноябрь.

Я уже не знаю, лошадка, что мне делать и что думать. Меня упорно не зовут в Москву и, по-видимому, не хотят звать. Написала бы откровенно, почему это так, что за причина, и я не терял бы времени, уехал за границу. Если бы ты знала, как скучно стучит по крыше дождь, как мне хочется поглядеть на свою жену. Да есть ли у меня жена? Где она?

Больше писать не стану, это как Вам угодно. Писать не о чем и не для чего.

Если получу сегодня телеграмму, то привезу тебе сладкого вина, если же не получу, то кукиш с маслом.